Григорий Шелихов

- Кончай! Чего ж ты, неужто забыл? - зашумели слушатели, когда

певец неожиданно замолк. - Про душителей, гонителей наших, чтоб их

погибель взяла, подавай, парень! Хорошо у тебя песня выходит...

Вже ж про тебе, козаченьку, вороги пытають,

Щодня й ночi в темним лузi все тебе шукають.

Гей, як крикне козаченько до гаю, до гаю:

- Наiзджайте, ворiженьки, сам вас накликаю!

Певец не видел предостерегающего взгляда Растопырихи, около

которой неожиданно для всех увлеченных песней бродяг вырос

проскользнувший в избу асессор Готлиб Кох с несколькими казаками из

"братских" - бурятов.

- Кого это ты, сукин сын, накликаешь, не знаю и спрашивать не

буду, а вот асессора Коха, раз ты его себе на голову накликал, ты

навек запомнишь и песню про меня сложишь... Взять этого! - блеющим от

обиды голосом прервал Кох певца. - А остальные, которые без паспорта,

выходи на двор! - провозгласил грозный комендант. - Да не вздумайте

бежать: сами знаете, что из этого будет...

Бродяги, подавшиеся при появлении Коха к окнам и готовые уже

выпрыгнуть, заметили через затягивавший их тюлений пузырь мрачные

фигуры казаков из бурят с ружьями и в раздумье остановились.

- Ах ты, обглоданный, так ты уговора держишься?.. Деньги взял, а

меня на срам, на растерзание людям выставляешь... Да я из тебя... -

взревела Растопыриха и, как медведица, поднятая из берлоги, двинулась

на Коха, не замечая выразительного мигания рыжих ресниц коменданта, -

я из тебя кишки...

И упала к его ногам, оглушенная стоявшим сзади ее "братским"

ударом приклада по затылку. Люди переглянулись и один за другим молча

пошли к выходу.

- Один, два, три... Девять, десять... двадцать... тридцать,

тридцать пять... Эк вас набралось! - считал их, помахивая

предусмотрительно взведенным пистолетом, Кох. - За этим особо

смотреть, - кивнул он на чернобородого певца, замыкавшего цепочку

захваченных облавой людей

В избе на полу осталось распростертое тело Растопырихи, вокруг

головы которой ширилась, смешиваясь с грязью, черная кровяная лужа.

Вылезшая из запечья пестрая лайка подошла к хозяйке, осторожно

обнюхала кровяную лужу и, отскочив в испуге в сторону, присела на

задние лапы и тоненько, прерывисто заскулила. Собачонка будто поняла,

что рука асессора Коха навсегда зачеркнула его счеты с хозяйкой и

никто не будет интересоваться, за кем осталось кровавое сальдо, тем

более что "на небе бог, а в Охотске Кох..."

И действительно, отписывая в Иркутск сибирскому наместнику в

очередном месячном отчете о действиях по своему управлению, Кох в

реляции об очистке Охотска от беглых и сомнительных людей нашел

возможным ограничиться скромным пояснением: "...при сих моих действиях

некоторые оказали отчаянное сопротивление... и оная гулящая и

разбойная баба Растопыриха при нечаянном ударе отдала богу душу... а

служилого селенгинского казака Семейку Бровкина за послушание и

твердость наградил я из казенных денег пять рублей и награждение сие

на предмет списания прошу милостиво утвердить".

Семейка Бровкин, получив от асессора Коха не пять рублей, а

двугривенный, так никогда и не догадался о причине неожиданной

щедрости скупого на поощрения начальника.

4

Обычные для Охотска в середине лета обложные дожди и туманы

превращали город в топкое болото, пробираться по которому люди

решались только на коне, да и то по великой нужде.

Сидя в пристроенной к амбару жилой избе у поднятого волокового

оконца, Шелихов бездумно прислушивался к едва доносившимся из порта

унылым звукам колокола, возвещавшего начало приливной волны...

Неожиданно на "улице", превращенной дождем в широкий грязевой

поток, показались люди. Они брели по колено в воде, с трудом

вытаскивая ноги из вязкой грязи, спотыкаясь и падая; многие без шапок,

иные в наброшенных на голову рогожах, из-под которых светилось голое

тело.

Человек двадцать верхоконных казаков, бурят, под надзором

ехавшего сзади Коха с личной охраной, упорно держали людей посредине

грязевой реки, топча конями и полосуя по чем попало нагайками

отстающих.

- С облавы ведут! - догадался Шелихов и досадливо поморщился,

припомнив, что он сам несколько дней назад присоветовал Коху устроить

облаву в разгаре дождя. - И до чего же глупая и злая на русских голова

у немцев. В грязи купает, нарочно изгаляется, свистун проклятый...

Чувствуя угрызения совести за скверный сговор с Кохом, Шелихов

отодвинулся от оконца, как вдруг его внимание привлек двигавшийся в

толпе уверенно и не спотыкаясь высокий, просторный в плечах мужик, с

яркими голубыми глазами, с лицом, заросшим черной курчавой бородкой.

Продвигаясь, голубоглазый поддерживал товарища, изнуренного, видимо,

тяжкой болезнью человека в насквозь промокшем изорванном азяме.

"Неужто тот... гайдук Жеребцовой? - силился припомнить Григорий

Иванович черные усы на молодом румяном лице и грустные голубые глаза

детины, который почти на руках снес Шелихова в сани после припадка у

Зубова. - И как имя-то его? Забыл, прости господи... Да что теперь в

имени, оно теперь другое у него, имя... А выручить парня надо, в

Коховых руках останется - в жеребцовские попадет, и тогда уж

пропадет..."

Направив Коха на своих сбежавших рабочих, Шелихов сейчас вдвойне

почувствовал необходимость сделать что-то, чтобы спасти парня,

невольной причиной несчастий которого ему привелось стать три года

назад.

- Здоров, господин комендант! - вышел Шелихов на крыльцо, не зная

еще сам, что сделает. - С уловом вас, - сказал он, вглядываясь в то же

время в голубоглазого человека. - А ты как попал в честную компанию?..

Этого вы мне зараз же отпустите, господин комендант, первый мой

такелажник и позарез нужный!..

Стенька с первого взгляда узнал Шелихова, когда тот вышел на

крыльцо. Преодолев невероятные препятствия, он и в Охотск пробрался с

тайной мыслью, что именно здесь, на краю света, на берегу последнего

моря, он откроется мореходу и попросит перебросить его в заокеанскую

страну, где, как он уже слышал среди зубовской дворни, найдено людям

счастье и богатство.

Стенька не считал морехода виновником выпавших на его долю

испытаний и горькой судьбы. Три года жизни в бегах, - а за это время

он пешком из Петербурга, с запада на восток, через всю Россию,

добрался до Охотского студеного моря, - научили Стеньку многому.

Думая об этой встрече, Стенька почему-то всегда был уверен в ее

добром для него, а не худом конце и потому строил радужные планы своей

будущей жизни в шелиховской заокеанской Америке. Там его уже не

достанут маленькие жесткие руки Ольги Александровны Жеребцовой.

- Прости бога для, хозяин, сам вижу... и уж никогда Мишка Глазов

против твоей воли не пойдет! Прости, - понял и находчиво отозвался

Стенька на явное намерение Шелихова выручить его из рук Коха.

- Отпусти парня, Готлиб Иваныч, я сам из него дурь линьками на

корабле вышибу... Полный рацион получишь, Мишка! - с угрозой

проговорил Шелихов, смеясь в душе над глупостью Коха и довольный

находчивостью Стеньки, назвавшего ему свое беглецкое имя.

Захваченные Кохом сбежавшие с кораблей работные и те несколько

бродяг, с которыми Стенька добирался до Охотска, такому разговору

удивились, но что-то поняли и виду не подали.

"На фарт парень попал. Комендант в дураках останется, а купец...

будто и на человека похож купец, когда нашего брата из беды выручает",