Время ацтеков

ним вниз и верну его в аквариум.

– А мне стало жаль, очень жаль, я так и не понял чего, наверное, не только моего хомяка, я думаю теперь, что мне было очень жаль всех, кто несчастлив, и слишком мал, и может попасть под дождь или под машину, и в то же время я ведь знаю, что это слишком детские страхи, потому что никто из нас не застрахован от несчастья в жизни…

– Вот об этом-то я и печалился в ту ночь, – шепчет легавый с горечью.

На минуту и он, и гул голосов, и шум машин на улице смолкают, и я буквально чувствую шорох бумаги, где копошится хомяк. И чую запах, запах фиалок, смешанных с палеными тряпками.

– Не знаю, что со мной, но здесь, – наконец говорит себе лежащий легавый, указывая рукой на грудь.

– Здесь как будто прыгает кто-то и перебирает руками по стеклу. Прыгают и перебирают руками по стеклу.

– Хотя, наверное, я слишком маленький, и все это глупости, а мать плачет, и мне просто страшно в темной комнате, где иногда по потолку проносятся отблески фар машин.

– И я бы очень хотел, чтобы никто больше не прыгал у стекол, – говорит он.

– Я – мальчик. Стою у окна. На улице дождь. Воздух серый. Я живу, и жизнь мучает меня, – шепчет он.

Ну, это вопрос разрешимый.

– Ты сейчас у себя дома? – спрашивает врач.

– Ну да, – нехотя говорит легавый.

– Что ты видишь? – спрашивает доктор.

– Женщину, – помолчав, говорит человек на диване.

Врач отходит и выразительно смотрит на меня. Я киваю. Запах Светиной туалетной воды обжигает мне ноздри, и я вспоминаю ее гребаное предсмертное проклятие. Как там оно было? Чтоб и тебе влюбиться? Я подхожу к окну, чтобы вдохнуть немного дорожной пыли и гари.

– Как она выглядит? – спрашивает врач.

– Она молода, – говорит легавый.

– Она красива, – начинает он и после этого сыпет:

– …обаятельна…

– …умна…

– …тонкокожа…

– …у нее красивые длинные ноги…

– …чувственные губы…

– …стрижка каре…

– …ах, какая у нее грудь! – облизывает этот похабник мою жену.

– Зачем она пришла? – спрашивает врач.

– Зачем вам знать? – спрашивает легавый.

– Доверься мне, – говорит врач и берет его голову в руки, пристально глядя в его глаза.

Дальнейшая беседа не имеет ничего общего с разговором. Это пинг-понг, мать их.

– Она приходит сама? – подача.

– Да, – прием.

– Замужем? – прием.

– Недавно, – гасит.

– Она приходит надолго? – подача.

– В обед, – прием.

– Почему?

– Опасно больше.

– Опасно из-за тебя или?..

– Или.

– Она боится, что муж не застанет ее дома?

– Думаю, да.

– Почему думаешь?

– Она не говорила.

– Страх виден?

– Не страх.

– Что?

– Нежелание…

– Расстраивать?

– Наверное.

– Почему ты с ней?

– Я люблю ее.

– Почему она с тобой?

– Ее муж извращенец.

– Кто?

– Грязный извращенец.

– Почему?

– Потому что он грязно извращается.

– С тобой, стало быть, она не извращается?

– Нет. Мы любим друг друга чисто.

– Чисто?

– Чисто и нежно.

– Это как?

– Она говорит, я ласковый.

– Она