Петр Шелест

Трудно рационально объяснить, на что рассчитывал Шелест. Был 1971 год, и он не мог не понимать, что играет с огнем, поскольку уже знал своих противников, что называется, в лицо. Единственное, чем можно объяснить его инициативу, это стремлением доказать ключевую роль Украины в сохранении СССР, ее весомость в том, что тогда называли «единым народнохозяйственным комплексом», наконец, стремлением сохранить хоть какое-то республиканское достоинство в условиях тотального сервилизма, когда от руководителей требовалось лишь одно – поддакивать центру.

В августе 1966 года Петр Шелест сделал такую запись в своем дневнике: «…Без ответственности нельзя быть на ответственной работе». Как мы уже убедились, он мог брать на себя ответственность и не боялся этого. Вместе с тем, как убедительно показывают его записи, несмотря на его решительность, требовательность и даже временами жесткость, он потерялся перед проявлением политического интриганства, перед постепенно нараставшей перед ним стеной неприятия со стороны ближайшего окружения и закулисных комбинаций. Вроде бы прошедший школу хрущевского «дела», то есть заговора с целью свержения Никиты Хрущева, Шелест не предпринял никаких решительных шагов, чтобы хотя бы попытаться избавиться от ставших ему известными участников заговора против него. А то, что он знал этих участников, подтверждают его дневниковые записи. В ноябре 1967 года он записывает, что состоялась охота в закрытом хозяйстве Залесье (куда, кстати, любили приезжать Хрущев и Брежнев): «После охоты кто-то из присутствующих охотников, будучи навеселе, сказал мне: “За событиями вам надо следить и наблюдать. Имейте в виду, что в отношении вас поведение Щербицкого подлое”».

В ноябре 1969 года не кто иной, как Леонид Брежнев в разговоре сказал Шелесту, что в ЦК КПСС поступает много писем о фактах национализма в Украине. На просьбу Шелеста познакомиться с этими письмами Брежнев промолчал. Раз были письма, значит, были и их авторы. Тем не менее Шелест на делает попытки серьезно разобраться с этим, без преувеличения жизненно важным для него вопросом. Исследователям еще предстоит прояснить, какие именно (и чьими усилиями) накапливались в Москве «материалы» на Петра Шелеста. Не подлежит сомнению и другое – его последователь, Владимир Щербицкий, будущий первый секретарь ЦК Компартии Украины, получил хороший урок для себя, как держаться и какую именно лояльность исповедовать относительно центра.

Записи Шелеста отражают то, что он сомневался в качествах второго секретаря ЦК Ивана Лутака, председателя Партийной комиссии Ивана Грушецкого, первого секретаря Днепропетровского обкома КПУ Алексея Ватченко. Отношения между ними и Петром Ефимовичем складывались не лучшим образом. Георгий Крючков, работавший в аппарате ЦК Компартии Украины, вспоминал: он узнал о том, что группа членов Политбюро ЦК КПУ недовольна действиями Шелеста со слов секретаря ЦК Алексея Титаренко. В детали при этом последний не вдавался, но говорил: «Сколько можно тянуть? Если решили, так надо идти в ЦК КПСС и ставить вопрос. А не вести бесконечные пустые разговоры». К упомянутым деятелям Крючков добавляет Александра Ляшко, бывшего с 1963 года сначала секретарем, затем вторым секретарем ЦК, а с 1969-го работавшего Председателем Президума Верховного Совета УССР. Последний в своих воспоминаниях отрицает, что принимал участие в устранении Шелеста, хотя упрекает его в тяге к роскоши, в авторитарном стиле, «все более перераставшем в администрирование». Чрезвычайно интересно еще одно рассуждение Александра Ляшко: «Да если бы у первого секретаря возникли какие-то подозрения, были хоть самые минимальные доказательства плетущегося заговора, то он бы спешно созвал Политбюро и, пользуясь своей неограниченной властью, так бы рубанул, что и другим было бы неповадно».

Да, именно так, скорее всего, и сделал бы Владимир Щербицкий, окажись он в такой щекотливой ситуации. Но Шелест в силу разных причин, включая и его характер, так сделать не мог. Да и кто бы ему позволил, если его «обложили» местные лидеры, точно зная об антишелестовских настроениях в Москве! Как точно замечает Георгий Крючков, деталей возни Шелест не знал, но «своим острым чутьем догадывался, что вокруг него что-то недоброе затевается».

Еще в 1966 году Владимира Щербицкого избрали кандидатом, а в апреле 1971-го членом Политбюро ЦК КПСС. Это был уникальный случай: ни одна из тогдашних союзных республик никогда не имела одновременно двух членов союзного Политбюро. Собственно, тем самым последователь Шелеста уже был определен. Это был отчетливый и тревожный сигнал. В своем дневнике Петр Ефимович фиксирует: «Со мной по вопросу о выборах Щербицкого разговора не было… Избрание Щербицкого в состав Политбюро – это сигнал не в мою пользу, хотя Брежнев это и прикрывает значимостью республики…»

Позже Шелест комментировал эту ситуацию так: «И тогда уже мне стало почти все понятно – все планы Брежнева. Началась «операция подсидки». Если же говорить о Щербицком, а это моя собственная мысль, и я на нее имею право… то это далеко не святой человек… А на Украине немало проблем подогревал «теоретик интернационализма» Валентин Ефимович Маланчук и те, кто его поддерживал, особенно ученые, что ему старательно прислуживали, доказывая, воспевая ликвидацию национальных различий».

И вот тут самое время вернуться в нелегкий для Шелеста 1965 год. Он был связан не только с уже упоминавшимся сентябрьским заседанием Политбюро ЦК КПСС, на котором Петра Ефимовича впервые резко критиковали на самом «верху», но и с появлением статьи секретаря Львовского обкома Компартии Украины Валентина Маланчука. Статья под названием «Сила великой дружбы» была опубликована 16 декабря 1965 года в газете «Правда» – самой главной партийной газете. Речь шла о «рецидивах украинского национализма», которые якобы не замечало партийно-государственное руководство УССР. По сути это был дерзкий вызов Шелесту и его окружению, очевидно, брошенный по указанию свыше. Будь в это время во главе ЦК КПУ Владимир Щербицкий, он бы так «рубанул», как писал Ляшко, что от Маланчука остались бы «рожки да ножки». Но Шелест не нашел ничего лучшего, как переместить «супербдительного» провинциального борца с национализмом в Киев на должность заместителя министра высшего и среднего специального образования.

Тем не менее жертвы Молоху интернационализма Шелесту пришлось приносить. В марте 1968 года был освобожден секретарь ЦК Компартии Украины Андрей Скаба, а на его место пришел Федор Овчаренко. Но вскоре стало ясно, что от обвинений в «упущениях» в борьбе с «украинским национализмом» ротацией местных кадров не отделаться. К концу 1960-х Шелест стал для Москвы нежелательной фигурой, хотя еще в феврале 1968 года ему в связи с 60-летием присвоили звание Героя Социалистического Труда. А теперь активизировались усилия по его дискредитации. Почему?

Именно где-то до конца 1960-х годов Леонид Брежнев не протестовал против того, чтобы во время заседаний Политбюро ЦК КПСС велась полемика, высказывались критические мнения. Собственно, он и потом открыто не выступал против этого, но опытные «царедворцы» быстро сориентировались в том, что нравится и не нравится генсеку. Постепенно вокруг «дорогого Леонида Ильича» начало формироваться молчаливое «единогласие». В него, как мы уже убедились, Петр Шелест никак не вписывался. И своим характером, и своим видением роли и места Украины «в созвездии братских республик». «Брежнев, – фиксирует он в дневнике в апреле 1971 года, – совсем осмелел, начинает проявлять «вождизм», и со стороны все выглядит очень смело, но и печально. Повторяется все сначала, за что критиковали Хрущева».

Постепенно неприятие Шелестом возвращения Москвы к экономической централизации, поддержка украинских культурных интересов и будто бы толерантное отношение к украинским диссидентам привели его к нарастающему конфликту с Брежневым и его сторонниками. Тем более, что усилия политических врагов, конкурентов и спецслужбы, создали Шелесту имидж «чрезмерного» украинского патриота, который будто лелеет планы большей автономизации Украины и еще и сплачивает вокруг себя группу молодых политиков, недовольных политикой и поведением Брежнева.