Немцы в городе (СИ)

С трудом делая глубокий вздох, Стас поднимается, чтобы наполнить стакан по второму кругу. Гнетущее чувство одиночества давит на грудь. Оно не такое, как ранее, когда его бросила девушка, даже когда его оставила мама. Теперешнее чувство — крайнее, дальше некуда. Он потерял способность доверять, а ещё — единственного настоящего друга. На Серёгу он даже не злится и не винит его. Скорее всего, тот себя сейчас считает обманутым, и его понять можно. Они все живут, где живут, и живут так, как все вокруг. И он живёт среди них. И если они его не принимают — это его проблемы, а не их.

Раздобыв на пыльных антресолях ветхое пуховое одеяло, осушив остатки наливки одним махом и устроившись на диване калачиком, как есть, при включенном свете и работающем телевизоре, он погружается в сон. Говорят — утро вечера мудренее, но бывают вечера, когда утра ждёшь, как приговора.

— Ну, чучело, не спишь? Открывай, есть новости! — вернувшись домой, все обитатели подъезда, уставшие, разбредаются по своим углам, и лишь Пауль решает задержаться у двери на первом этаже. — Открой, я тебя не убью, — он барабанит в дверь, дёргает за ручку и вдруг обнаруживает дверь незапертой.

Ворвавшись внутрь он вмиг оценивает ситуацию: Шная здесь нет. Судя по беспорядку в комнате — он перевоплощался. Осмотрев вешалки в коридоре, он уже бежит наверх:

— Ребята, он исчез! Шнай куда-то пропал, а все его куртки на месте.

— Значит, он наверху, — вяло реагирует Тилль и отправляется на поиски.

Но наверху того тоже не оказывается. Разделившись, они проверяют все квартиры в подъезде — даже те, что пустуют и стоят закрытыми. Как сквозь землю провалился.

— Не нагулялся, значит? Предыдущего загула ему мало? — беснуется Ландерс. — Всё, я умываю руки. Пусть валит, куда хочет — желающих оприходовать его безвольное туловище найдётся немало. Мне всё-рав-но, — чеканит он, стараясь убедить в сказанном самого себя.

— Расслабься, он скорее всего со Стасом. Мириться решили, — сонно отвечает на истерику друга Рихард. — Hе зря же Стас Диане смску скинул. Не искать, не беспокоить — воркуют сейчас где-нибудь, а ты хай поднял.

— И то верно, — соглашается Пауль, и всё же он с трудом верит в то, что Стас согласился бы на какое-либо “примирение”. По крайней мере, не так скоро. Ну да это их дело.

— Мне всё это надоело, — заперевшись в своей комнате, Тилль, плюхается на кровать.

Следом туда же летит Лоренц — Тилль ловко уворачивается, опасаясь быть насмерть заколотым его костями. Они валяются так молча, переваривая усталость. Благословенный момент, которого они ждали весь день — остаться наедине и помолчать. Текут минуты, и кажется, оба уже готовы отрубиться — слишком много всего на них навалилось за последнее время. Организмы требуют перезагрузки.

— Тилль! — истошный вопль друга выдёргивает Линдеманна из вязкой полудрёмы. Уже собравшись было рассердиться, он поворачивается к Лоренцу и упирается сонным взором в его распахнутые голубые глазищи. Сквозь толстые стёкла очков они таращатся куда-то вверх, а именно — в потолок.

Тилль придирчиво вглядывается туда, он знает — без причины Кристиан не стал бы так визжать. Так и есть — подслеповатый Лоренц оказался глазастее и сообразительнее их всех вместе взятых. Впрочем — как всегда. Из-под крышки люка, ведущего на чердак, торчат какие-то длинные белые волосины, похожие на старческие седые локоны. Ещё утром их там не было. Да что утром — их никогда там не было! С интересом оба поднимаются с постели и делают шаг в сторону лестницы. Лоренц и здесь оказывается проворнее: влёгкую запрыгнув на третью ступеньку — с его ростом лезть выше и не требуется — он протягивает руку и выдёргивает непонятные нити из микроскопического зазора между крышкой люка и потолком.

— Смотри, какие-то нитки. На пряжу похоже. Ну типа как на женских шарфах...

— На женских шарфах, говоришь, — Тилль непритворно взволнован.

Аккуратно посторонив друга, он сам лезет под потолок.

— В этом доме есть только один любитель женских шарфов, Флаке. Зови всех!

Стас проспал бы до обеда, если бы не настойчивый стук в дверь. На часах почти десять. Неплохо он поспал! Пить хочется, но в голове не шумит даже — всё-таки, мама знала толк в пойловарении. Жаль, рецептика не оставила. Жаль, он сам не догадался поинтересоваться, когда ещё можно было. Когда у них ещё было время. Еле разлепив глаза, Стас плетётся в прихожую и вглядывается в стеклянное окошко справа от входной двери — за дверью стоит Наташка. Ну уж нет, спасибо. Наверняка, Серёга ей всё рассказал, а она — девчёнка хорошая, хочет сгладить углы и всё такое. Только вот давайте без ваших утешений! Oбойдётся. Развернувшись, он направляется обратно в комнату, намереваясь продолжить спать. Наташка не унимается. Она барабанит по двери снова и снова. Да чтоб тебя!

— Да, Наташ, — Стас вынужден снова вернуться в прихожую; голос хрипит, сразу слышно, что он спросонья, да ещё и с бодуна.

— Стас, привет, мы еле тебя нашли! Зачем телефон-то выключил? Дома у тебя — никого, выходной сегодня, вот мы и решили — а вдруг ты на даче?

Ой, нет, ребята, вы совсем не кстати.

— Да, я здесь и гостей не ждал, извини.

— Ты один? Мы вот детей бабушке оставили, отпросились на весь день! По дороге прикупили кое-что: мясо, пиво и сигарет побольше — всё, как ты любишь!

Это какой-то сюр.

— Ладно, заваливайте. Но у меня не прибрано, — это он приврал: в доме и прибирать-то нечего, ещё намусорить не успел. При слове “мясо” в животе неприятно заурчало, а от слова “пиво” в горле стало как-то особенно сухо.

— Хорошо, сейчас Серёгу позову — он в машине!

Через минуту оба уже в доме. С мясом, пивом и сигаретами. За это время Стас успел лишь умыться убрать одеяло.

Наташка источает нервозную весёлость — почему-то тяжёлые пакеты из ближайшего к дачному посёлку супермаркета в дом затаскивает именно она. Серёга же плетётся следом, тушуясь, как будто прячась за её спиной.

— Тащи мангал во двор — сегодня солнце, — командует девушка и куда-то исчезает. Скорее всего, она специально запланировала вернуться к машине за очередным пакетом, чтобы оставить парней одних.

— Стасян, это... Наташка мне всё объяснила, ты пойми. В общем, извини, что обидел.

— А ты и не обижал, не извиняйся. Помоги лучше мангал найти — он где-то в сарае.

Уже наевшись ароматного шашлыка и прикончив не по одной бутылке пива, они весело болтают обо всём на свете, в основном — о былых временах, о школе, о друзьях. Неудобной темы никто не касается, но захмелевший Серёга прорывает блокаду лицемерного молчания первым:

— Стасян, это даже к лучшему. Я-то раньше к тебе жену нет-нет да и ревновал, ты же в школе за ней бегал, да и она всегда тебе... симпатизировала. А теперь я спокоен.

— Ну дебил... — прерывает его жена, и смеются уже трое. — Стас, а где сейчас твой... парень? Ты нас познакомишь?

— Вряд ли, Наташ. Мы расстались.

— Как? Почему?

Такая незамутнённость даже раздражает, хотя может быть, девушка и не посвящена во все тонкости грязной политической игры, благодаря которой тайное и стало явным.

— Сама как думаешь? У мужа своего спроси, он-то в курсе. Вляпался я, одним словом.

— Да забей, Стасян, не было там ничего, — как бы между прочим вставляет Серёга.

— Где — там?

— На видео. Они помацались три секунды, затем отлипли друг от друга, затем поехали, потом авария и всё. Так что ты не горячись. Тут в деталях разбираться надо, — вещает Сергей тоном знатока душ человеческих: ни дать, ни взять — бабка на завалинке.

Стас решает промолчать. Ничего не было — это хорошая новость. Значит, он оказался прав, и Кречетов блефовал. Тилль обрадуется. Но вот с деталями сам для себя он уже разобрался. Он бы даже простил Шнаю спонтанную измену — может быть, когда-нибудь — но продуманного намерения он простить не сможет. Руки чешутся включить мобильник, набрать самый знакомый на свете номер и высказать абоненту всё, что о нём думает.