Вокруг Чехова

турецкий поход и участвовавший во многих сражениях, – Иван Леонтьевич Леонтьев.

Антон Павлович скоро познакомился с ним, они быстро сошлись, и Жан, как прозвал его

Чехов, стал частенько у нас бывать. Он оказался необыкновенно женственным человеком,

любвеобильным, смеявшимся высоким, тоненьким голоском, точно истерическая девица.

Беллетристическое дарование у него было недюжинное, но после успеха «В горах

Кавказа» он поверил в свой драматургический талант, сбился на театр, и из этого ничего

не вышло. Его приезд к нам в Москву был всегда желанным, он всякий раз был так мил и

ласков, что не симпатизировать ему было невозможно. Щеглов был очень сентиментален,

присылал нашей матери открытки с цветочками, написанные таким «трагическим»

почерком, что трудно было разобрать, и не упускал ни малейшего случая, чтобы

поздравить ее с праздником, с днем ангела или рождения. Антон Павлович очень журил

его за пристрастие к театру, но Жан Щеглов оставался непреклонен и, несмотря на всю

мягкость своего характера, неумолим. Так его театр и сгубил. Следующие его пьесы

успеха не имели, он впал в уныние и умер во цвете лет. Это он, Жан Щеглов, дал Антону

Павловичу за его необыкновенные успехи в литературе кличку «Потемкин». Так Чехов

иногда и под-{189}писывался в своих письмах. Нежность и хрупкость Жана всегда

трогали Антона, и он писал ему иногда так: «Жму Вашу щеглиную лапку». И

действительно, в Щеглове было что-то такое, что делало его похожим на птичку.

Тогда же в Малом театре в Москве шла «потрясающая» драма П. М. Невежина

«Вторая молодость», имевшая шумный успех. В сущности говоря, эта пьеса была скроена

по типу старинных мелодрам, но в ней играли одновременно Федотова, Лешковская,

Южин и Рыбаков – и публика была захвачена, что называется, за живое и оглашала театр

истерическими рыданиями, в особенности когда Южин, игравший молодого сына,

застрелившего любовницу своего отца, является на сцену в кандалах проститься со своей

матерью, артисткой Федотовой. Пьеса делала большие сборы.

На одном из представлений «Второй молодости» Антон Павлович встретился в фойе

Малого театра с Невежиным. Они разговаривали об «Иванове» и о «Второй молодости».

– Ну, что вы еще пописываете? – спросил у молодого Чехова уже старый драматург.

– А что вы пописываете? – спросил в свою очередь Чехов.

П. М. Невежин с гордостью ответил:

– Разве после «Второй молодости» можно еще что-нибудь написать?

Я встречался с этим Невежиным не раз. Он перешел потом на беллетристику и часто

приносил мне свои романы.

– Вы только прочтите! – говорил он. – Очень интересный роман! Не оторветесь!

Замечательный роман! Захлебнуться можно!

На Ф. А. Корше мне хочется несколько остановиться. В Москве жила антрепренерша

мадам Бренко, про {190} которую Антон Чехов как-то сострил, что она производит свою

фамилию от немецкого глагола «brennen», что значит «гореть, прогорать». Вскоре после

открытия в Москве памятника Пушкину там же, на Тверской, братья Малкиель выстроили

большой дом и в нем театр. Про них тогда распевали с открытых сцен куплетисты:

А на Тверской чей дом большой?

А на Неглинной чей дом большой такой и длинный?

Это был один из первых в Москве частный театр после прекращения монополии

императорских театров. Театр этот так официально и назывался: «Театр близ памятника

Пушкину». Его-то и арендовала мадам Бренко. Она пригласила лучших провинциальных

артистов, как, например, Иванова-Козельского, Писарева, Андреева-Бурлака, и ставила

пьесы из самого разнообразного репертуара, начиная с «Блуждающих огоньков»

Антропова и кончая «Лесом», «Гамлетом» и «Побежденным Римом». Но как ни

старательно были поставлены все эти спектакли, мадам Бренко все-таки прогорела.

Гораздо удачнее в ее театре были дела присяжного поверенного Ф. А. Корша, который

арендовал у нее вешалку. Как тогда говорили, он во всяком случае и при всяком сборе

оставался в барыше. Если мадам Бренко принуждена была раздавать для видимости

контрамарки, то Корш с каждого контрамарщика обязательно взыскивал по 20 копеек за

гардероб. И когда мадам Бренко, наконец, прекратила свое дело и после нее образовалось

товарищество артистов, переехавшее затем в театр Лианозова в Газетном переулке, то

Корш и там держал вешалку. Наконец, все дело перешло в его руки. Так как вечеровой

расход составлял всегда приблизительно около одной трети всего сбора, а вешалка при

полном сборе тоже давала точно такую же сумму, то, чтобы не иметь убытка, дирекция

стала широко рассылать контрамарки {191} по всем учебным заведениям. Конечно,

каждому студенту было приятно пойти даром в театр и сидеть в партере, но он обязан был

уплатить за хранение платья 30 копеек, что и требовалось доказать. Таким образом,

вешалка окупала вечеровой расход, а все платные зрители, как бы их мало ни было, шли

на чистую прибыль.

Страстно любя театр и сам сочиняя и переводя пьесы («Сваха», «Борьба за

существование», «Мадам Сан-Жен»), Корш решил выстроить в Москве свой собственный

театр. Я не помню, кто ему помог в этом деле, но только его театр в Москве, в

Богословском переулке89, выстроился быстро, по щучьему велению. Его строили и днем и

ночью, при электрических дуговых фонарях – спешили открыть его не позже 16 августа. И

когда он был открыт, в нем сильно пахло сыростью и в некоторых местах текло со стен.

Это было в 1882 году. Труппа Корша была вся как на подбор: Градов-Соколов, Солонин,

Светлов, знаменитый В. Н. Давыдов, Глама-Мещерская, Рыбчинская, Мартынова, Кошева,

Красовская, – все они составляли редкостный ансамбль в легкой комедии и увековечили

свои имена в истории театра вообще. В декораторы был приглашен упоминавшийся мной

художник А. С. Янов, который пленял публику эффектными декорациями. Для

тургеневского «Вечера в Сорренто» он закатил целый Неаполь с мигавшими огоньками по

набережной и на лодках и кораблях, с Везувием, из которого струился дымок, и с луной,

отражавшейся в заливе. Певец К. С. Шиловский пел романс: «Si tu m'aimais»*. Публика

сходила с ума.

Театр Корша был очень популярен у московской публики. В отчете о его

десятилетней деятельности, который долго валялся у нас в Мелихове, я помню, мы с

удивлением читали, что за этот срок театр Корша посетило бо-{192}лее полутора

миллионов зрителей, было поставлено свыше пятисот пьес. Он познакомил русскую

публику с произведениями Сарду, Пальерона, А. Доде и других выдающихся иностранных

драматургов, которых негде было бы посмотреть ни в каком другом театре. Но главная

заслуга Ф. А. Корша – это введение утренних, общедоступных спектаклей из

классического репертуара, на которые охотно стала стекаться молодежь и примеру

которых стали подражать многие провинциальные театры в России. {193}

VII

1889 год. Снова на Луке. – Смерть брата Николая. – Антон скитается в Одессе и

Ялте. – Встреча с Шавровыми. – Мои занятия иностранными языками. – Дружба Антона

Павловича с Е. М. Шавровой. – Как ставился «Леший». – Дело скопинского банка Рыкова.

– Первое кровохарканье брата. – «Прекрасная Лика». – Визиты в дом Корнеева на

Кудринской-Садовой. – А. П. Ленский. – Немного о М. Н. Ермоловой. – В. Н. Давыдов

читает у нас «Власть тьмы». – Его «отсебятины» в «Калхасе». – Н. А. Лейкин. – Банкет в

честь французского президента Лубе. – Лесков у Чехова. – Щепкина-Куперник. –

Отзывчивость А. И. Чупрова. – П. Н. Островский. – Эпизод из отношений А. Н.

Островского с братом-министром. – Посещение Короленко.

Но возвращаюсь опять к Луке. Семья Чеховых провела там и следующее лето, 1889

года, но уже не так весело и жизнерадостно, как это было в предшествующем году, хотя