Евангелие отца

- Вы хотите сказать, что все это ложь?

- Я хочу сказать, что все это мог быть неплохо задуманный проект, который дал трещину всего через сто лет.

- Почему?

- Потому что была третья сила – те, кто наблюдали: сторонники Иоанна Крестителя.

- Вот тебе и на! У меня возник вопрос. – Надо было как-то разряжать атмосферу, ибо и «Мэри» и этот масон с рыцарем действовали на мои мозги наперекор их собственному распорядку дня. - Выпьем, рыцарь! Есть причина: за один день я узнал собственную родословную, познакомился с пришельцами из прошлого, наслушался ереси и много нового о религиозных безобразиях. Все было бы супер, если бы меня звали Индиана Джонс. Если Вы сейчас не скажете, что конкретно Вы от меня хотите – я, разочаровавшись с Вашей помощью, во всем чего совершенно не знал до нашей встречи, напьюсь и приму иудаизм. Он-то Вам, надеюсь, ничем не насолил?

- Иудаизм? Это интересная идея. Впрочем, Вы совсем близко от истины и, по крайней мере, Ваше возвращение в лоно Вашей собственной изначальной веры будет совершенно неудивительно.

Масону не хватало в руках циркуля. Он как-то странно посмотрел на меня, на стакан, на рыцаря, встал и вышел в соседнюю комнату.

- Что это было? Я обидел нашего дорогого строителя уж теперь и не знаю, какого культа? – Пора было заканчивать игру. Тем более, что мне уже было понятно, что шансов выбраться отсюда просто так у меня нет.

- Он вернется. Не волнуйтесь.

Рыцарь оказался прав. Только меня почему-то не покидало ощущение, что всю эту длинную лекцию рыцарь читал не мне, а ему. Тем не менее, не прошло и пары минут, как масон вернулся. В руках он держал папку с бумагами. Он сел и положил папку на столик перед собой. Потом открыл ее и достал конверт, который я уже несколько раз видел.

- Забыл…. Какой-то там остров?

- Камышовый. – Масон открыл рот? Значит, все-таки, умеет разговаривать. – Вы помните текст:

Ибо сказал апостол:

"Manduca panem tuum cum silentio",

что значит:

"Вкушайте свой хлеб в молчании".

И сказано в псалме:

"Posui ori meo custodiam",

что значит:

"Я думал, мой язык предаст меня",

что значит –

Я придержу свой язык, чтобы не говорить ничего плохого.

- Текст дословно не помню, но припоминаю. Мне еще тогда показалось, что это угроза. Это угроза? Это же надо так сильно разозлить человека, что он перешел на латынь. Кстати, а Камышовый остров – это где?

- Это в Париже. Посередине Сены.

- Посередине Сены никто не живет. Там есть островки, но там никто не живет.

- Это сейчас, Люсьен, там никто не живет. Впрочем, и раньше там никто не жил – там казнили преступников. Или тех, кого считали преступниками.

- И? Ну, говорите уже.

- На этом острове сожгли последнего Великого Магистра Ордена Храма Господнего.

- И получается…. Что это он мне пишет и пишет? – Ну, ведь язык мой… как там по-латыни? Впрочем, отступать поздно.

- Место это стало святым для тех, кто верен идее Ордена и идее верности Христу. А письмо, которое Вы получили – повестка. Вы должны следовать указаниям тех, кто придет к Вам с этим письмом.

- Понял. Это как повестка в присяжные, да? Отказаться никак?

- Вам лучше согласиться. Это в Ваших интересах. Хотя…. У Вас нет выбора.

- Это я понял уже. Значит, Вы оба тамплиеры. Ну, да. Модная тема.

- Назовите так. Один из нас – да, второй – нет. Тема сама модной не становится – это делает кто-то. Это к слову. Вы плохо образованный человек, но, Вам все станет ясно. Вам, конечно, знакомы названия: госпитальеры и тамплиеры.

- Да. Читал. Даже с интересом. Романы всякие: «Парцифаль» и еще что-то.

- Вот-вот. А Вы действительно прочитали «Парцифаль» или только Вагнера слушали? Хотя, не важно. Вы знаете, что появились эти романы незадолго до уничтожения ордена. Тоже – совпадение?

- Не знаю.

- Коротко, это выглядит так: Орден Госпитальеров был посвящен Святому Иоанну. Орден тамплиеров посвящен Храму Господнему. Долго рассказывать всю историю – об этом мы с Вами поговорим в следующий раз. Но факты следующие: отношения этих двух орденов весьма непростые. Я бы даже сказал, натянутые. Тем более, что все имущество Ордена тамплиеров после его официального уничтожения перешло Ордену госпитальеров. Почему? Вам не интересно?

- Абсолютно. Имущественный спор двух организаций. Обратитесь к адвокату по таким делам.

- Хорошая шутка, Люсьен, если бы все было не так серьезно. Но еще раз скажу: об этом потом – Вам хватит на сегодня. Люсьен, наше с Вами время заканчивается. Здесь, - он указал на папку, – здесь несколько листков бумаги, которые стали причиной большой проблемы. Это главы Новой Книги. Если она появится целиком – наша с Вами встреча была бесполезной.

- Может, тогда подождать? Может, все само собой разрешится?

- Увы. – Они молчали и смотрели на меня. Так можно провести неплохой вечер, если они посидят и помолчат. Моей голове уже казалось мало места на плечах: я понял теперь в чем смысл маленьких китайских фарфоровых фигурок с сидящими в позе лотоса толстенькими человечками, у которых голова, если ее качнуть, совершает движения под названием «туда-сюда». При этом на лице его застыла идиотская улыбка. Это я, синьоры. Это – я! Могу работать ходиками на стене, могу погремушкой, могу греческой статуей в изгнании…. А что это они интересно налили в стакан? Я вроде бы пил из той же бутылки, что и масон? У меня голова болтается и становится темно. Тайное общество педерастов и безобразников. Вот я засну, а они откроют папку и зачитают мне мои права: я имею право терпеть, молчать и улыбаться. Потерять веру, честь и совесть в лапах противных пожилых артистов. И как я сразу не заметил, что они оба теноры? Я должен был это заметить! И какой он рыцарь? Где его меч? Врун. И священник предатель! Где его сутана? И масон совершенно отвратительный. И не тыкайте мне в лицо старыми тяжелыми башмаками! Какое мне дело до его башмаков – я сам могу засунуть визитную карточку под воротничок. И что? Я после этого стану священником? Но он прикольный, и я тихонько засыпаю, а он читает вслух какую-то бумажку из своей папки и дает мне ручку. Надеюсь, это не закладная на мой холодильник. Там еще осталось немного ветчины….

Я уже не видел, как я заснул, как вошли несколько человек и легко подхватили меня на руки и вынесли из комнаты. Я – пушинка и снежинка: я лечу по темному израильскому небу в направлении Вифлеемской Звезды. В Израиле тоже идет снег…

Странная фантастическая серебряная машина медленно тронулась по дороге на Иерусалим и полетела в небо. И, кончено: я не видел, как масон и рыцарь сидели в той же позе, что и при мне. Они молчали, но, кажется, были весьма довольны проведенным со мной временем. Они бы сидели еще, но в кармане рыцаря зазвонил телефон. (Нормально? Рыцарь с телефоном?)

- Он готов? – деловым тоном спросила маленькая телефонная трубка.

- Да.

- Он в пути?

- Да.

- Тогда Вам надо возвращаться.

- Мой рейс через три часа.

- В Дамаске Вас встретят.

Рыцарь положил аппарат в карман, встал и слегка поклонился.

- Теперь Ваша очередь, Великий Магистр. Когда он очнется, у него уже не будет дороги назад.

- Вы думаете? – Я не видел, как масон встал и пожал руку рыцарю. Я много не увидел, а жаль. Мне бы это понравилось – все шло, как было задумано и даже лучше, чем мы все ожидали. Масона увозила машина, пока я спал в соседней комнате. Мне снились луга и коровы, на шее которых вместо колокольчиков висели маленькие лодочки и в них сидел маленький человек. Я не слышал, что когда масон ушел, рыцарь сказал сам себе, стоя у окна: «Ну, что ж, мистер Ной, для кого-то игра начинается, а для кого-то она близится к концу». Я много не слышал, потому что я спал.

Гл. 28