Время ацтеков

 Ты бы, небось, хотел такую поиметь? – атакует она.

– Не красивее тебя, – говорю я.

– Ну, само собой, – признаюсь я.

– Всего лишь то… – говорит она.

– …что мой новый любовник-ботаник изучает тех самых ацтеков, которые бегали голышом по своей Аргентине, – улыбается она.

– Да и то, это гораздо менее интересно на самом деле, чем в фильмах или комиксах, – сообщает она.

– Вот так-то, – выпивает она.

– В Мексике, – говорю я. – Ацтеки жили в Мексике.

– Неважно, – говорит она.

– Единственное, что может заинтересовать в этой теме такого любителя, как я, – не обращает она внимания на мои реплики.

– Так это тема жертвоприношений, – говорит она.

– Ну, нам же, обывателям, подавай танцы Саломеи, отрезанные головы ацтеков да пророчества Нострадамуса, – смеется она.

– Тем не менее, – продолжает она.

– Я нашла у тебя монографию «Культы Латинской Америки», – доверительно сообщает она.

– И смею тебе сообщить, – с заговорщицким видом сообщает она.

– Что ты – гений! – восторженно хлопает она меня по плечу.

– Это еще почему? – выпиваю я еще один «Секс на пляже», и меня мутит, пора заказывать нормального чистого пойла.

– Потому что здоровый взрослый мужик, на котором, блин, пахать можно, который, блин, за сутки может обслужить с десяток лежачих больных, так вот, этот мужик в самом начале XXI века ни хрена не делает… – начинает она.

– …кроме того, что изучает изучения давно вымерших дикарей, да еще и не напрягаясь, – продолжает она.

– …и получает за это не самые большие, но вполне достаточные для благополучного существования деньги, – заканчивает она.

– …и этот мужик достоин восхищения, – смеется она, – потому что он ловкий пройдоха, – улыбается она, и ее «Секс» заканчивается вслед за моим.

– По твой логике, – пытаюсь я спорить с тем, что давно принял за истину, – никакая наука вообще не нужна!

– От математики до медицины, – прикрываюсь я научными достижениями человечества, зная, что это нечестно.

– Эй, эй, – смеется она.

– Ми-и-илый, – тянет она.

– Не стоит прикрываться научными достижениями человечества, – говорит она.

– Это нечестно! – восклицает она.

– Мы не рассматриваем необходимость науки как таковой, – безжалостна она.

– Я для этого чересчур глупа, я же обычная медсестра, помнишь? – смеется она.

– Мы говорим об одном, отдельно взятом молодом человеке, – говорит об одном, отдельно взятом молодом человеке она.

– Ничем толком не занятом, но вполне устроенном, – перечисляет она, – который даже не ученый!

– Ты даже не ученый, мать твою! – перевешивается она.

– Ты, мать твою, об этих своих ацтеках только в книжках и читал, – морщится она.

– Ну и что? – устало спрашиваю я.

– Да девяносто процентов моих сверстников мечтают о том, чтобы так устроиться, – говорю я.

– И устраиваются! – развожу руками я.

– Зато это дает мне возможность ЖИТЬ, – говорю я.

– Не тратить себя на восьмичасовой онанизм так называемой мыслительной работы или на восемь часов рабского труда медсестры, –