Смейся, паяц!

– Это вынужденно: в Израиле каждая война – отечественная, а в отечественную – все берут в руки оружие, и женщины, и старики… А теперь, Зиновий Ефимович, хочу узнать ваше мнение о «Балагане». Хочу и боюсь, ведь вы – самый строгий и профессиональный судья.

– Не бойтесь – журнал мне понравился, много выдумки, есть и блеск, и шарм, но я бы хотел больше серьёза в юморе.

– Меня упрекают за избыток серьёза.

– Не поддавайтесь. Сейчас все пытаются острить, юмор стал модным товаром. Недавно был в Одессе, там выходят пять или шесть юмористических изданий – купил все, прочёл, но из всего понравился один-единственный анекдот: «Микробы больше всего ненавидят микроскоп – он вмешивается в их личную жизнь». А вот мой, любимый, про двух коммивояжеров.

– Расскажите.

– Пожалуйста. В купе едут два коммивояжера. Один спрашивает у другого: «Куда вы едете? – Я еду в Одессу. – Вы сказали, что едете в Одессу, чтоб я подумал, что вы не едете в Одессу. Но вы же таки да едете в Одессу – зачем же вы врёте!» Какой поразительный ход мышления. А вам сам Бог велел собирать здесь перлы для журнала, вокруг одни евреи, только слушай и записывай. Ну, подарите хоть одну фразу!

– Пожалуйста. Например, такая, чисто еврейская: «Закрой рот с той стороны!»

– Ой, какая прелесть! – Зиновий Ефимович расхохотался. – Я буду её рассказывать в Москве. Спасибо за подарок!

– А вам спасибо за интервью. До следующей встречи! Счастливого пути, мягкой посадки!– И керосина, чтобы долететь до дома – у нас с керосином проблема. Впрочем, с чем у нас сейчас не проблема!

ЧЕТВЁРТАЯ ВСТРЕЧА была самой печальной. Это произошло в Москве, в Доме Кино. Я прилетел на его похороны. На улице – огромная толпа, желающих попрощаться, оцепление милиции, венки, цветы, слёзы. Он лежал наверху, на площадке центральной лестницы, забитой людьми – подняться к нему было невозможно. Но я знал служебные входы и выходы Дома Кино, по ним проник на второй этаж и протиснулся к гробу, который, казалось, плыл по морю цветов. В этом гробу, как в лодке, Гердт уплывал из жизни в эскадре тех, кто олицетворяли честь, совесть и доброту нашего времени: Булат Окуджава, Юрий Никулин, Григорий Горин… Я окунул свой букет в это цветочное море, молча поцеловал руку его жене Тане и попрощался с Зиновием Ефимовичем. Он лежал тихий, добрый, грустный, усталый – Король Смеха.

ДОРОГИЕ МОИ ИЗРАИЛЬТЯНЕ

Когда я был в Германии, Марик Глинкин грустно изрёк: «Тебе хорошо: в Израиле можно выбирать себе друзей, а мы общаемся с теми, кто рядом». Я часто вспоминал эту фразу, радуясь личностям, которые окружают нас в Израиле. Наш сын Миша и невестка Ирочка (Маша вернулась в Москву, но об этом – попозже) – стали не просто детьми, а очень близкими друзьями, с которыми мы всегда советовались, катались по стране, вместе ужинали по субботам.

Брат Лёня и его жена Аня – они в 91-м году приехали вместе с целой актёрской командой, которая основала в Израиле театр «Гешер» («Мост»), ныне самый популярный театр страны. Хотя и я, и Лёня были безумно заняты, «окапываясь» на новом месте, мы ежедневно перезванивались, встречались дома и, как прежде, вместе выступали в концертах и на творческих вечерах.

В первые годы нашего пребывания в Израиле к нам подходили на улицах новые репатрианты, пожимали руки и благодарили за то, что мы приехали. («Раз вы с нами, значит, мы правильно поступили!») Нас наперебой приглашали на выступления в разные города, на наших творческих вечерах всегда были полные залы. Вспоминаю, как, ещё до Лёниного приезда, я выступал в городе Кармиеле, один, в зале на восемьсот мест, которые были все раскуплены. Мэр города в это не поверил, пришёл убедиться и просидел всё первое отделение вместе со зрителями. В антракте мы познакомились. «Чего ты сидел, ничего не понимая?» – спросил я. Он ответил: «А я получал удовольствие оттого, что все смеются»… Это было. Но теперь, когда прошло уже пятнадцать лет, когда сегодня гастролёры атакуют Израиль активнее, чем арабские террористы, при всё ещё ощутимой нами любви и внимании и зрителей, и читателей, ни Лёня, ни я уже не собрали бы зал на восемьсот мест: мы стали своими, постоянными, с нами можно встретиться и завтра, и послезавтра… Впрочем, наверно, это нормально и естественно. Что касается моих дорогих друзей Игоря и Лины, то, конечно, они тоже уже здесь. Перед вылетом из Москвы, когда Игорь сообщал мне номер рейса, Лина кричала в трубку: «Шурик, куда мы едем дальше?»… Узнав, что Игорь прилетает, наши общие друзья-ватики предупреждали: «Здесь молодые врачи без работы, а ему, в пятьдесят девять лет, никогда не устроиться!».

Но я уверенно отвечал: «Игорь уже через три месяца будет работать!». И оказался прав: перед его обаянием и профессионализмом не смогла устоять никакая бюрократия – его сразу же приняли в ортопедическое отделение больницы Тель-Авива, где он проработал шесть лет, превысив пенсионный возраст, а потом стал частным практикующим врачом.

У него всегда есть пациенты, которые относятся к нему с благодарностью и обожанием. В содружестве с местными композиторами он продолжает создавать песни, их уже поют по радио и на эстраде. Написал книгу «Записки врача поликлиники Литфонда», которою заинтересовались в Москве и, я уверен, её непременно издадут. У него хватает времени ежедневно развозить своих внучек Ниночку и Диночку в спортивную и художественную студии, доставлять дочку Лену на телестудию, в театр и на концерты. А, когда мне однажды ночью стало плохо, он успел примчаться раньше скорой помощи и сам отвёз меня в больницу. Словом, Игорь остался тем же Игорем, верным, обаятельным и неутомимым.

Очень часто мы все встречаемся у Кармелей, в их уютном и благоустроенном доме, искренне восхищаемся их новыми неутомимо-талантливыми работами, ужинаем в саду или на веранде и, игнорируя седину у себя на висках и в бороде хозяина, по-прежнему, веселимся, дурачимся и читаем хулиганские стихи, вроде этих, которые я сочинил в какой-то Юрин день рождения:

Юрка, Юрка, славный Юрка,

Много шишек и побед…

Скачем мы на Сивках-Бурках

Вот уж шесть десятков лет,

От твоей родной Одессы

До моих Березняков,

От статей хвалебных в прессе

До подпольных бардаков,

От моей любимой Галки

До твоей случайной палки,

От неистовой гульбы,

До неистовой судьбы.

От квартиры до трактира,

От сортира до ОВИРа,

От причала до перрона,

От Одессы до Сиона.

Просадили дом и дачу,

Подустали от борьбы,

И удача нам на сдачу

После яростной гульбы!..

Однажды, по русскому радио «Рэка» прошла большая передача о моей повести «Тэза с нашего двора»: я отвечал на вопросы ведущего и читателей, звучали песни из спектаклей, поставленных по этой повести, актёры читали фрагменты из неё. Буквально через пять минут мне в редакцию позвонила какая-то дама и заявила примерно следующее: «Я в Израиле уже более сорока лет, русские книги не читаю, русские фильмы не смотрю. Но сегодня, подъезжая к дому, случайно услышала по радио передачу о вас и вашей повести и не выходила из машины, пока не дослушала до конца. Мне очень, очень понравилось, я просто удивлена»…

– Чему вы удивлены? – разозлился я. – Тому, что в России могут быть неплохие писатели, композиторы, актёры?..

– Но я, действительно, не знала…

– А как вы могли знать, если уже сорок лет ничего российского не читаете и не смотрите!

Она помолчала, потом ответила:

– Вы правы. Давайте повидаемся – возможно, я ваша родственница: моя бабушка была Каневская.

В течение первых лет пребывания в Израиле у меня объявилась целая армия двоюродных тётушек, троюродных дядюшек и пятиюродных братьев, которых я никогда не знал, не видел и не слышал, но все они претендовали на внимание и очень обижались за то, что я не откликаюсь на их призывы. Я решил, что моя собеседница – одна из них, и ответил очень расплывчато. Но она настойчиво продолжала звонить и звать в гости. Наконец, мы согласились и встретились у неё на вилле, в живописном посёлке Кессария, на берегу моря. Её звали Анна Лотан, она оказалась владелицей известной парфюмерной фирмы «Лотан», чьи изделия продавались не только в Израиле, но и в других разных странах. Ей было уже за шестьдесят, но она прекрасно выглядела, её лицо было гладким, красивым, без морщин – живая реклама собственной продукции. Она сама основала эту фирму, сама вырастила двух детей, сама построила эту виллу – сильная, энергичная, весёлая и даже озорная.