Немцы в городе (СИ)

— Если хочешь — значит так и будет.

Он чмокает будущую жену в оголённое под летним топом белое плечо и, схватив из вазы зелёное яблоко, топает спать, оставляя Диану наедине с её весёлыми картинками.

Свадьба состоялась в конце июня. Людей было немного — около тридцати человек, зато все — самые близкие, искренние и независтливые. По слухам, приезжал сам губернатор, но это секрет. Машка помогла с организацией угощения, а все остальные просто помогли, явившись в назначенный день в назначенное место яркими, нарядными и счастливыми. Не было только Тилля и Флаке: эти двое и стали теми, кого по-настоящему не хватало — тех, кого не хватает, всегда вспоминают на каждом празднике. Вечером, в своём номере, выбравшись из лёгкого, расшитого яркими цветами платья в фольклорном стиле и запрыгнув в гостиничный халат, Диана, наплевав на традиции, вместо койки побежала к ноутбуку. Кому позвонить первому — Тиллю или Кристиану? Тянули жребий, и тот указал на Лоренца. Оставалось надеяться, что Линдеманн не обидится... Каково же было удивление молодожёнов, когда в окошке скайпа возникли они оба! “Вы снова вместе!”. “А вы, а вы! Ридель в бабочке — ахахаха”. Завершая разговор через полчаса, Флаке многозначительно заявил: “С нас подарок”. Проснувшись утром, Диана долго прислушивалась к мерному похрапыванию мужа. Близнецов забрали к себе в номер родители — оно и понятно... Ночь выдалась замечательная, хоть новобрачная так и не сняла белой короткой комбинации, под которой не было белья. Своё новое тело она так и не приняла. Нужно было сбегать в душ, пока Олли спит. По пути в ванную она по привычке проверила вотсапп. Сообщение от Лоренца, такое раннее и странное: “Поезжайте к нотариусу за подарком”. И адрес конторы. До нотариуса добрались только на третий день — торжества затянулись, и это было прекрасно. “Вот”, — юрист протянул паре какой-то конверт с документами. Всего пара страниц. На первой — распечатанное с электронки послание: “Знаю, у вас проблемы с жилплощадью. Я мог бы подарить вам квартиру в любом городе мира, но как насчёт дворца? Правда он слегка подгорелый и стоит на пустыре — но с этим вы уж как-нибудь разберётесь”. Второй лист — дарственная на “Галактику”.

— А знаешь, я даже рада, что мы не стали устраивать из нашей свадьбы никакого торжества. Так вымоталась за эти дни! Приятно конечно, но как представлю, сколько усилий на это ушло...

Ирина падает на кушетку в прихожей квартиры, некогда принадлежавшей бабушке Линдеманна, и с наслаждением избавляется от босоножек на высоких каблуках. Она не кривит душой: не имея своего праздника, они по полной оторвались на чужом, заняв примечательный домик номер тринадцать, что на опушке леса. Ох, уж эти воспоминания! Ирина, не удержавшись, даже нашептала дочке: “Смотри, Алиск, вот здесь мы тебя и заделали”.

Рихард предлагал шикарную свадьбу, “в американском стиле”, как он выразился, и тогда она даже не стала уточнять, что он имел в виду. Дресс-код ковбойский и кантри-бэнд что ли? Нет уж, спасибо — прокурорское начальство не оценило бы. В глубине души оба понимали: любые торжества в ту пору были бы неуместны. Когда трое лучших друзей сидят по тюрьмам, и будущее их туманно, какие уж тут празднества. Поэтому, по-быстрому обстряпав все нюансы с документами, они просто сходили в ЗАГС и вернулись уже окольцованными. Рихард предлагал привлечь в качестве почётных свидетелей Стаса и Фрау, но Ирина резонно предположила, что мценский ЗАГС к такому пока не готов. Обошлись без свидетелей. Жить решили у неё, но Линдеманн подоспел с сюрпризом — даже находясь в камере, он не позволил друзьям бедствовать (хотя им это и не грозило). Свои двенадцатиквартирные владения на Ленинской он подарил молодожёнам. Как чуял, что самому ему туда вернуться уже не суждено. Алиса родилась через три месяца, и Ирина с опаской ждала, что будет дальше. Не то чтобы она не вполне доверяла увещеваниям мужа, гарантировавшего некогда, что возьмёт заботы о ребёнке на себя, пока она продолжит построение прокурорской карьеры, но всё же молодая мать не исключала, что обстоятельства сложатся не в её пользу, и ей-таки придётся бросить службу ради семьи. Не пришлось: впервые приняв розовый свёрток из рук акушерки, Круспе просиял так, что сомнений не осталось: отцовство — его призвание.

— Кстати, я тут знаешь чего подумал? — Рихард полоскает соску под струёй кипятка, пока капризная Алиса надрывается беспричинным плачем в своём манеже. — Почему в нашем доме подъезды нумеруются справа налево?

И правда — “Линдеманновский подъезд” по адресу улица Ленина, дом 36 — первый по счёту, но последний, если считать как положено, слева.

— Я знаю, почему.

Ирина гладит форму — белую блузку, синюю юбку и мундир: завтра на работу, а так не хочется... Со сменой регионального руководства работы в органах поприбавилось. А насчёт подъезда она и вправду знает: впервые посетив странный дом, она, выцепив необычную особенность, задалась целью выяснить сермяжную правду... Всё оказалось просто до безобразия: дома по улице Ленина возводились ещё в девятнадцатом веке, и подъезды имели по два входа — “парадный”, с улицы и “задний”, со двора. Жильцы попадали в дома через парадные, которые, как и положено, нумеровались слева, поэтому подъезд Линдеманна — первый. Задние же использовались дворниками и прислугой. В советские времена улицу сделали сугубо пешеходной, и во избежание столпотворений посреди променада парадные входы замуровали, оставив в распоряжении жильцов лишь задние. А нумерация подъездов и квартир осталась прежней.

Когда Шнайдер — последний из команды — съехал, оставив подъезд в распоряжение молодого семейства, Рихард, коротая дни в ожидании возвращения благоверной со службы, любил разгуливать по хоромам с дочкой на руках. Три этажа, подвал, чердак и люк на крышу. О таких богатствах даже он никогда не мечтал, а мечтал в своей жизни он о многом. День за днём прогулки становились всё короче, пока и вовсе не стали в тягость — Круспе заскучал. Продолжив работу в ММК на должности специалиста по связям с общественностью, он неделями не выходил из дома — для работы ему нужен был лишь компьютер с интернетом и изредка — бутылочка пивка. Становилось совсем тоскливо. Всё чаще вспоминал он шумные безобразия, творившие здесь в былые дни.

И он завёл себе новую мечту: обустроить в подъезде шесть гостевых квартир — по числу друзей. Пусть они приезжают в любое время, когда захотят. Как ни крути, но этот подъезд на каком-то энергетическом, метафизическом уровне навсегда останется их общим местом. И пусть у каждого уже свои семьи — пускай приезжают с семьями. Пусть двое и вовсе никогда больше не переступят порог этого дома — их квартиры останутся за ними навсегда. Круспе влюблён в своё прошлое, хоть оно и было синонимом его одиночества. Отринув воспоминания, он возвращается к дочке и даёт ей соску. Наконец угомонившись, она вскоре засыпает — выходные в пансионате вымотали всех, даже её. Круспе может бесконечно долго смотреть на ребёнка: его дочь — символ того, что он больше никогда не будет одинок.

Раз уж выдалась минутка, можно и покурить. Жена настрого запретила дымить в квартире и даже на балконе — теперь он выходит во двор, а иногда и на крышу. А иногда ему лень, и он никуда не выходит — с рождением ребёнка и появлением в его жизни всех сопутствующих ограничений, курить он стал заметно меньше. В поисках пачки и зажигалки Рихард ощупывает карманы несвежих брюк, брошенных рядом с корзиной для грязного белья, и прикидывает, чем займётся завтра. Супруга предупредила, что задержится допоздна: очередной процесс над каким-то мздоимцем — выкормышем предыдущего режима, выжимает из неё все соки, а уж после продолжительного отгула дел накопилось наверняка... Возможно, заскочит Шнай. В последнее время он иногда заскакивает — в обеденный перерыв, благо офис в десяти минутах от Ленинской, или вечером, после работы, особенно когда Стас в деловых разъездах. Да, случилось совсем уж немыслимое — Круспе со Шнайдером сдружились. Даже странно — что им мешало сделать это раньше? Да просто раньше они, они оба, были другими. Во время последних посиделок за чашкой какао, они обсуждали пенсионную реформу и повышение налоговой ставки, время от времени отвлекаясь на то, чтобы подсунуть очередную погремушку визгливой Алиске в розовых ползунках. Да уж — время не стоит на месте...