Заседание рейхстага обявляю открытым

С помощью брата и друзей Клара нашла квартиру па окраине города. То, что их жилище находилось на четвертом этаже под самой крышей и было скудпо меблировано, мало трогало и Клару, и детей. Они радовались, что живут так близко от города и в то же время окружены зеленью садов, что совсем рядом лес. Еще в большем восторге были мальчики от расположенного вблизи их дома давно заброшенного учебного полигона. Он был любимым местом игр детворы. Земляные валы, большая площадка, окруженная тополями,— для детей это был настоящим рай. Максим и Костя со своими сверстниками — ребятами из рабочих семей — охотно проводили здесь время, увлекались игрой в футбол.

Однако помимо радостей это переселение принесло детям и множество неприятностей. В кайзеровской Германии разжигалась ненависть ко всему французскому, а мальчики носили французские плащи и шапочки и разговаривали на каком-то особом, малопонятном для непосвященных диалекте — смеси из немецких, французских, русских и английских слов. Это иногда вызывало неприязненное к ним отношение окружающих, в частности гнев одного инвалида германо-французской войны, собиравшего милостыню на углу улицы, где они жили, который бранил ни в чем не повинных детей и угрожающе размахивал палкой. Но мальчики держались спокойно и не реагировали на злобные высказывания. Этому научила их мать.

Нелегко было им и в школе. Клара хотела дать детям хорошее образование и с большим трудом добилась приема их в гимназию. Но с самого начала они столкнулись с трудностями из-за слабого знания немецкого языка. Кроме того, учителя, да и ученики притесняли их как детей «красной». С помощью матери Максим и Костя довольно быстро и хорошо овладели немецким языком и стали лучшими учениками школы. Дети чувствовали себя маленькими революционерами: ведь они лично знали героев Коммуны, а их отец был русский революционер — и были готовы перед любым выступить на защиту того дела, которому посвятила себя мать.

Клара стремилась к активному участию в работе партии. Хотя местные штутгартские власти и не были так реакционны, как, например, прусская администрация, однако они отнюдь не собирались предоставить политическую трибуну Кларе Цеткин, бывшей эмигрантке и достаточно известной революционерке. Замужество Клары дало им повод оспаривать ее немецкое подданство. Это делалось для того, чтобы иметь возможность в любой момент выслать ее как неугодную иностранку.

Но Клара приняла вызов, победила и была счастлива. «Как только вопрос о моем подданстве благополучно разрешился,— говорила она позднее,— я сразу же окунулась в гущу политической борьбы».

Борьба была упорной и трудной. В Штутгарте в организации социал-демократической партии господствовало благодушное, лишенное боевого духа настроение, и руководящим партийным товарищам было весьма не по душе, что вновь прибывшая молодая революционерка вмешивается в их дела. Так, например, один из них — это произошло сразу же после отмены закона против социалистов — принял участие в организованном властями чествовании Бисмарка. Когда Клара на партийном собрании осудила этот поступок, ей заметили, что нельзя нарушать принятые нормы приличия и не ей, молодой женщине, судить о серьезных внутрипартийных делах.

Но те, кто думал, что после такого внушения Клара стушуется и умолкнет, глубоко заблуждались. Она снова взяла слово и заявила, что социал-демократ избирался членом совета общины не для того, чтобы демонстрировать свои манеры и умение прилично себя вести, а чтобы отстаивать классовые позиции. Участники собрания встретили ее слова аплодисментами.

Это была лишь одна из многих стычек по принципиальным вопросам.

В результате ее выступлений в социал-демократической организации Штутгарта повеяло свежим ветром.

Интересная работа, более или менее обеспеченное существование, политическое признание — все это пришло к Кларе уже в первый год возвращения на родину. Многие женщины удовольствовались бы этим, но только не Клара. Ведь к решению большой задачи, которую она поставила перед собой,— организовать пролетарских женщин для борьбы за их собственные интересы — она еще не приступила.

Но тут произошло событие, сразу изменившее течение всей ее жизни.

Важная беседа

Издатель Вильгельм Дитц удобно расположился в кресле за письменным столом и внимательно разглядывал сидящую перед ним молодую женщину. Ее тонкое, умное лицо выражало напряженное ожидание. Однако жизнь научила Дитца терпению, и он молча ждал ответа своей собеседницы. Перед этим Дитц сообщил ей о своем намерении принять в свое издательство созданный Эммой Ирер журнал «Арбайтерин» («Работница»). Это должен быть руководящий орган, помогающий развивающемуся социалистическому женскому движению, придающий ему определенное, нужное направление. Но необходим редактор — способная, энергичная женщина, хорошо подготовленная в теоретическом отношении. Только при этом условии он сможет взяться за такое рискованное предприятие. И Дитц неожиданно спросил, не согласится ли она стать таким редактором.

Клара лихорадочно думала. Ей представляется возможность, может быть единственная и неповторимая, взяться наконец за то дело, к которому она всегда так стремилась. Однако в то самое время, когда Клара уже зажглась этим неожиданным и взволновавшим ее предложением и начала мысленно строить планы, как лучше организовать это новое и большое дело, она, привыкшая подвергать все добросовестной и объективной проверке, задала себе вопрос: справится ли с такой ответственной задачей? Правда, Клара была неплохой журналисткой, умела писать, но она никогда не работала в редакции.

Опытный издатель с доброжелательной улыбкой выслушал ее сомнения и тут же их рассеял: «Если у вас встретятся трудности, я здесь и всегда готов вам помочь».

Это решило исход дела.

Новая газета получила название: «Гляйхайт. Газета в защиту интересов работниц».

Клара Цеткин руководила ею двадцать пять лет — вплоть до того дня в мае 1917 года, когда правые лидеры социал-демократии, скатившиеся в лагерь германского империализма, лишили ее возможности продолжать работу в газете.

Беседа с Дитцем состоялась в конце 1891 года, и вскоре оттиски пробного номера новой газеты лежали на столе у Клары Цеткин. Она вышла в свет еще до конца года, ее читали в Берлине, Саксонии, Гамбурге, Франкфурте-на-Майне — повсюду, где женщины-социалистки стремились к объединению и созданию центра формировавшегося в ту пору социалистического женского движения.

Клара Цеткин приступила к выполнению наиболее близкой ее сердцу задачи.

«Сто сорочек за неделю!»

«Сто сорочек за неделю!»

Я глазам своим не верю.

Напечатано в газете —

Так работает швея!

«Сто сорочек за неделю,

Элегантных и красивых!»

Это чудо из чудес В наш чудесный славный век!

Сто сорочек за неделю!

И награда за труды:

Голод, нищета, болезни,

Горе, слезы униженья,

Преждевременная смерть.

(Из стихотворения рабочего поэта Роберта Зайделя, опубликованного в газете «Гляйхайт»

2 июля 1902 года)

С развитием капиталистической экономики в Германии, так же как в Англии, Америке, Франции и других странах, женский труд стал использоваться в различных отраслях народного хозяйства. В 1882 году численность работающих немецких женщин достигла 5,5 миллиона, а по данным переписи 1895 года, она возросла до 6,6 миллиона (из них 1,5 миллиона трудились в промышленности, 2,8 миллиона — в сельском хозяйстве, 0,6 миллиона — в торговле и на транспорте, 0,2 миллиона — в сфере общественного обслуживания и представители свободных профессий, свыше миллиона — домашние работницы). Работницы проклинали капиталистический строй, они трудились по 11—13, а нередко и по 16—18 часов в сутки. Их заработная плата составляла не более двух третей, а часто всего лишь половину заработка мужчины. Не существовало никакой охраны женского труда, никакой заботы о детях.