Когда титаны ступали по Земле: биография Led Zeppelin

«Вообще-тоэто было довольно трогательно», — сказал Пейдж, отмахиваясь от любыхпредположений о том, что действия Энгера могли действительно оказать на негокакое-либо влияние, объяснив, что «проклятие» в основном принимало формувырезок из газет, подчеркнутых красными чернилами. «Я думал вернуть все еговещи на катафалке, но потом решил, что это будет чересчур драматично. Теперь ядаже немного жалею об этом. Этот фильм [«Восход Люцифера»] должен был статьшедевром, но он не смог с ним справиться. Все, что теперь осталось, — лишьвымысел».

Каки следовало ожидать, всегда предполагалось, что проклятие, которое Кеннет Энгерналожил на Джимми, не сработало. Однако, оглядываясь назад, интересно отметить,что с этого момента практически все отражало закат Пейджа и Zeppelin. Болеетого, можно утверждать, что «проклятие царя Мидаса» — метафора болезни, илибессилия, постигающего человека, несмотря на его огромную славу, — точноописывает все, что ожидало Пейджа и Zeppelin в последующие пять лет. Можно дажесказать, что слова теперь были начертаны на стене — и подчеркнуты краснымичернилами.

14

Колесница Цезаря

Порой,когда ты оглядывался назад, в твоей голове все это просто не укладывалось. Тыдал себе время до двадцати лет. Всем рассказал, что если к тому времени этогоне сделаешь, то покончишь со всем, найдешь приличную работу. Но когда времяпришло, ты не был готов отказаться. Но ты был близок — когда Бонзо свалил вгруппу к Тиму Роузу, ты знал, что он не вернется. И ты бы не вернулся, дай тебесорок фунтов в неделю. Это больше, чем ты получал на стройке. И снова тебе почтиповезло — когда Алексис Корнер заглянул на концерт Speakeasy. Тогда тебе небыло дела до Бонзо и остальных, ты все болтал о блюзе своему новому лучшемудругу, Алексису. Когда он предложил выступить вместе на паре концертов — тольковы двое и его пианист, Стив Миллер, — твоему счастью не было предела. Когда онпредложил вместе выпустить пластинку, ты старался не подавать виду, но не могсдержаться. «Вот оно, — сказал ты Морин. — Алексис хочет, чтобы я поехал с нимв Лондон и поработал там в студии». И ты поехал, ночевал на диване в егоквартире в Квинсуэе. «Спокойной ночи, Роберт, — говорил он этим голосом. — О,кстати, на этом же диване спал Мадди, когда приезжал сюда. И я не знаю,поменяли ли мы унитаз с тех пор, как здесь побывал Бадди Гай...» Вы хорошопроводили время, тусуясь вместе, куря травку и ведя себя так, словно это ничегоне значило. Дело так и не дошло до выпуска пластинки, но вы записали парутреков вместе: ‘Operator’ и ‘Steal Away’. Они были действительно хороши, тыпонимал это — если хоть сколько-нибудь разбирался в блюзе...

Выпопрощались и обещали быть на связи, но этого, конечно, не случилось. Никто вмузыкальном бизнесе не оставался на связи друг с другом. Корабли в ночи,дружище... Дома, в Браме, дела Band of Joy — и без того плохие — еще сильнееразладились, и вы с Бонзо постоянно придумывали всякие махинации, стараясьраздобыть немного деньжат. Вы обманывали остальных о реальном размере вашегозаработка, чтобы сохранить чуток для себя. Пэт и Морин смотрели, как вы сидели,покуривая и деля добычу, та еще парочка. «Мы были словно продавцы подержанныхмашин — только в мире музыки», — расскажешь ты писателю годы спустя, нопо-прежнему ухмыляясь.

Вгруппе были ты, Бонзо, Кевин Гэммонд на гитаре, Крис Браун на органе и Пол Локина басу. Одна из крутейших груп, когда-либо собиравшихся в Мидлендс — все такговорили, а вы не могли себя выгодно продать. Кассеты обеспечили вас нескольковкусных концертов там и тут, вы выступали на разогреве для Fairport Convention,Ten Years After, Spooky Tooth, Мика Фаррена и The Social Deviants... Выотносились к музыке серьезно, склоняясь в сторону психоделии, основанной навест-косте вперемешку с блюзом, и план был в том, чтобы продолжать развиватьэту музыку, чтобы она превратилась практически в одно длинное музыкальноепроизведение, вобравшее в себя разные стили. Вы не были уверены, готов ли ктакому мир, но просто знали, что так будет правильно. А в остальное время вы отдуши веселились. Однажды в Университете Эксетера, выступая на разогреве у МикаФаррена, вы оба хлопнули сидра и так опьянели, что Бонзо решил барабанить стоя.Остальным это не понравилось, но тебе пришлось рассмеяться. Потом, на обратномпути, в фургоне у него состоялся жаркий спор с Кевином о ритме. Никто непонимал, о чем речь. Бонзо был вне себя, а Кевин играл так быстро, что этапарочка разработала собственные фирменные ритмы. В конце концов Кевин психанули сказал, что уходит из группы, заставив фургон остановиться. В результатеследующий концерт в Шотландии — в Victoria Hall в Селкрике, если угодно, — выотыграли с Полом на лид-гитаре и Крисом на басу, в то время как левая рукапоследнего была на клавишных. Затем настала твоя очередь вступить в перебранкус Бонзо. А потом ты так напился, что заснул в шкафу для метел...

Вскорепосле этого вы играли на разогреве у Тима Роуза — тогда-то он и услышал Бонзо.Ты был в ярости, когда он заявил о своем уходе, но все было по-честному, онсказал: «Слушай, мне надо уйти. Мы развалились. Я нашел парня, которому нуженударник». И ты знал, куда он уходит, даже если не хотел этого признавать. Такжеты знал, что это станет концом Band of Joy, и так и случилось. Была весна, и клету ‘68 года, лету давно ушедшей любви, ты вернулся в сеть Мамаши Рейган, днемработая с ирландскими землекопами на Вест-Бромвич-Хай-стрит, а по выходнымвыступая с Hobstweedle, улыбаясь, выпендриваясь и делая вид, что все идет поплану, хотя это, черт побери, было не так. Все шло не так. И снова кое-чтоподвернулось. Тони Секунда, менеджер The Move, пригласил тебя на прослушиваниедля его нового лейбла Regal-Zonophone, но ничего из этого не вышло. Потом былразговор с твоим старым приятелем Невом Холдером о том, чтобы взять тебя вторымвокалистом в ‘N Betweens. Но это было просто издевательство, все знали, чтоНодди — как его теперь называли — предпочитает выходить к микрофону один.

Теперьтвои мама с папой снова затянули свое, нашептывая Морин, что тебе еще не позднобыло возобновить свою «многообещающую карьеру» дипломированного бухгалтера. Тычувствовал, как стены сжимались. Тебе было почти двадцать, и ты всегда говорил,что покончишь со всем этим, если ничего не получится до этого возраста, — и,черт возьми, ничего не получалось, но ты не хотел это бросать, только не радитого, чтобы стать долбаным бухгалтером. Иногда ночами ты лежал в постели и немог заснуть. Вот черт, что же ты собирался делать?..

Ивот однажды ты получил телеграмму. Раньше ты никогда их не получал изаволновался, что бы это могло значить, — мало ли там плохие новости, всплылокакое-нибудь дерьмо из твоего прошлого, например, что-то из того, чем тыпромышлял, будучи вместе с Бонзо, что-то, что ты даже вспомнить не мог, потомучто был так обдолбан...

Телеграммабыла от какого-то человека по имени Питер Грант, и он спрашивал, незаинтересован ли ты в том, чтобы присоединиться к The New Yardbirds, сказав,что узнал о тебе от Терри Рида. Ты подумал, что это шутка, что кто-то тебяразыгрывает. Ты никогда не слышал о Питере Гранте, ничего не знал о TheYardbirds — новых или старых, — но знал Терри Рида, на разогреве у которого вбостонском Gildendrome однажды выступала Band of Joy. Потом они приехали, и тывстретил Джимми, о котором также никогда прежде не слышал. Но было похоже, чтоони настроены решительно, что что-то происходит. После столь долгого ожидания,впрочем, все казалось нереальным. Ты даже не знал, нравились ли тебе TheYardbirds. Не знал даже, кто такой Джимми Пейдж. Ты слышал, конечно, о Клэптонеи Бэке, но не об этом парне. Но деньги, которые они предлагали, были вполненеплохими.

Впоследствиитвой приятель Остин Гриффитс из The Springbeats рассказал репортеру: «Он стоял,открыв рот. „The Yardbirds хотят меня взять“, — это все, что он смог сказать».И это было правдой. Чем больше ты думал об этом, тем меньше тебе верилось, чтовсе происходит с тобой. Через несколько месяцев, после тех первых концертов вСкандинавии, когда группа уже сменила название, однажды вечером ты зашел в пабв Ворчестершире и, будучи навеселе, справляя нужду, смотрел на грязно-белуюстену прямо перед собой. Застегнув ширинку, ты достал ручку и написал на стене:РОБЕРТ ПЛАНТ ИЗ LED ZEPPELIN. Просто чтобы посмотреть, как это выглядит. Потомты, пошатываясь, вернулся в бар и заказал всем еще по одной, забыв об этом. Анесколько недель спустя тебе рассказали, что, когда кто-то показал владельцузаведения, что у него написано на стене в сортире, тот взял скотч и заклеил имнадпись. Для будущих поколений, сказал он...