Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже
Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже читать книгу онлайн
Они считались самой красивой парой богемного Петербурга начала девяностых - кинокритик и сценарист Сергей Добротворский и его юная жена Карина. Но счастливая романтическая история обернулась жестким триллером. Она сбежала в другой город, в другую жизнь, в другую любовь. А он остался в Петербурге и умер вскоре после развода. В автобиографической книге КТО-НИБУДЬ ВИДЕЛ МОЮ ДЕВЧОНКУ? 100 ПИСЕМ К СЕРЕЖЕ Карина Добротворская обращается к адресату, которого давно нет в живых, пытается договорить то, что еще ни разу не было сказано. Хотя книга написана в эпистолярном жанре, ее легко представить в виде захватывающего киноромана из жизни двух петербургских интеллектуалов, где в каждом кадре присутствует время.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
юсь с мечтой, как будто плоды эти, перестав быть
запретными, утратили сладость. Гудбай, Америка.
Еще были видеопрокаты, где фильмы расставля-
лись по жанрам, режиссерам, актерам, годам, странам.
Тоже своего рода киношные улицы. Тут было всё —
от “Метрополиса” до линчевских ранних короткоме-
тражек. В одном из проходов стояла картонная фигура
Хамфри Богарта из “Касабланки”. Пришла моя очередь
фотографировать. На одной из этих фотографий ты
стоишь, разводя руками перед всем этим великолепием.
Лицо у тебя ошалевшее, растерянное: “Мне вчера дали
свободу. Что я с ней делать буду?” Через день мы брали
здесь кассеты. Я посмотрела “Ящик Пандоры”
176
Пабста — и навсегда влюбилась в Луизу Брукс.
Посмотрела “Сансет Бульвар”, “Сабрину”, всего
Хичкока. Да чего только не посмотрела!
Жили мы в крохотном дешевом таунхаусе, где
была всего одна комната-студия, совмещенная с холо-
стяцкой кухней. Спали на раскладном диване. Зато
у нас был собственный маленький садик, где можно
было сидеть и болтать вечерами. Неподалеку почти
в таком же таунхаусе жила твоя бывшая жена Катя, которая к тому моменту родила мальчика Питера-
Петра — от русского врача-эмигранта, ставшего
в Штатах шофером-дальнобойщиком.
С Катей мы мирно ладили, забыв об изрыгаемых
ею проклятиях в дни разрыва и развода (кто их не
изрыгает в дни разрыва и развода?). Несколько раз по
просьбе Кати мы оставались с ее веселым улыбчивым
малышом, и, когда ты с удовольствием возился с ним, я всегда думала, что нашему ребенку было бы сейчас
столько же лет. А ты мог быть преданным и ласковым
отцом.
У Кати на полу валялись десятки модных журналов.
Среди них — Vogue, Glamour и даже Allure, который
только что был запущен в Штатах. Я жадно их
разглядывала, ощупывала и обнюхивала — я впервые
столкнулась с пробниками духов. Восхищалась сложно
сконструированными лицами супермоделей. Это были
времена Линды, Кристи и Наоми — было чем
восхищаться.
— Ты всегда была помешана на сильных и красивых
женщинах. Метаморфозы женской красоты — это
вообще твоя тема, разве нет? — сказал бы ты.
Могла ли я подумать, что эти магические журналы
станут моей работой и даже судьбой? Но тебя это
ничуть не удивило бы, я знаю.
51.
178
28 августа 2013
Разделенный с тобой опыт — вот чего мне не хватает
больше всего. Даже в глупых мелочах, в маленьких
жизненных радостях. Я помню, как в нашем крохотном
Боулинг-Грине мы с тобой чуть ли не впервые в жизни
пошли вместе в ресторан. Он был китайский — весь
в пальмах и золотых скульптурах, с мраморными пола-
ми и фонтаном. Китайскую еду я пробовала в Париже, она казалась мне фантастически вкусной, жир и крахмал
меня тогда заботили мало. Я взяла креветки в кляре
с кисло-сладким соусом, ты — свинину (в нашей стра-
не свинина была главным мясным деликатесом). Весь
ужин стоил, наверное, долларов 10–12, не больше, но для нас это была большая сумма — столько стоили
кроссовки на распродаже. Несколько раз мы брали
в этом ресторане еду на вынос, но чаще предпочитали
готовить сами — что-то привычно гадкое. Варили
сосиски и макароны, которые ты поливал кетчупом, ели огромными кусками резиновую индюшачью
ветчину, сладкие фруктовые йогурты, жирное
шоколадное мороженое с орехами и печеньем из
огромной бадьи. Чипсы и соленые орешки запивали
дешевыми соками из пакетов. В особо торжественных
случаях ты жарил просроченное мясо — жарил,
разумеется, до состояния подошвы, а потом щедро
поливал тем же привычным кетчупом или намазывал
горчицей. Что такое мясо с кровью и как его можно
есть, мы тогда не знали.
Стал бы ты гурманом сейчас? Полюбил бы, как я, гастрономические рестораны? Интересовался бы
шефами, изучал бы рейтинги, читал бы food-критиков?
Относился бы к еде как к искусству, а не как к топливу
179
для организма? Или остался бы верен своим простым
пристрастиям, той еде, к которой мы привыкли
с детства?
Сегодня я в очередной раз водила Сережу
в парижский ресторан. Я люблю отыскивать новые
маленькие гастрономические бистро, которые вот-вот
получат мишленовскую звезду. Они, как правило, не такие помпезные. В пафосных ресторанах Сережа
чувствует себя неуютно. Ему кажется, что на него косо
смотрят, он ужасается ценам в меню, стесняется того, что не говорит по-французски. А если я делаю за него
заказ, обижается. “Я ведь и сам могу сказать”. Однажды
сгорел со стыда, когда официант снисходительно
сказал ему:
— Месье, я советую вам держать этот нож другим
концом. Вот так.
Несколько раз Сережа осторожно спрашивал:
— А нам обязательно идти в ресторан? Может
быть, просто съесть где-то сэндвич?
Но ловил мой удивленный взгляд — и замолкал.
Я кормлю его всем, что люблю сама, и всем, что
предлагает Париж с его фермерскими рынками
и маленькими лавочками. Свежайшая рыба, из которой
я делаю тартары и севиче, выдержанная ветчина, кровавая баранина на ребрышках с розмарином, нежный
козий сыр в пряностях с вишневым вареньем, вонючий
рокфор с грецкими орехами, суп из сладкой тыквы
с прованскими травами, огромные лангустины
и сладковатые гребешки, черные и зеленые помидоры
со свежим базиликом и перекрученной буйволиной
моцареллой. Он вежливо говорит:
— Очень вкусно.
Потом спрашивает:
180
— Нет ли у тебя бекона или простого сливочного
сыра с дырками?
— Давай я тебе пожарю свою фирменную яичницу
с помидорами?
— У тебя есть нормальный черный чай, а не эти
безвкусные зеленые?
— Почему в доме сахара нет? Как можно чай пить
без сахара?
— А картошку можно сварить? Как это — нет
картошки?
В магазине он покупает колбасу, кока-колу, пиво, сливочное масло и белый хлеб. От устриц его
тошнит — в буквальном смысле.
— Я не гурман, ты же знаешь.
Меня это сердит:
— Что значит — не гурман? Нельзя же объявить
вот так тупо: я — одноклеточный простой парень, никаких ваших изысков мне не нужно, а нужно только
набить желудок. Вкусовые рецепторы — как мускулы, их надо тренировать. Это ведь тоже работа над собой.
Сережа молчит, но в его глазах я читаю: “Зачем?”
Если бы ты сейчас оказался рядом со мной! Что
бы было? Освоился бы ты в лучших парижских
ресторанах? Пробовал бы экзотические блюда?
Полюбил бы морепродукты, к которым вообще-то был
равнодушен? Ты наверняка не пугался бы официан-
тов — или не подал бы виду. Но, думаю, ты бы всё
равно держал в холодильнике свой джентльменский
набор, заветные вкусы детства. В этом смысле вы
с Сережей похожи. Та же яичница с беконом или
помидорами, тот же сладкий черный чай, тот же белый
хлеб с маслом, тот же хорошо прожаренный стейк.
Вот какое забавное путешествие во времени. И что-то
говорит мне, что устрицы ты бы тоже есть не стал.
А я ведь даже не знаю, пробовал ли ты устрицы.
52.
182
3 сентября 2013
Иванчик, хорошо ли нам с тобой было в Америке?
Нам нравился этот провинциальный город, маленький, зеленый, построенный вокруг огромного университета.
Главная улица — Main Street, мэрия с американским
флагом, здание суда, буйно цветущие розовые магнолии.
Два огромных супермаркета на окраинах, размеренная
жизнь, три фильма в день (наша обычная доза), обширная библиотека (пожалуйста, всё что издано
об Айседоре). Ты называл нас кроликами из Огайо, которые, как в анекдоте, едят и трахаются — жизнь тут
и вправду была растительной.