Время ацтеков

Этот парень, – вздыхаю я.

– Ну, маньяк, – напоминаю я.

– Он бы непременно сделал с тобой что-нибудь этакое, – высказываю я предположение.

У него нет сил кричать, и несколько минут он подвывает, а я сижу, глядя на стену, и жду. Когда он почти вырубается и мелко предсмертно дрожит, на его грудь падают первые лучи Солнца.

Тогда я вырезаю у него сердце.

– Сиди смирно и умрешь без мучений, – предупреждаю я.

– Поняла? – спрашиваю я.

Она медленно кивает, сидя на диване полураздетая.

– Ага, смешно выглядишь, – улыбаюсь я.

– Бога ради, не осложняй нам жизнь. Обоим, – прошу я.

– Шевельнешься, я тебе прострелю все части тела, а голову – последней, – делюсь я планами.

– Что ты знаешь о любви? – спрашиваю я.

– Что ты вообще знаешь?

– Что. Ты. Знаешь, – чеканю я и плачу.

– Что. Ты. Вообще. Мать. Твою.

Она смотрит в сторону, и я чувствую бешенство. А еще ненависть и слабость. Я понимаю все. Что могу убить эту суку, но любить она меня больше не будет. Никогда.

– Что есть любовь? – спрашиваю я.

– Я тебя спрашиваю. Что. Есть. Любовь? – кричу я.

– Я тебя, мать твою так, последний раз спрашиваю, что такое любовь? – подхожу я.

– Не хочешь говорить, покажи, – захлебываюсь ненавистью я.

Она упрямо смотрит в сторону, и слабость окатывает меня физически. Слабость. Ненависть. Слабость… Контрастный душ. Я плачу, но оставаться мне здесь больше незачем.

– Что ты знаешь о любви?! – плачу я…