Лонтано

– Двенадцать граммов, – бросил он, сменив тон, – многовато для личного пользования, верно? Я бы скорее определил это как незаконный оборот наркотических средств. А можно добавить хранение с отягчающими.

– А ты бы не мог забыть про несколько граммов?

Курсанофф напустил на себя оскорбленный вид: его темные глаза, казалось, ушли еще глубже в обводящие их круги.

– С каких это пор наркопы закрывают глаза на такие количества?

– С тех пор, как у всего этажа рыльце в пушку. И черт побери, не разыгрывай мне здесь неподкупного полицейского, а то я и впрямь рассержусь!

Наркоп встал и обошел стол. В нем было не больше метра семидесяти роста и не больше шестидесяти кило веса. Однако он вроде бы не испытывал никакого страха лицом к лицу с колоссом.

– Времена изменились, папаша. Ты больше не можешь являться сюда и распоряжаться как дома. Сексоты [88] хороши только для учебников истории.

До Грегуара наконец дошло, что сила не на его стороне. Во-первых, он пришел за сыном – за плодом своей грешной плоти. И потом, он неуютно себя чувствовал там, где речь шла о наркотиках – единственном враге, которого он так и не смог победить.

– Послушай, – ответил он спокойно, – тебе от этого задержания никакого толка. Уж точно не мой сын поможет тебе выудить хоть что-то. Давай порвем протокол, отчет об обыске и…

– Не согласен, – возразил тот елейным голосом. – Я, наоборот, собираюсь продолжить дело. У меня уже есть ордер на обыск в его доме.

– Черт, ты что тут устраиваешь? – вспылил Морван. – Он же просто финансист, который время от времени занюхивает дорожку, чтобы не сломаться!

– Дверь прямо за тобой. И это я постараюсь забыть, как ты приходил угрожать нам.

Морван отступил на шаг. Он уже приглядывался к окну, забранному железными прутьями, призванными не дать наркоманам покончить с собой: эта решетка окажет прекрасный прием шибздику в пиджаке цвета хаки.

Он собирался на него наброситься, когда его озарила другая мысль. Крутость, но еще и мозги. Его слоновья память, которая столько раз его выручала, наконец-то сработала.

Курсанофф: редкая фамилия, но он ее уже слышал, причем именно здесь, в Угро. Был такой страж порядка его поколения, которого удалось по-хорошему спровадить на пенсию, когда выяснилось, что он втихую руководит сетью восточных бань для голубых. Жалкий слизняк из полиции нравов, который куда больше содействовал распространению грибковых заболеваний на улице Сент-Анн, [89] чем арестам в Первом округе.

Если повезет, кто-то из его родственников.

– Знавал я когда-то одного Курсаноффа, – заметил он задумчиво. – Надеюсь, ты с ним никак не связан.

Наркоп не ответил, но лицо его застыло. Бледность усилилась, круги вокруг глаз проступили сильнее.

Его папаша, точно.

– Хорошие были времена, – коварно продолжил Морван. – Никто никому не мешал делать свой бизнес и…

– Ах ты, тварь поганая…

Морван оказался быстрее: он сжал запястье хозяина кабинета и не дал выхватить пушку. Другой рукой он схватил его за горло и впечатал головой в стол. Мозги, но еще и крутость. Прижал сильнее, так что шибздик из белого стал зеленым, а из зеленого красным. Когда тот полиловел, Морван ослабил хватку и прошептал ему на ухо:

– Сходи за моим сыном, засранец. Иначе завтра все на этаже будут знать, что твой папаша сосал члены малолеткам в своей турецкой бане.

Десять минут спустя появился Лоик, в мятом костюме, смущенный и пристыженный, как мальчишка, которого оставили после уроков. Едва увидев сына, Морван почувствовал, как гнев его угасает. Красота Лоика всегда его завораживала – он невольно испытывал какую-то нутряную гордость.

Они вышли из здания, не говоря ни слова. Кивком Морван указал на машину, которая ждала чуть дальше, припаркованная во втором ряду. Шофер уже вытянулся во фрунт.

– Папа…

– Залезай.

– Нет, дай мне объяснить…

– Все хорошо. Мне не нужны эти мудозвоны, чтобы дознаться, что́ ты запихиваешь себе в нос.

– Я хотел сказать о другом.

Морван застыл. Снова он был ошеломлен правильностью черт Лоика и отраженной в них чистотой – несмотря на наркотики, несмотря на алкоголь, несмотря ни на что…

– Это София, папа…

– Что – София?

– Это она меня сдала. Она и ее адвокатесса составили на меня целое досье. Детективов наняли и все такое. Ты ее не знаешь. Она способна на все. Она…

Морван жестом отогнал шофера и сам открыл дверцу перед сыном.

– Плевать! Они уничтожат все следы твоего задержания и…

– Она мне угрожала, папа.

Снова остановившись, он наконец понял, что приехал слишком поздно.

– Что ты сделал?

– Подписал согласие на развод. Я не…

Лоик не закончил фразу: Морван со всего маху влепил ему пощечину.

Впервые он поднял руку на одного из своих детей.

49

– Где тебя носит, мать твою?!

Глас разгневанного Кентавра. Тот самый, что проникал сквозь стены кухни, когда он лупцевал их мать. Эрван наконец-то решился перезвонить отцу:

– Я продолжаю расследование.

– Черт, ты хоть голову из задницы вынул? Ты вообще в курсе, что вся Бретань переполошилась?

– Все очень усложнилось и…

– Я все еще не получил никакого отчета.

– У нас новый труп.

– Кто?

– Адмирал Ди Греко.

Пауза. У Эрвана возникло такое чувство, будто он ударил отца под дых. Внезапно он понял то, о чем должен был давно догадаться: эти двое были знакомы.

– Что произошло?

– Самоубийство.

– Это невозможно.

Эрван улыбнулся: он еще мог полагаться на свой инстинкт, пусть даже тот долго чихает, прежде чем завестись.

– Вы были знакомы?

Нет ответа.

– Это он тебе позвонил?

Наконец Старик сдался:

– Когда я был полицейским в Габоне, он руководил флотом, который защищал нефтяные месторождения в Порт-Жантиле. Он позвонил мне в прошлые выходные, когда на острове нашли труп.

Хищники всегда поддерживают друг друга. Когда он был на «Шарле де Голле», Ди Греко решил не посвящать его в подробности. Любовь к тайнам. Или хуже того…

– Ты поддерживал контакт с ним?

– Не совсем. Просто виделись время от времени.

– По каким поводам?

– Вручение медалей. Официальные церемонии. Всякая хрень.

– А какие именно функции выполнял он на флоте все последние годы?

– Представления не имею.

– Он никогда не был в разведке?

– Говорю же, представления не имею. Я не работал с ним после Африки, если твой вопрос об этом. Но я знаю, какой системы ценностей он придерживался: он не мог покончить с собой.

– Он пустил себе пулю в голову этой ночью на «Шарле де Голле».

– Абсурд.

– Это я вскрыл его каюту. Аналитики-криминалисты сейчас как раз работают, они подтвердят эту версию.

Эрван слышал дыхание отца – тяжелое, медленное. Буйвол, оглядывающий исходящие жаром земли Африки.

– Ты думаешь, он связан с убийством? – заговорил наконец Морван.

– Может быть.

– У полицейского могут быть только два ответа: да или нет.

– Ди Греко обрабатывал курсантов из К76. Он толкал их на то, чтобы они себя увечили, выдерживали испытания, закаливались – лишь бы стать суперсолдатами. Возможно, он свел с ума одного из пилотов, который отыгрался на Виссе. – Эрван уже не верил в эту версию, но решил прощупать отца. – И еще одно: Ди Греко и Висса состояли в переписке, довольно… любопытной.

– Это все косвенная информация. Что конкретно у тебя есть?

– У них была назначена встреча в ночь убийства.

– Ну и что? Они увиделись? Где у тебя доказательства?

Эрван уклонился от ответа:

– Сегодня утром будет объявлено о самоубийстве Ди Греко. Его поступок расценят как признание.

– Ты что, сдурел? Не впутывай его.

– Почему?

– Он к этому дерьму отношения не имеет. Он же сам мне позвонил. Хотел как можно скорее провести расследование и просил самого надежного следака, чтобы сделал все, как надо. Вы замараете его память, пока настоящий убийца где-то гуляет.