Красная петля

Что-то в поведении Толи указывало: он хочет дать мне понять, что как-то связан с этим местом. Не знаю зачем, но ему было нужно, чтобы я это знал. Может, так он чувствовал, будто уже владеет им.

– Пошли, – сказал я и посмотрел вниз. Под ногами росла густая трава, старое полотно покоилось на далеко разнесенных стальных опорах. Там валялись мотки проволоки и битое стекло.

Мы отправились в обратный путь. Толя то и дело спотыкался, тяжело дыша. Он всегда был грузным, но сейчас казался усталым, выдохшимся, нездоровым.

– Иногда, Артем, я пробираюсь сюда по ночам, словно вор, словно шпион, – поведал Толя.

Примерно то же самое говорил и Сид Маккей о своем детстве. «Маленький шпион», сказал он.

Когда мы снова вышли на улицу, Толя сказал:

– Так прокатишься со мной, Артем? Ты не на работе? Уделишь мне время?

Я просмотрел пейджер. Ничего.

– Конечно.

– Спасибо.

– Да брось ты эти свои «спасибо», Толь!

Уже второй раз за день он с какой-то странной настороженностью шел к машине. Снова у меня возникло чувство, будто что-то неладно.

– Твоя Валентина – прелесть, – сказал я. – Роковая девчонка.

– Да, но и своенравная, – ответил он. – Я предлагал ей пластическую операцию, но она отказалась. Видите ли, это ее прошлое – та мерзость, что с ней сотворили, отрезали ей палец, эти ублюдки, которые совсем маленькой похитили ее в Москве. Что за бред, Артем? Но она говорит: это часть моей личной истории, папа. Часть моей повести. И что бы это значило? – он повернулся ко мне, его лицо захлестнула печаль. – Это по-американски, что ли, обязательная личная история?

– Ну да. Начало, середина, конец. Как в сериале.

Мы подошли к машине, и Толя добавил:

– Валентина как-то внезапно выросла. Мы были в Майами, где она жила с матерью, и вот она мне говорит: пап, я хочу работать с тобой в Нью-Йорке, хочу уехать из Майами, все девчонки так делают. А я ей: да плевать, что там другие девчонки делают, говорю, поступай в колледж. Но ей, видите ли, нужен опыт, больше опыта, больше жизни. Только вот какой жизни? Ей девятнадцать. Жизни фотомодели при агентстве по недвижимости?

– Дай ей шанс, – сказал я. – Иные дети быстро взрослеют.

– Так прокатишься со мной? Проблем не будет?

– Если я им понадоблюсь – скинут на пейджер. Так что все нормально. Куда ты хочешь съездить, Толь?

– В Бруклин, – ответил он.

– Бруклин большой, – заметил я, прикинув, что он хочет наведаться на Брайтон-Бич, где у него квартира. Может, накупить родной еды, шашлыка или русских газет. И я настроился на Брайтон-Бич.

– Да уж, – согласился он, и я не понял, уклоняется ли он от ответа. – Сейчас схожу наверх за твоим пиджаком.

Он поднялся на крыльцо дома и протиснулся в дверь.

Не знаю даже, удивился ли я, когда Толя свернул с АБК, проехал по тоннелю под каналом Гованус, припарковался у железной ограды на побережье Ред-Хука, вылез и взмахом руки пригласил меня следовать за собой.

В молчании мы пересекли площадку с пожухлыми клочками травы, и я едва не споткнулся о пустую бутылку: неподалеку располагалась фабрика «Снэппл». «Изготовлено из лучшего сырья», гласила этикетка на бутылке. Из лучшего сырья, подумал я. Ну конечно.

Охранник курил, прислонившись к ограждению. Он поднял было руку, но Толя, шагнув вперед, что-то сказал ему, и парень тотчас подтянулся, отбросил окурок и приобрел почтительный вид. Он открыл ворота, и мы вошли. Площадка, где ржавели машины, поросла бурьяном. Мы проследовали к гниющему причалу.

Толя уселся на перевернутый ящик и указал мне рукой на соседний. Перед нами расстилался город за рекой, величественный на фоне жаркого неба Вола сверкала солнечными бликами.

Я решил не заикаться о Сиде, но терялся в догадках: случайно ли Толя притащил меня сюда через день после того звонка Сида, через день после смерти бродяги? Я решил набраться терпения и ждать, не обмолвится ли об этом сам Толя. Может, это простое совпадение, и все. Вообще-то мне претило скрытничать с Толей. Он снова раскинул руки, как на Хайлайне.

– Золотое дно, – сказал он.

– Ну да.

– Представь. Артем, только представь: самый край земли, но и статуя Свободы как на ладони, и центр Нью-Йорка всего в десяти минутах, и вообще все, – он обвел рукой горизонт, – Представь новые дома, представь причалы и катера, представь первоклассный новый город. – Немилосердно яркое солнце заставило Толю сощуриться. И снова послышался тяжелый присвист в его дыхании, ему не хватало воздуха.

– Не нравится мне это, – сказал я.

Он не ответил.

– Слышишь?

– В один прекрасный день я приехал с Брайтон-Бич в Город, огляделся и подумал, что это хорошо, и прикупил пару-тройку домиков вон там, – поведал он, махнув рукой. – Большинство уже распроданы. Здесь есть один тип, солидный, вроде меня, и я спросил его: не уступишь кое-что из своего? А он в ответ: да я бы с радостью у тебя прикупил. И я все понял, скупил, до чего только руки дотянулись, и высматриваю еще. Землю. Как всегда. Из века в век.

– Конечно, – сказал я. – Отлично. Так что тебе мешает?

Он поерзал на ящике.

– Информация нужна. У кого права, кто чем владеет, кому отдано в залог.

Порой я недоумевал: как он умудрился заработать такие деньги, тонны, горы, что каждый год скупал все новые и новые дома? Для него купить дом – что для меня пирожок съесть. Он говорил, что это хороший бизнес, и ничего более, и норовил втянуть меня в свои аферы. Я не мог. Никогда не был толстосумом и не стану. Не хотелось думать о делишках, которые он крутит. Я не спрашивал его о деньгах. Таков был наш уговор. Мы были друзьями. Мы вместе съели куда больше пуда соли, как говорится на исторической родине, в этом все дело. Однажды я влез в его бизнес, и это едва не угробило нашу дружбу. Пусть делает что хочет, подумал я. Насколько я знал, все его занятия были законными, в той или иной степени. Так или иначе, это всего лишь финансовые игры. Никакого коммерческого шпионажа. Всего лишь сделки с недвижимостью – то, чем каждый занимается, так или иначе.

– Тебя еще что-то гложет, Толя? Какие-то дурацкие русские заморочки?

Он тяжело поднялся на ноги.

– Артем, солнышко, длянас тут, и для тебя, и для меня, – сплошные дурацкие русские заморочки. Сплошные. Можно сколько угодно это отрицать, но оно никуда не денется. Никогда. Жаль, но это так.

Никогда прежде не слышал, чтоб он высказывался в таком духе. Обычно это были мои слова. Я положил ему руку на плечо и спросил:

– Так что?

– Я стал американским гражданином. Сэ-Шэ-А. Смотрите, е-мое, завидуйте.

– Когда? – Клянусь богом, я слушал его без улыбки и без лишних слов.

– В прошлом месяце. Я подал ходатайство больше года назад, и потребовалось четыреста дней обалдеть, чтобы наконец выписать мне паспорт.

– С меня – вечеринка.

– И чем угощаешь? Красно-бело-синими американскими сырными сэндвичами?

– Ты прошел экзамен на гражданство?

– Я могу перечислить всех президентов США поименно, хочешь?

– Поздравляю, – сказал я. – Но все же, с чего вдруг? Ты же всегда говорил, что не настолько любишь Америку.

Он пожал плечами.

– Что ж, я сделал это ради моих девочек. Сделал, но не в восторге от этого. Чувствую какую-то фальшь. Я не американец. Нью-Йорк – дело другое. Тут я как рыба в воде. К тому же у меня квартира на Брайтон-Бич. Там я могу укрыться. Почувствовать себя русским, – он саркастически хмыкнул.

– У девочек уже есть гражданство, – заметил я.

– Слушай, я это сделал, мне нравится быть с паспортом. Один – хорошо. Два – лучше. А три – вовсе шик-блеск.

Толя оперся на мое плечо для устойчивости.

– Пойдем куда-нибудь, выпьем, – предложил он. – Давай, а?

Он направился к своему пижонскому внедорожнику, я за ним. Он казался усталым.

– Есть ребята, Артем, я их давно знаю, которые так и норовят заглянуть мне через плечо, – сказал он. – И всякий раз, когда я вкладываю деньги в недвижимость, вижу, как они пытаются умыкнуть кусок у меня из-под носа. Русские. Парни с пушками. В Москве проблем не оберешься, если попробуешь перебежать им дорожку на рынке недвижимости. Понимаешь? И они всюду лапы тянут, не только в России, всюду.