Сказ Про Иванушку-Дурачка. Закомуришка тридцатая (СИ)
Сказ Про Иванушку-Дурачка. Закомуришка тридцатая (СИ) читать книгу онлайн
Закомуришка тридцатая посвящена в основном поэзии. Здесь можно узнать про Лермонтова и Жуковского много полезного для сдачи ЕГЭ. Здесь же мы бегло знакомимся с колоритными фольклорными персонажами – Сазошкой Корносым и Киришкой Ухатым, узнаём об их славной профессии и знакомимся с их зоркими взглядами на макроэкономику. Но всё это – бегло, ну очень бегло. Кроме того, в закомуришке тридцатой активно обсуждается, нужна ли на Руси полиция. Автор Сказа – народ – авторитетно разъясняет, когда именно на Руси не станет воров. Однако обсуждай не обсуждай, а Смерть и пень Древа Смерти не дремлют, в связи с чем, в заключение оной закомурины, мудрость народная, которая несудима, неистощима, безмерна и в гимне воспета, – заявляет, что есть главное в жизни.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
– И-го-го!
– Ой, боже мой! Эй! Ай! Аб-броха! Уй, как мне плохо! Ну черт побери! – раздались истошные вопли.
Из-за зелененького кустика чертополоха выскочили поп Абросим в черненькой рясе и черт Кинстинктин в черной-пречерной форме бело-пребелогвардейца и с трехлинейкой в руке и принялись швидко улепетывать. Мне чуть самому не стало плохо!
А я пращу за пазуху сунул, вскричал: «Не пущу!», на кобылку вскочил, на её тридцать девятую пежинку, ту, що на хвосте, да и поскакал за улепетывающими в погоню. Да куды там: за спасающими жизть не ускакать, понимаешь!
Вот еду я, еду по широкому полю: день и ночь еду; славное оружжо – за спиною. Слушаю, как ветер, по выражению поэта (несомненно – Кюхельбекера), «звоном однотонным // Гудит-поет в стволы ружья». А в поле видны здесь и там желтые кости. Пегайла-то мне и-го-го... и-го-го... и го-го-говорит:
– И-го-го! И-го-го! Ваньша!
– О-го-го! Пегайла заго-го... заго-го... заго-го-говорила, ёшкина кошка! Пегасик, тебе чего-го?
– И-го-го! И-го-го! А вот чего-го: у меня лирический бзик! Эпиграмму вспомянула и имею охоту ея продекламировать!
– О-го-го! Что, твою? Что, твоя?
– И-го-го! И-го-го!
– Вот это о-го-го, Пегаша!
– Ш-ш-ша! Энтого ощо недоставало! – прошипел мой Внутренний Голосишша. – Ш-ш-ша!
– Пегаха, давай! – твердо изрек я. – Аз – го-голоден и жажду пищи: ежели не телесной, то хотя бы духовной, однозначно!
– И-го-го! И-го-го! Токма́ вот чего-го: я буду декламировать не корректно, а как придет на память. Ничего-го?
– Эпиграмму – не корректно? Энтого ощо недоставало! Ш-ш-ша! – прошипел мой Унутренний Голосишша – а он оплошавших, чертищ, на дух не переносит.
– Давай, давай, Пегаш-ш-ша! – твердо изрек я. – Неспеш-ш-ша! Аз жажду! Аз трепещу! Причем поневоле, ёшкина кошка!
– И-го-го! И-го-го! Ну так вот чего-го: «Иван трепещет поневоле: // Он видит старой битвы поле. // Вдали всё пусто; здесь и там // Желтеют кости; по холмам // Разбросаны колчаны, латы; // Где сбруя, где заржавый щит...».
– Вах, я же предупреждал, щ-щ-що энтого ощ-щ-що недоставало! – прошипел мой Унутриутробный Голосишша. – Ш-ш-ша!
– Вот спасибоньки, Пегасенька! Сеньк ю! Ух, какие замечательные вирши! – мягко изрек я. – Какой впечатляющий, бодрый реализьмус! Энто про меня и про наше поле! Кто сымпровизировал? Жуковский?
Пегайла оскорбилась и вмиг дара речи лишилась, зато мой Унутриутробный Голосишша – а он, как уже было сказано, оплошавших, чертищ, на дух не переносит – презрительно прошипел:
– Ш-ш-ша! Умный бы ты был, Ивашка, человек, – кабы не дурак! Лермонтова не определил, коркодил! Лапш-ш-ша! Гораздо больше такой большой поэзией надо увлекаться!
Пегайла оскорбленно хранила молчание, зато я презрительно прошипел моему Внутриутробному Голоску:
– Да цыц-ка ты, ня чуць ничога, ни гамани, Гоша!
Тутовона мой Внутриутробный Голосища – а его сам сатана пестовал – возвышает свой голосище:
– Ш-ш-ша! Умный бы ты был, Ивашка, человек, – кабы не дурак! Фиг с ней, с лошадкой и ее виршами! Надо пораскинуть умом вот о чем: нам бы лошадка ружье везла, а мы бы за ней по-пластунски ползли б! Неспеш-ш-ша, понимаешь!
– И-го-го!
– Ты это к чему, Гоша?
– А к тому! Чтой-то мне подсказывает, Иоанн, шо тебе сей же секунд следует слезть с лошади!
– И-го-го!
– Это еще зачем?
– Дабы не торчать как при́торчень*, однозначно!
– А шо?
– А вдруг впереди – вторая засада, курица-помада?
– Ну и чё?
– Верь не верь, кавалерист – изумительная цель!
– Не бойсь ни фига: небось пронесет!
– Небось ни фига не пронесет! Лучше всё-таки предостеречься и слезть с лошади, однозначно!
– И-го-го!
– Да ты, Гошка, оказывается, трус, ёшкина кошка!
– Чтой-то мне подсказывает, Иоанн, шо ты – дурак, однозначно!
– И-го-го!
На эвто я своему Унутреннему Голоску отповедую:
– Да цыц-ка ты, ня чуць ничога, ни гамани, Го-го-го-гоша!
– На чужой спине тя́жель* – не тяжеле́нь*, однозначно! – бекнул Унутренний Бекаль и уго-гомонился.
А я с гордостью еду на своей лошадке, направо, налево поплевываю. Ах, хорошо! Решил плюнуть в само небо, глаза задрал, слюну в рот набрал – да и проглотил!
– И-го-го-о-о!
Там, в бирюзовых небесах, – белобокие облака; из-за облаков выглянули пень со Смертью да и кричат мне, размахивая сверкающей косой да ворочающимися корешками:
– Ваня, а Ваня! Ну что же ты? Мы тебя с нетерпением ждем! Иди к нам, кореш!
– И-го-го!
– Ну нет, кореша, извините, мне некогда: впереди много всяческих дел!
– Какие могут быть дела, Ваня, когда у нас с тобой запланирована приятная встреча, подумай сам, дурак!
А я подумал, подумал да и решил: «Какая нелепая Смерть! Какой мизерабельный пень! Ну нет, чем быть дураком, пусть лучше я буду трусом! Ведь кто такой трус в обывательском понимании? Предусмотрительный и осторожный человек, трождызначно!» И аз из предусмотрительности и осторожности остановил Пегашку да и слез с лошади, понимаешь.
– И-и-и-го-го!
И тольки я с нея слез и пополз по-пластунски, как над головою моей – вж-ж-жик! – пролетела пуля! Уж поверьте, повеяло омерзительным смрадом преждевременной смерти. По энтому смрадочку чую: начинка у пули – свинцовая, однозначно.
– Ну ё-пэ-рэ-сэ-тэ!
М-да-а-а, не всякая пуля в мясо, иная и в поле – вж-ж-жик!
Эх, тута и я решил пальнуть – из свово оружжа. Аз вскочил и стал в позу готового к бузе аркебузира. Снял ружье с плеча, поставил вертикально, зажал между ног. Чтобы ветром порох не сдуло при засыпке в дуло, сделал из куска газетки воронку. Вынул из пулеметной ленты патрон, ижвлек жубами пулю и жаложил ее жа щеку. Сыплю из гильзы порох в дуло через воронку – отлично сыплется и ветер порох не уносит! Аз выдернул из пулеметной ленты второй патрон, ижвлек на швет божий жубами вторую пулю и тут же жаложил ее жа щеку. Сыплю из гильзы порох во второе дуло – опять отлично сыплется и ветром порох не сдуло! Удачно зарядил оба́два ствола, двождызначно!
– Ну шо, Гоша, как бы найти виноватого? – спрашиваю. – Куды стрелять-то?
Нутрений Голосочек – а он виноватых, чертяк, на дух не переносит – отвечает:
– Вон видишь впереди куст чертополоха?
– И-го-го!
– Вижу неплохо! Да черт ли там?
– И-го-го!
– Черт ли, не черт, а все там, кому Богом положено! Стреляй в куст, пуля виноватого найдет!
– Хорошо! – говорю Гошке. – Не всякая пуля в поле, иная и в куст, ёшкина кошка! – и пальнул из ружжа в куст из обоих стволов одновременно!
– И-го-го!
Ан увы! Выстрелов почему-то не воспоследовало.
– Ну ё-пэ-рэ-сэ-тэ!
– Иван! – в ужасе гундит мой Нутрений Гундарь – а он, как уже было сказано, виноватых, чертяк, на дух не переносит.
– Шо?
– Шо, шо! Ну ё-пэ-рэ-сэ-тэ! Выстрелов почему-то не воспоследовало, понимаешь! Не знаешь, почему? Я вот не понимаю!
– Почему, почему! Конечно, знаю: ружье совершенно не той конструкции, понимаешь!
– Иван!
– Шо?
– Шо, шо! А ты порох в дула засыпал?
– Засыпал!
– Пыжи вставил?
– Вставил!
– Пули заложил?
– Заложил!
– Порох на полки насыпал?
– И-го-го!
– Ой! Не насыпал! Ну ё-пэ-рэ-сэ-тэ!
– Шо ж делать, Ваньша? Шо ж делать? – в ужасе гундит мой Нутреной Гундарий – а он, как ужо двожды было сказано, виноватых, чертяк, на дух не переносит. – Ну ё-пэ-рэ-сэ-тэ! Как дальше жить с человеком, который вечно забывает о полках?!
– Шо, шо! Как, как! – отвечаю ему сердито. – Да вот так!
Тут я вешаю ружье на плече, весь трепещу, достаю из-за пазухи пращу, заряжаю ее двумя золотистыми гильзами да и прицеливаюсь, кудась намеревалси.
А сам при энтом кричу, трепеща в нетерпении:
– Как хватаю пращу, так и сам трепещу! Как пальну из пращи, так ващще трепещи! Ну-с, не всякая гильза в поле, иная и в куст, ёшкина кошка! Ну-с, куст, ващще трепещи, как я сам трепещу, применяя пращу! Пиф-паф!
