Немцы в городе (СИ)

Когда-то Пауль, вдохновлённый успехом новогоднего концерта, поделился с ней своими грандиозными планами собрать их с товарищами школьное ВИА на постоянной основе и отправиться в тур по стране. Они даже начинали что-то планировать, Пауль — будучи фанатиком музыки, а Машка — будучи фанаткой Пауля, но жизнь внесла свои коррективы, и благодаря тому, что сразу двоим участникам группы путь в страну теперь закрыт, мечту следовало бы похоронить. Так сделал бы кто угодно, но у Машки своё видение справедливости — вместо тура по России она начала грезить о том, как великолепная шестёрка отправится в концертное турне по Европе... Европа, в которой она никогда не бывала — абстрактная страна мечты, где все кругом красивые, богатые и слушают только правильную музыку. Приползая каждый вечер с работы, полуживая и почти счастливая, она любила загадывать, как отправится покорять европейские просторы в качестве менеджера группы... Но Ландерс жесток: он сказал, что всё пустое — и они не те, и времена не те. А ещё он сказал, что в глубине души сам мечтает о чём-то подобном. Помузицировав в рамках собственного проекта без малого два десятка лет, он принял временный переезд во Мценск как возможность перевести дух, произвести переоценку жизненных приоритетов, как отпуск, столь необходимый любому сорокалетнему мужчине, даже если речь о рок-звезде второго эшелона. Сперва отпуск затянулся, потом ещё и ещё, и однажды Пауль проснулся с чётким осознанием, что то, как он сейчас живёт — это уже не отпуск. Это и есть его жизнь. Не зря говорят, что нет ничего более постоянного, чем временное.

— Пока время есть, пойду по дютику пробегусь. Может, мы чего забыли? — Ольга пытается скрыть нервозность за деловитостью.

Они уже битый час толкутся в зале вылета терминала D аэропорта Шереметьево — рейс в Берлин задерживают из-за каких-то технических неполадок с самолётом, и пока все остальные пассажиры нервно утирают пот со лба, представляя себе картины самых страшных авиакатастроф, Ольга поглощена переживаниями совсем иного плана.

Недавно случилось невероятное: под натиском уговоров повзрослевшей дочери, бывшая жена Пауля, Никки, вышла с ним на связь, чтобы огорошить неожиданной новостью: она согласна на его встречу с ребёнком. Последний раз он видел дочку воочию, когда та ещё носила розовые бантики и играла в куклы. Сейчас она — подросток, с телом, как у женщины, и разумом, как у дитя. Несмотря на тайные созванивания по скайпу, Пауль не может быть уверенным, что он об этой девушке хоть что-то знает: она — картинка с экрана, такая живая и такая незнакомая. Свидание пройдёт под присмотром Никки — это было её условием. Ольга совсем не хотела лететь: на том, чтобы они полетели вместе, настоял Пауль — ему одному страшно, он сам признался. Не решаясь подогревать его переживания ещё и своими, Ольга благодушно согласилась составить супругу компанию. Ещё никогда она не чувствовала себя так неуверенно. Ребёнок от предыдущего брака — ещё полбеды, но бывшая жена... Череда пластических операций не прошла безрезультатно: нос выправили, шрамы сгладили лазером, губы подправили филлерами, и Оля стала почти такой же, какой была до нападения. Так говорят ей все, и чем больше говорят, тем меньше она в это верит... Ничего не окей, и другая женщина, конечно, тоже это почувствует. Ту, другую, Пауль знал молодой и красивой, и любил её, да так, что пожертвовал счастливым браком, уйдя из семьи ради её спасения. Та, другая, родила ему ребёнка, она же ребёнка у него и отняла, что делает её куда более важным человеком в жизни Ландерса, чем Оля. И пусть той, другой тоже уже давно не двадцать, но она прожила тихую и спокойную жизнь в Швейцарии, и кто знает, что у неё с душой, но вот с лицом у неё, скорее всего, точно всё в порядке.

Сражённая неуверенностью в себе и страхом перед предстоящим знакомством, Ольга бродит меж полок отдела с алкогольной продукцией в одном из просторных торговых залов дюти фри, зачем-то снова выбирая водку — в тележке бутылок уже три. И это помимо целого пакета шоколадок “Алёнка” и “Вдохновение” и нескольких банок красной икры. Следом в тележку летит тряпичная кукла — русская красавица в соболях и жемчугах, затем — семиместная семёновская матрёшка, и ещё одна — с Путиным и Трампом, и наконец — павлопасадский платок в чёрных цветах на алом фоне. Спохватившись уже на кассе, она ухмыляется сама себе: с клюквой явно переборщила. В зоне дютика всё блестит витринными стёклами и чистыми зеркалами, и по коридору вдоль посадочных выходов, навьюченная пакетами с покупками, Ольга передвигается почти вслепую. Она уже давно привыкла избегать отражающих поверхностей — зеркала стали её страхом. За это Пауль порой называет её Кармиллой — он думает, что это смешно, и она тоже так думает, но страх никуда не уходит.

— Ну что, всё сельпо скупила, или там ещё что-то осталось? — Пауль чмокает в щёку нагруженную приобретениями жену.

— Что ты делаешь, люди же кругом... — шипит она, тревожно озираясь. Ей кажется, что взгляды всех людей вокруг сейчас направлены только на них.

— Какие люди? Сколько говорить тебе — никому до нас с тобой дела нету, — Пауль прекрасно понимает причину её мнительности, и он не злится.

Даже после того, как их паспорта обзавелись свеженькими штампами, а безымянные пальцы — скромными золотыми колечками, она признавалась, что всё ещё считает, что он женился на ней из страха перед одинокой старостью, ну и из жалости. Вот тогда он здорово осерчал, но, не имея привычки унывать, воспринял обидное признание как вызов самому себе, и поклялся сделать всё, чтобы она была счастлива. Не из страха одиночества или жалости, а от любви.

До Берлина долетели без происшествий, хоть и с опозданием. День выдался тёплый, яркий, суетливый, этот день вымотал, обессилил и успокоил. Вечером, в гостинице, распивая вино и обсуждая состоявшуюся встречу, Ольга была счастлива. Она конечно надеялась на то, что всё пройдёт хорошо, но в итоге всё прошло даже лучше. Никки сильно изменилась: пронеся обиду на непутёвого муженька, в своё время из-за слишком тесных дружеских связей с опасными людьми нажившего недоброжелателей и тем самым поставившего жизни жены и дочки под угрозу, она наконец нашла в себе силы оставить все недомолвки в прошлом. Дочка — миниатюрная девчонка с проколотой губой, розовыми волосами и выкрашенными чёрным лаком ногтями, как маленькая рыдала в объятиях новообретённого отца. Наблюдая за трогательной сценой, разыгрывавшейся в тихом семейном кафе, Ольга держалась в стороне, чувствуя себя чужой и лишней. Но вдоволь пообнимавшись с папой, девочка сама подошла к ней и протянула руку: “Привет, я Лили!”. Завтра они все вместе пойдут гулять в парк, а на следующих каникулах — кто знает, возможно — Лили приедет погостить к ним в Москву.

— Я очень многое пропустил, ты знаешь, — шепчет захмелевший Пауль. — Тогда мне казалось, что вывезти их из страны — моя наивысшая заслуга. А теперь я понимаю, что...

Ольга знает, о чём он, хотя и не может в полной мере этого прочувствовать. Наверное, это очень сложно — встретить родное дитя совсем взрослым человеком, со своими привычками, со сформировавшимся мировоззрением и устоявшимся укладом жизни, и вдруг осознать, что уже никогда не поведёшь его в первый класс, не насобираешь молочных зубов в коробок, не поможешь с домашним заданием...

— Понимаю. Поверь, в том что касается пропущенного и упущенного, я знаю толк.

Пауль укладывает голову жене на колени. Он давно её знает, то есть он давно с ней знаком, а узнал её по-настоящему — лишь недавно. Он, как и все, привык считать таких женщин, как она, немного обесчеловеченными. И всё-то у них не как у людей: и красота ярче среднего, и хватка железная, и обаяния, как у целого отряда высокосортных гейш, и всё-то они знают, и везде поспевают, и со всем справляются, и ни в чём не нуждаются. Ни в чём и, очевидно, ни в ком. Женщины — завидуют, мужчины — опасаются, начальники ценят, конкуренты грезят о том, чтобы переманить на свою сторону. Такие дамы никогда не были Паулю интересны. Узнав свою коллегу, рассмотрев её, он просто очень удивился. В ней оказалось столько же нежности, сколько и одиночества, и ему почему-то сразу безумно захотелось заполнить собой пустующий центр этой необъятной вселенной. Странно, но ему это удалось — он и сам не ожидал. В жизни многое — не то, чем кажется, но в их новой жизни, которую они сплели из двух одиночеств и которой самозабвенно наслаждаются, всё именно так, как и должно быть.