Евангелие отца

- И для этого Вы не нашли лучше компании, чем мусульмане? Вы же объявили войну Христианской Церкви, Йохам! Вы, который говорит сейчас об Иисусе, связал себя с террористами.

- С террористами, говорите? Доктор, побойтесь какого-нибудь Бога. Любого на Ваш выбор. Вы должны признать мое право использовать те же методы, что и христианская Церковь, которая создавала сотни рыцарских Орденов, которые упивались кровью младенцев. Отряды убийц под сенью креста. Вам по душе такое? Тем более, что я иудей. А христиане и нас не считали близкими друзьями, не так ли?

- Воины Христовы защищали Святую Веру. Не передергивайте, Йохам. Ваши сегодняшние партнеры по справедливости, согласитесь, не самый удачный выбор. И потом, те, кого Вы обвиняете во всех грехах, заработали своей кровью славу христианской Церкви.

- Они зарабатывали для Церкви деньги и больше ничего. А Церковь платила им за эту работу золотом и землей. Самая разветвленная коммерческая и военная организация в одном лице: Церковь и монастыри. Откуда богатство Церкви? Из монастырей. Откуда богатства у монастырей? От подаяний? Да перестаньте же Вы, наконец. Это смешно. На подаяния может прожить аскет в лесу, который хочет только молиться, поститься и поскорее придти к Богу своей естественной смертью. Торопятся ли к Богу наши пастыри? Отнюдь. Они, скорее, торопят на тот свет других. Да и дел у них во имя Его много, а дела стоят денег. А откуда их брать в таких количествах? Не те времена – монастыри уже никого не грабят. Так что – бросьте. Бизнес и политика – единственное занятие этих организаций. А вот когда дело заходит о мире – тут они в стороне. Что проще? Если начинается война: кто должен быть первым за столом переговоров? Политики? Нет. Священники. Это они должны уговорить паству остановиться и покаяться! Но у их другое занятие в это время – ату неверных! Нет смысла говорить о том, что есть - давайте лучше о нашем деле. Вы ведь пришли сюда вовсе не из-за обиды христиан на меня, я надеюсь?

- Нет, конечно, уважаемый Йохам. Просто я стараюсь быть объективным. Ведь слепая ненависть никому не приносила пользы, не так ли? Только сначала последний вопрос: неужели Вы и вправду считаете, что истинно верующих не осталось?

- Разве я похож на сумасшедшего?

- Ну, судя по Вашей затее – есть немного. – Скорее всего, эти двое уже знали друг друга достаточно для того, что бы чувствовать, как и что можно говорить.

- Если бы не было огромного числа истинно верующих, верующих до фанатизма, верующих настолько, что их вера затмевает их разум, разве имела бы смысл наша встреча?

- Вы мудрый человек. Меня не обманули мои ощущения и то, что о Вас говорили. - Доктор не собирался садиться. Он так и стоял, опершись руками о стол. Давала знать о себе больная спина: если он сядет, то вставать будет крайне трудно. Последний взрыв в Пешаваре причинил ему боль – кусок железа повредил позвоночник. Но эта боль в спине не давала забыть о еще большей боли: этот автобус с солдатами взорвал его младший сын. Это потом он пришел в разведку, чтобы заплатили и те и другие. Чтобы заплатили за сына своей жизнью. Но не смерть ему была нужна – ему нужно было видеть их страдание – только так могла уняться ноющая и тоскливая боль.

…Как сильна должна быть Вера моя, чтобы я мог отпустить сына к Богу?! Я должен был быть уверен, что поступаю правильно, когда он вошел в мою комнату и сказал, что принял решение стать мучеником. А что я ответил? Я спрятался за улыбку, и сын принял мою ложь и страх в молчании за истину. Принял за радость, за благословение. Пройдут годы, но боль десятков матерей с того дня не станет сильнее моей боли. Это та минута, когда очень хочется, чтобы Он был. И в эту минуту укрепляется Вера – через боль. Хочу ли я дочитать Книгу до конца? Хочу ли я знать, что будет потом? Нет. Я испытываю боль, значит, я есть. И какая мне разница, что в моей Книге все заканчивается хорошо. Смерть должна быть – без нее нет смысла в этой истории. Только познав смерть можно придти к истине. Потому что Истина только за этой дверью и страх открыть ее делает меня глупцом. Он хочет справедливости? Он ее получит. Хочет сражаться с Церковью? Хочет сражаться со мной вместе? Вопрос в том, хочу ли я этого? Моя война – это моя боль, а этот хочет славы: у нас разные причины. С другой стороны, он полезен, потому что голоден. Не хочет быть мучеником. Как не хотели те, кто был в том автобусе, но, разве им выбирать?

…Доктор думал, а Йохам наблюдал. Тот, кто стоял перед ним мог оказаться последним, кого он увидел. Так говорили об этом человеке. Лишенный предрассудков, потерявший всех, кого только можно потерять, изгой, человек без жалости – правильным ли был выбор, Йохам? Ну, хотя, теперь уже поздно об этом говорить.

- Итак, уважаемый, что ты от меня хочешь? Мы уже можем говорить, как партнеры и потому предлагаю перейти на «ты».

- Согласен. Связи. Только твои связи. Поддержку на Совете, который собирается здесь и помощь в издании Новой Книги в Америке.

- И только-то? Я думал, ты хочешь от меня большего. Хочешь поддержки? Думаю, что это можно устроить. Но, дай мне немного времени. Пару дней, не больше.

- Так мы договорились?

- Думаю, да. Ты мне интересен и мне кажется интересным то, что ты собираешься сделать. Меня могут не понять мои партнеры, но, думаю, что я смогу их убедить. А по поводу поддержки Совета…. Совет поддержит, потому что его может через пару дней просто не существовать. Поэтому придется его создавать заново. И в этом новом Совете, я почему-то в этом уверен, найдется место и для тебя, мой новый друг.

- Есть одно, чего я пока не знаю, кроме того, что мне о тебе говорили.

- Чего ты не знаешь?

- Как мне тебя называть.

- Называй, как хочешь. Впрочем, я привык кгда меня называют «Доктор». Не режет слух?

- Нет. – Йохам позволил себе, наконец, улыбнуться.

- Я познакомлю тебя, мой друг, с одним человеком. Он здесь. Он из тех, кого ты так сильно не любишь. Он монах. Только вот я до сих пор не разобрался, какого Ордена. Да и он, кажется, тоже. Последнее время он утверждает, что он буддист – очень удобная позиция на сегодняшний день. Я познакомлю тебя с ним завтра. Будь здесь в это же время.

Скрипнула дверь. Крысы молчали. Ветер молчал. Как будто и не было этого разговора: Йохам сидел один, и смолкли шаги ушедшего. Выбор сделан. Больше думать не о чем. Все началось, и назад нет пути – все случится.

Гл. 30

- Помните пункт второй Конституции Андерсона? На всякий случай, я Вам напомню: «О Светской Власти, Высшей и Назначенной. Вольный Каменщик является лояльным подданным светских властей, где бы он ни жил и ни работал; он никогда не должен участвовать в заговорах и тайных злоумышлениях против мира и благосостояния народа, равно как и не вести себя не должным образом в отношении назначенных представителей власти; ибо сколь Масонство ни страдало во все времена от войн, кровопролития и смятения, столь же расположены были древние Цари и Князья всегда оказывать мастеровым вспомоществование в силу миролюбия и верности последних, всегда давая достойный отпор их врагам и способствуя вящей славе Братства, процветавшего во времена мира. Таким образом, если Брат восстанет против государства, с ним не будут объединяться в этом его восстании, но будут сожалеть о нем, как о любом несчастном; однако если его осудят за это одно только преступление – хотя истинно лояльное, по своей сути, Братство может и должно заявить о своем неучастии в его бунтарском порыве, а также впредь не подавать поводов и не плодить зависть к существующим законным властям, - он не может быть исключен из Ложи, и его связи с ней останутся нерушимы.» Видите? Я помню это наизусть. А почему? Потому что масоны всегда были вместе с королями и князьями. Всегда. Во всем. Мы были верны, но различали понятия, потому что вера и верность понятия разные. Вера может видоизменяться, оставаясь искренней, а верность меняться не может потому что это категория иного толка. Меняться может только объект верности, ибо он не вечен, как объект Веры. Мы преданы и верны по сути своей, самой своей сутью и самим укладом своим. А во что верим мы, и во что нет – не так важно для тех, кто не с нами. Так о чем этот текст? О верности тем, кто свыше. Но, не о вере, конечно. А Вы любите игру в слова? Нет? Зря. А я вот, грешу. Играю так часто, что она стала моей любимой игрой. Внук тоже очень любит. Мы с ним назвали нашу игру «Игра в завиралки». Кто кого больше запутает. Внук, конечно, пока проигрывает, но потенциал у него огромен, потому что, судя по отзывам его учителей в школе, с ним им становится справиться все сложнее и сложнее. Ну, впрочем, я сам ему посоветовал перейти с первого уровня на второй. То есть, от экспериментов на ровесниках к экспериментам над учителями. Не мне Вам говорить, что учителя достойны самых изощренных игр – они сами виноваты в выборе своей жизни и им самим расплачиваться. Да и как возможно кого-то обучать, имея за спиной только учебное заведение? Что они знают? Их знания ограничены комнатой, где содержаться тридцать несчастных.