Смейся, паяц!

Юра Щербак был склонен к полноте и всю жизнь с нею боролся (Забегая вперёд, вынужден признать, что у неё, у его полноты, был пожизненный перевес, в буквальном смысле). Каждое утро, перед работой, он совершал получасовые пробежки. Когда мы вместе бывали в Доме творчества, он пытался подвигнуть на это и меня, конечно, безуспешно.

Я отделывался тем, что «входил в долю»: просил последние пять минут бегать за меня. Эта игра продолжалась у нас всю жизнь: он периодически звонил мне и докладывал: «Сегодня мы с тобой здорово потрудились, я сбросил килограмма три, а ты – грамм шестьсот». Я искренне благодарил и просил сбросить с меня ещё полкило.

За пару лет до нашего отъезда в Израиль в журнале «Юность» вышла документальная повесть Щербака о Чернобыльских событиях, правдивая и яркая, она сразу привлекла к себе внимание читателей и имела большой успех. Юра стал депутатом Верховного Совета СССР, часто бывал в Москве, но мы, в основном, только перезванивались – я уже полным ходом готовился к отъезду.

Когда Юрий Щербак прибыл в Израиль послом Украины, я примчался к нему в посольство, мы радостно обнялись.

– Юра, я очень рад твоему назначению, но оно ни в коей мере не освобождает тебя от прежних обязательств, – предупредил я, – ты должен продолжать бегать по утрам не только «за себя», но и «за меня»!

Через месяц после приезда, Юра собрал всех выпускников Киевского мединститута и попросил меня прийти туда и выступить. Естественно, я согласился и, выйдя на сцену, произнёс:

– Я знал, что Юрий Щербак любит меня, но не думал, что настолько! Судите сами: как только я переехал в Москву, он тут же стал депутатом Верховного Совета и практически тоже жил в Москве; стоило мне переехать в Тель-Авив, он тут же становится послом и приезжает к нам в Израиль…

– Саша! – прервал меня Юра, – пожалуйста, больше никуда не переезжай – мне здесь очень нравится!

Ему, действительно, нравилось в Израиле, он получал удовольствие от его колорита, от удивительной природы, от общения с друзьями, которых у него здесь было множество.

Однажды мы встречали у них Новый год в его роскошной посольской квартире. В гостиной стоял красиво сервированный стол с разнообразными закусками, среди которых моё особое внимание привлекло холодное, запотевшее сало. Перехватив мой взгляд, Юра поманил меня в переднюю, где стоял огромный, чуть ли не до потолка, холодильник.

Когда он открыл дверцу, я увидел, что холодильник забит доверху салом и «Горилкой с перцем».

– Не удивляйся: я по два раза в день кого-нибудь встречаю из Украины – и все везут мне одинаковые презенты: сало и «Горилку». Мы уже плачем этим салом – возьми хоть пару килограмм, выручи!..

По окончании каденции в Израиле, его назначили послом Украины в Америке. Когда мы прощались, и он, и Марыся, были очень расстроены.

– Но это же повышение! – пытался подбодрить их я.

– Да, знаю, – согласился Юра, – но я уже не буду себя так чувствовать, как в Израиле. Там – дипломатическая служба, а здесь – жизнь среди друзей.

После Америки Юрий Щербак был послом в Канаде, затем – советником президента Украины.

Сейчас где-то преподаёт, пишет книги. Когда я бываю в Киеве, мы непременно встречаемся, вспоминаем, выпиваем и, сознаюсь по секрету, иногда закусываем прославленным украинским салом: Юра убеждает, что оно – кошерное.В начале 90-х годов для многих моих Московских друзей Израиль являлся экзотикой, поэтому все стремились при любой возможности прилететь к нам. Наш Центр юмора был уютным и очень подходящим местом для дружеских встреч, застолий и прощаний. Кто только у нас не побывал!

Юрий Никулин и Григорий Горин приехали с телегруппой снимать передачу «Белый Попугай». С Гришей Гориным я дружил давно, а с Никулиным встречался, но не часто: или в каком-нибудь концерте, где мы выступали в одной программе, или в его кабинете в цирке на Цветном бульваре, когда я приходил к нему за контрамарками для своих внуков.

Поэтому я позвонил их импресарио, сказал, что рад буду видеть обоих, приглашаю на ужин, и после самолёта их привезли в наш Центр. Юрий Владимирович был оживлён, весел и, как всегда, рассказал кучу своих «фирменных» анекдотов, вернее, прочитал их из сборника «999 анекдотов от Никулина». В конце вечера он подарил мне эту книжку с надписью: «Дорогому Саше Каневскому на радость и потеху!»

Через два дня, после съёмок, прощаясь, я настойчиво приглашал его приехать ещё раз, не выступать, не сниматься, а просто пожить в Израиле, и поклялся, что брошу все дела и буду сам возить его по стране, как персональный шофёр.

– Спасибо, Сашенька, но… – Он грустно развёл руками. – Это только Израиль мог заставить меня собраться и прилететь: силы кончаются, больше я уже не ездок.

Спустя несколько месяцев его не стало.

Я часто думал: почему дети так любят клоунов? Потому что клоун – большой ребёнок. А почему мы, взрослые, тоже любим клоунов? Потому что клоун возвращает нас в детство и даёт веру, что детство можно сохранить в себе до старости. Сберечь детство – это большой талант, Никулин обладал им. Ребёнок плачет, когда ему больно. Юрию Никулину было больно за всех нас, поэтому он смеялся.

Валя Гафт бывал в Израиле неоднократно. Я помогал организовывать его встречи со зрителями, потом он выступал у нас в Центре Юмора.

Есть артисты, фамилии которых становятся символами своего времени. Таков Гафт, цветной, многогранный, яркий. Он играет в театре, снимается в кино, выступает в концертах, пишет стихи…

По Москве ходила такая шутка: Гафт – это не фамилия. Это сокращённое название фирмы: ГАФТ – «Грандиозное Артистически-Финансовое Товарищество».

Во время первого приезда он подарил мне свою книжку «Стихи и эпиграммы», а я успел взять у него блиц-интервью:

– Валя, ты пробыл неделю, впечатления острые, свежие… Можешь сформулировать их в одном слове? Огорчительно?.. Интересно?.. Впечатляюще?…

– Ошеломительно!

– Ты впервые в Израиле?

– В этой жизни – да. Но есть подспудное убеждение, что я уже здесь бывал, в другой жизни.

– В той жизни тоже был Кнессет, Сохнут, российское посольство?..

– Не помню. Но журнал «Балаган» был, это точно.

– Да, самое важное не забывается. А теперь скажи какую-нибудь умную, афористичную фразу на прощанье.

– Я не хочу прощаться, не хочу!

– Спасибо, ты её уже сказал.

Его эпиграммы разлетелись по миру, они – очень точные, острые, порою злые.Но про тех, кого любил, он писал тепло и нежно. Например, про Ролана Быкова:

«Ему бы в сборную по баскетболу,

Какой-то чёрт сидит в нём, бес,

Всего-то два вершка от полу,

А звёзды достаёт с небес».

Эпиграмму про моего брата Лёню я уже цитировал выше. Перед очередным приездом Валя обещал сочинить эпиграмму для нашего журнала «Балаган». Но не успел: получал какую-то очередную премию. За это мы решили написать эпиграмму на него, сочиняли всей редакцией, вычёркивали, редактировали, сокращали – получился вот такой шедевр:

«Валя Гафт, Валя Гафт —

Самый лучший эпиграфт».

Михаила Светина я знал с юности. При Киевской филармонии существовал ансамбль водевилей. Коллектив очень средненький, работал он на украинском языке, выступал в райцентрах, колхозных домах культуры. Однажды, когда они сдавали худсовету новую программу, я обратил внимание на молодого артиста, очень сочного и смешного. Это был Михаил Гольцман (Светиным он стал потом). После просмотра я сказал ему добрые слова и пригласил к себе. Мы долго беседовали, он жаловался, что вынужден делать то, что ему не нравится, хотел бы выступать самостоятельно, но нет репертуара. Я дал ему какие-то монологи, он начал работать с ними, потом слышал, что он принят в театр Аркадия Райкина. Порадовался за него, но Миша продержался недолго: как истинный еврей он стал давать советы, причём, не кому-нибудь, а самому Аркадию Исааковичу и даже предлагал что-то сыграть вместо него. Его уволили. (Спустя много лет, Миша сказал мне: «Сперва я очень переживал, ругал себя последними словами, а потом понял, что в жизни всё не случайно. Если бы этого не произошло, я навсегда остался бы «шестёркой» при гении. А так – мне пришлось пробиваться дальше, и в театр, и в кино»). И он пробился. По-моему, в прошлые годы не было ни одной кинокомедии, в которой бы не участвовал он, Михаил Светин, органично смешной и забавный.