Петр Шелест

Но не только о переиздании Грушевского думали при Шелесте. В 1965 году на съезде писателей Украины возникло предложение переиздать произведения Владимира Винниченко, которого, как известно, в 1920-е годы в УССР издавали. Как вспоминал писатель Виталий Коротич (а именно ему принадлежала инициатива переиздать Винниченко), создали комиссию, Шелест все это одобрил. Но «тут же во Львове нашелся украинский суперпатриот, который где-то прокричал: наконец-то большевики издадут премьер-министра времен Директории и пр.! Комиссию мгновенно распустили, Винниченко окончательно запретили. Позже при встрече Шелест мне сказал: «Ну что, увидел, что ваши идиоты делают?» Я тогда понял, что он не так прост и глуп…»

31 мая 1968 года Петр Шелест предпринял беспрецедентную попытку найти неформальный контакт с украинскими писателями. На теплоходе по Днепру он с группой литераторов отправился в хозяйство «Тетерев». Среди присутствующих были Олесь Гончар, Василий Козаченко, Леонид Новиченко, Виталий Коротич, Микола Зарудный, Дмитро Павлычко, Иван Цюпа, Микола Бажан, Павло Загребельный, Яков Баш, Петро Панч и другие. Состоялся долгий и неформальный разговор, который «растопил лед» во многих аспектах взаимоотношений. И хотя Шелест выступал на писательских съездах, в частности, призывая защищать украинский язык, литераторы впервые увидели первого секретаря в неформальной обстановке, получили возможность высказаться без излишней дипломатии. В свою очередь, Петр Ефимович подчеркнул: «Мы не обо всем знали, что тут обсуждалось. Что в наших силах, мы все сделаем».

К этой встрече уже тогда скептически отнеслись Владимир Щербицкий и Алексей Ватченко, считавшие, что Шелест «заигрывает» с интеллигенцией. Впоследствии Петр Ефимович вспоминал, что в Москву был сделан донос, «клевета, измышление на мои действия при встрече с писателями, и я получил из центра солидное внушение – с этим я не согласился, но «рубец» остался. Разумное дело было воспринято неправильно».

Как отмечают исследователи, Петр Шелест и Федор Овчаренко заняли проукраинскую позицию в дискуссии по вопросам истории Компартии Украины, продолжавшейся с конца 1950-х годов. Главной особенностью этой версии прошлого Компартии Украины была большая терпимость к украинскому национал-коммунизму. Эту позицию обосновывали историки, наиболее приближенные к первому секретарю, – сотрудники Института истории партии при ЦК Компартии Украины. Именно тогда, в частности, была подготовлена большая справка об Александре Шумском, наркоме просвещения Украины в 1924–1927 годах, несправедливо осужденном и убитом в 1946-м по указанию высшего кремлевского руководства. Юридически его реабилитировали в 1958 году, а вот политическая реабилитация при Шелесте не состоялась: не хватило времени. Преемника Шумского, наркома просвещения УССР в 1927–1933 годах Миколу Скрыпника, Подгорному и Шелесту лично пришлось защищать на уже упоминавшемся заседании Политбюро ЦК КПСС 2 сентября 1965 года. Именно при Шелесте, в 1969-м, в Харькове (который с 1919 до 1934 года был столицей УССР) установили памятник Скрыпнику.

Еще одного бывшего боротьбиста, а в прошлом, как и Шумский, украинского левого эсера, Шелест вернул в политическую историю. Речь идет о Председателе Совета Народных Комиссаров УССР в 1934–1937 годах Панасе Любченко, застрелившемся в августе 1937-го после политических обвинений в свой адрес. В январе 1965 года Петр Ефимович обратился в ЦК КПСС с письмом, в котором подчеркивал, что «предъявленные Любченко П. П. обвинения были сфальсифицированы органами НКВД. Учитывая, что Любченко П. П. в 1937 году был кандидатом в члены ЦК КПСС и членом Президиума Совета Национальностей ЦИК СССР, просим Вашего согласия на рассмотрение вопроса о посмертной реабилитации Любченко П. П. в партийном отношении». И такая политическая реабилитация состоялась в том же году.

Во времена Шелеста впервые была осуществлена попытка предать гласности факт голода в Украине в 1932–1933 годах. По словам историка Станислава Кульчицкого, в 1966 году Петр Ефимович дал устное указание в статье в газете «Вести с Украины» («Вісті з України»), издававшейся для украинской диаспоры, упомянуть о голоде начала 1930-х годов. Статья в принципе была «парадно-витринная», посвященная, естественно, успехам в экономическом развитии УССР. Однако редакция, находившаяся в тесном контакте с тогдашней спецслужбой и имевшая огромный опыт перестраховки, задержала статью. В конце концов она была опубликована, но без упоминания о трагедии голода.

В уже упомянутой дискуссии по вопросам истории Компартии Украины были и те, кто далеко не мажорно воспринимал попытки переосмысления феномена украинского национал-коммунизма и других непростых проблем. Они обвиняли своих оппонентов в «сепаратизме» и даже «национализме». Этих украинских историков поддерживали из Москвы. В первую очередь речь идет об академике АН СССР Исааке Минце и партийном идеологе Михаиле Суслове. В ноябре 1967 года Шелест делает такую запись: «Как грубо у нас позволено вторгаться в историю, искажать и фальсифицировать ее. Я считаю, что это преступление некоторых «политиков-идеологов» перед историей, народом, нашим поколением».

Отношение к истории Украины «наверху» во времена Петра Ефимовича выразительно отразилось в ходе подготовки двухтомного издания «История Украинской ССР». Оно увидело свет в 1967 году и было написано преимущественно сотрудниками академического Института истории. Работы такого рода в советское время были призваны утверждать тот «образ прошлого», который наиболее импонировал властным структурам. В отличие от подобных изданий 1950-х годов, двухтомник содержал постулат о реакционных мотивах царского «освобождения» украинских земель от «иноземных поработителей» вследствие «воссоединения» 1654 года и в конце XVIII столетия (а именно так трактовалось подчинение царской империи Правобережья и результаты второго и третьего раздела Польши). Идея одностороннего культурного влияния России на Украину после Переяславского договора была заменена другой: «Воссоединение обеспечило благотворное взаимовлияние российской и украинской культур». Весьма значительными в двухтомнике были частичная реабилитация и разработка элементов целостной концепции истории украинского национального движения.

20 мая 1961 года в УССР была установлена ежегодная Шевченковская премия. Петр Ефимович решил повысить статус этой награды. И 23 апреля 1969 года Республиканские премии имени Т. Г. Шевченко и Республиканские государственные премии по архитектуре были преобразованы в Государственные премии имени Т. Г. Шевченко в области литературы, искусства и архитектуры при Совете Министров УССР.

Но Шелест не ограничился только премиями, если говорить о наградах. Мало кто знает, что по его инициативе изготовили макеты украинских орденов в металле. Тогда действовал закон о единых союзных наградах, но Петр Ефимович, видимо, решил, что Украина – и своим прошлым, и своей ролью в Союзе ССР – заслужила то, чтобы иметь собственные награды. Макеты были изготовлены и показаны в Москве Николаю Подгорному. Он и рассказал о них Александру Ляшко, Председателю Верховного Совета УССР, подчеркнув, что инициативу Шелеста в центре могут не просто не воспринять, а «разнести» и интерпретировать по-своему…

Ляшко очень удивился, поскольку никакого предварительного обсуждения ни в Политбюро ЦК Компартии Украины, ни в республиканском Верховном Совете не было. По приезде в Киев Ляшко подробно рассказал Шелесту о разговоре с Подгорным. Петр Ефимович, не отвечая, вышел в соседнюю комнату. За неприкрытой дверью щелкнули замки сейфа. Вернулся он в кабинет, держа в руках красную коробку. В ней были образцы украинских орденов и медалей в виде рисунков, а несколько – уже в металле. «Все они, – по словам Ляшко, – были чисто советскими: отражали тематику труда с символами Украины в художественном оформлении.

– М-да, не ко времени, значит, я это затеял… – упавшим голосом посетовал Петр Ефимович, – пусть полежит. Может, когда-нибудь пригодятся? – И захлопнул коробку».