Красная петля

Я шагнул к нему, но он, кажется, отступил назад. Я чуть не падал. Волна сильно хлестнула меня по лицу. Я пошатнулся. Мы снова оказались на открытой воде.

– Я не вернусь в Россию, – сказал он. – Ни за что. Нет.

Я вглядывался во тьму поверх головы Мака, казалось, будто я различаю статую Свободы. Она исчезла. Город проступал из мрака, подсвеченные стены, громады зданий, но я не был уверен в их существовании, а потом все померкло: новая волна накатила на меня. Единственное место на свете, которое я по-настоящему любил, где я чувствовал себя в безопасности, таяло во мгле, уплывало все дальше и дальше. Я вдыхал запах соли и думал, что мы идем в открытое море, прочь от Нью-Йорка.

Сидясь что-то увидеть сквозь пелену дождя, я на секунду отвел глаза от Мака. Когда я снова посмотрел на него, он исчез. Перевалился через борт лодки так быстро, что я глазом моргнуть не успел, как он оказался в воде.

33

Сонни Липперт был немногословен, когда встретил меня на пристани, куда меня доставил катер береговой охраны. Было почти утро, но все еще темно, g дождь беспросветной стеной изливался с черного неба. Я слышал, как один патрульный сказал другому, что только полный псих выйдет в такой шторм. Я подумал о Маке. Он был моряком. И должен был знать, что это безумие. Может, он решился на это, чтобы избавиться от меня. Может, он и вовсе не собирался возвращаться. Когда он упал за борт, я потянулся к нему и схватил за руку, мокрую, холодную; я вцепился в его запястье, но он выскользнул из моей хватки. Он ускользнул от долгих лет страха, от тайного житья в Бруклине, от мыслей о том, что его вышлют обратно.

Сонни предложил отвезти меня в больницу. Или домой. Я сказал, что не надо, мне просто нужна моя машина и сухая одежда. Он не настаивал, Позволил мне поступать, как я считаю нужным, и отшил всех остальных. После того, как один из патрульных записал мое имя и телефон, Сонни отвез меня к машине. В багажнике я нашел одежду, собранную для путешествия к морю. Насухо вытерся полотенцем с нарисованными красными ведерками для куличиков, бросил мокрый костюм на заднее сиденье и переоделся во все чистое. Там же, на заднем сиденье, лежала фотография Толи в ипостаси юного рок-н-ролльщика.

Сонни ждал меня у машины. Я изрядно нахлебался воды, но чувствовал себя нормально. Он проследил, чтобы я сел в машину и уехал. Я на всех парах помчался домой. Было раннее утро. Я решил захватить кое-что дома.

Наверное, уже в двадцатый раз за последнюю неделю я возвращался в город, прислушивался к стуку в моторе, понимал, что надо бы загнать машину в сервис, ну да бог с ним. Я срезал путь по Канал-стрит. Несмотря на ливень, какая-то китаянка выкладывала горками на прилавке зеленые фейхоа.

Я свернул в Бруклин, но на подъезде к моему кварталу зажегся красный свет, поэтому я увидел Лили раньше, чем она меня.

Она стояла перед моим домом с зонтиком в руке, смотрела наверх. На плече висела сумка. Она звонила утром, спрашивала, когда я буду дома, можно ли заехать, и я не сказал «нет». Так что она не напрашивалась, я сам виноват.

Я смотрел на нее. Я был довольно далеко, она не могла видеть меня, и я сидел какое-то время, не знаю сколько. Вид у меня был идиотский. Шея обернута детским пляжным полотенцем. Голова раскалывалась. Горло чертовски саднило от соленой воды. На руке был порез, неглубокий, но кровоточащий. И я никак не мог отделаться от мыслей о бедняге, который прыгнул за борт, выскользнул из моей хватки. Я кричал, но рядом не было никого, кто бы услышал. Я не мог его спасти. Он исчез вместе со своей историей.

Мне так хотелось обсудить все это с Лили, и вот она здесь, в нескольких ярдах. Я почти мог прикоснуться к ней. Не знаю, как долго я сидел и смотрел на нее.

Я думал обо всех этих предательствах, о Сиде и его брате, о русском пареньке, который пятьдесят лет назад сбежал со своего сухогруза. О том, как близко мы сошлись с Толей. Все боялись. Я еще раз взглянул на Лили.

Потом повернул ключ, завел двигатель, включил музыку, оглянулся, сдал назад и погнал через город к: Голландскому тоннелю, к побережью Нью-Джерси и Максин, отчаянно надеясь, что домой мы вернемся вместе.