Невидимые силы

– Да уж. – Настя улыбнулась. – Это я видела.

– Ну, вот. – Он наклонился и поцеловал ее в губы. – Ни о чем не волнуйся, хорошо?

Настя вздохнула.

– Хорошо.

Илья посмотрел на часы.

– Тебе уже пора? – спросила Настя.

– Да, – нехотя признался он. – Во сколько возвращается с работы твоя сестра?

– Когда как, – ответила Настя.

– Запри за мной дверь. Не только на замок, но и на цепочку с щеколдой, – распорядился Илья. – Не подходи к окнам и держи мобильник при себе. Договорились?

– Договорились.

Он еще раз нежно ее поцеловал. А затем поднял правую руку, быстро прижал ко лбу девушки ладонь и что-то тихо прошептал.

…Несколько минут спустя Илья вышел из подъезда на улицу. Оглядевшись по сторонам, он направился не к станции метро, а к ближайшему скверику, который находился метрах в трехстах от Настиного дома.

Шагая по тротуару, Илья достал из кармана мобильник, набрал номер и прижал трубку к уху. Подождал, пока на том конце отзовутся, а затем коротко проговорил:

– Игорь Михайлович, это Илья. Кулон у меня… Да… Да… Хорошо.

Илье Клюеву не было и двадцати, но он давно уже ощущал себя зрелым многоопытным мужчиной. Мама его умерла от инфаркта почти три года назад. Для Ильи это было огромным ударом, но он сумел после него оправиться. А вот отец Ильи, зубной хирург Игорь Петрович Клюев, не сумел. Прежде сильный, уверенный в себе и жизнерадостный, за один день он превратился в пожилого, потерянного, замученного жизнью человека. И Илье пришлось взять на себя заботу не только о доме, но и о преждевременно постаревшем отце.

И все было бы еще ничего (не так, как прежде, но нормально), если бы отец не стал все чаще и чаще прикладываться к бутылке. Сначала перед сном («Средство от бессонницы, сынок, просто средство от бессонницы»), потом сразу после работы («Устал я сегодня; если не расслаблюсь, наживу себе невроз»), а потом и с утра, перед тем как отправиться в клинику.

Занятый домашними делами, Илья не успел заметить, как отец превратился в настоящего алкоголика, и осознал это лишь тогда, когда тот перестал ходить на работу. Тут Илья и понял, что жизнь его отца, а заодно и его собственная катится в тартарары.

Однако Илья не собирался сдаваться без боя. Обладая прямой и деятельной натурой, он и здесь попытался взять судьбу в свои руки и серьезно поговорить с отцом.

Тот лежал на диване в грязной рубашке и помятых брюках. На табурете перед ним стояла початая бутылка водки, а рядом – тарелочка с толсто нарезанной (скорее – нарубленной) докторской колбасой.

Илья сел в кресло, посмотрел на отца и спросил:

– Пап, зачем ты это делаешь?

Отец улыбнулся своей всегдашней виноватой улыбкой и ответил:

– Мне так легче, сынок.

– Тебе легче?.. А мне? Обо мне ты подумал?

– Прости, сынок, но… ты уже большой и можешь сам о себе позаботиться.

– Пап, тебе нужно остановиться. Мамы больше нет, но у тебя еще остался я. Или тебе легче будет, если я тоже умру?

Отец нахмурился и покачал головой:

– Не говори так, сынок!

– Но ты убиваешь меня. Разве ты этого не понимаешь?

Отец нахмурился еще больше.

– Я не заслужил таких слов, – возразил он и потянулся за бутылкой.

Когда он наполнял рюмку водкой, руки у него тряслись. Илья посмотрел на дрожащие пальцы отца, и сердце его сжалось от страха и тоски.

– Значит, тебе легче от водки? – спросил он, задумавшись о чем-то.

Отец, уже поднесший рюмку ко рту, поднял на него взгляд и тихо ответил:

– Да, сынок. Легче.

– Тогда, может быть, и мне станет легче?

Илья быстро взял бутылку, поднес к губам и, запрокинув голову, сделал несколько больших глотков. Водка обожгла горло, и он закашлялся.

– Ты с ума сошел! – вскрикнул отец.

Он отшвырнул рюмку, выхватил у Ильи бутылку и кинул ее в угол. Потом, перегнувшись через табурет, взял Илью за плечи, повернул к себе, пристально посмотрел ему в глаза и проговорил:

– Никогда больше так не делай!

С того дня отец не прикасался к алкоголю, и жизнь стала потихоньку налаживаться.

Два последних года Илья, как и его двоюродная сестра Маша, учился в медицинском институте. Днем он грыз гранит науки, а по вечерам занимался домашним хозяйством – готовил, прибирался в квартире, стирал, гладил и делал еще десятки дел, которые помогают поддерживать дом в порядке.

Илья сознавал, что взял на себя гораздо больше, чем полагалось парню его возраста. Но это нисколько его не тяготило. Тяготило и мучило другое. После смерти матери с Ильей что-то произошло. Он стал постоянно испытывать чувство голода. Голод преследовал его и днем и ночью. По утрам он съедал свой завтрак и не чувствовал насыщения. Шел на учебу голодным. В обед съедал в институтской столовой по две тарелки супа и по два «вторых», но не насыщался и этим.

Поняв, что это, скорее, психологическая проблема, Илья стал ограничивать себя в еде, поскольку от количества съеденного ничего не зависело. Он увлекся аутотренингом, записался в секцию йоги, но чувство голода не проходило.

Пару месяцев назад жизнь Ильи снова резко переменилась. Однажды вечером, вернувшись с работы, отец ввел в квартиру ярко накрашенную женщину и сказал:

– Илюш, познакомься, это Наталья Сергеевна. Она будет жить с нами.

– Жить с нами? – не поверил своим ушам Илья.

Отец кивнул:

– Да. Мы решили пожениться. Через неделю свадьба, и я прошу тебя быть моим свидетелем.

А спустя еще несколько дней мачеха, которая была всего на восемь лет старше Ильи, остановила его на кухне и тихо сказала, глядя ему в глаза:

– Илья, у твоего папы теперь есть я. Ты хороший сын, но он больше не нуждается в твоей опеке. Только без обид, ладно?

Несколько секунд Илья молчал, а потом тихо проговорил:

– Ладно. Без обид. Но знаешь, что…

Он осекся. Что-то всколыхнулось у него внутри, а затем голод, мучивший его последние три года, стал таким невыносимым, что, казалось, все его внутренности свела судорога. Сам не понимая, что делает, Илья уставился мачехе в глаза и представил, что пожирает ее, высасывает ее заносчивость, злобу, ненависть к нему – все то, из чего состоит ее мелкая, алчная душа.

– Ты что? – испуганно воскликнула мачеха. – Ты что делаешь… звереныш?

Ноги ее подкосились, и она тяжело опустилась на стул. А потом вдруг стала меняться: кожа ее побелела, щеки втянулись, глаза запали в глазницы, а под ними пролегли глубокие тени. К своему изумлению, Илья явственно ощутил, как жизненная энергия мачехи перетекает к нему, словно он надкусил ей артерию и присосался к ней губами.

– Наташа! – крикнул у него за спиной отец.

Илья вздрогнул и – пришел в себя. Он отшатнулся от мачехи и испуганно посмотрел на отца.

– Что с ней? – крикнул тот, подбегая к мачехе. – Наташа, ты в порядке?

– Я ничего не сделал, – испуганно проговорил Илья. – Я просто стоял. Я ничего не сделал.

Он повернулся и выскочил из кухни.

Мачеха провалялась в больнице дней десять с расплывчатым диагнозом «крайняя степень нервного и психического истощения». А когда вышла из больницы, уже не была прежней. Илью она обходила стороной, никогда с ним не спорила и старалась не смотреть ему в глаза.

А он… Он чувствовал себя дегенератом и выродком. Уродом среди людей. Но уродом, наконец, сытым!

Это продолжалось недели три, а потом голод стал возвращаться.

Боясь самого себя и силясь заглушить голод острыми ощущениями, Илья пустился во все тяжкие. Он стал ходить по барам, пить – больше и чаще, чем его ровесники, нарываться на драки, связывался с девицами легкого поведения. Адреналин помогал забыть о голоде. Но лишь на время.

В погоне за острыми ощущениями Илья сделался постоянным посетителем подпольного игрового «катрана». Здесь играли в покер и «двадцать одно». Он просиживал за картами часами и чаще всего покидал игровой стол, ничего особо не проиграв, но и не выиграв, довольный тем, что голод на время притупился, а значит – можно дотянуть до завтрашнего дня.