Евангелие отца

- Я прошу вас всех выслушать одного человека, который приехал сюда из Франции. Этот человек не должен был никогда входить не только в это зал, но даже пересекать границу Ватикана. Он представляет того, кто посягнул на нашу Веру и нарушил покой границ, которые были установлены много веков назад, когда впервые собрался Малый Конклав, и каждый из Имеющих Право получил свою территорию.

Этот человек много лет хранил веру нашей Церкви и хранил тайну, в которую был посвящен, когда вступил на высокий пост Великого Магистра Ложи масонов. Он был благороден и честен, но настало время испытаний, и он принял то, что отвергаем мы. Мы не суд. Не нам его судить, но, как гласит договор, мы, к сожалению, обязаны его выслушать, не обращая внимания, что он предал нас, Господа и Церковь.

Если может быть тише, чем стало, когда замолчало эхо, много веков живущее в Сикстинской капелле, значит, вы понимает, что я хочу сказать. Никто! Я повторяю – никто и никогда не мог позволить подобного. И если кардинал ди Корсо сказал то, что сказал, значит, настал тот день, который называют Концом Света.

Открылась тяжелая дверь, и Рим вошел в тишину. Свет в проеме высокой двери на минуту (не более) скользнул по лицу Крестителя, внимательно смотрящего уже много лет на Иисуса, который не смотрел на него, а потупив взгляд, думал о чем-то своем. «Почему он так самонадеян – этот юноша? Неужели вера в собственное предназначение может превратить человека в слепца. Кто сказал ему о Нем? Я? Возможно, что и я слеп. Но как верят ему! Истинно говорят, что Вера приходит из пустоты самого себя, а когда наступает Прозрение – уходит вера в Него и приходит вера в себя. Так приходит конец. Боюсь я, что верят уже не в Господа – верят в Иисуса. Разве этого я хотел, когда крестил этого чудесного мальчика?».

Свет ушел. Закрылась дверь и Рим остался с тем, с чем был – в грязи и слепом непонимании. Двенадцать человек повернули головы к двери, а тринадцатый, сидящий в их главе, опустил голову и закрыл глаза. У двери стоял пожилой человек, и никто не смог бы сказать, что он смущен, напуган или удивлен своим здесь появлением. Он с интересом медленно обводил взглядом присутствующих, и, дай Бог, мне ошибаться, но я в его лице и фигуре и тени не заметил того, кто не так давно сидел в скромной комнате Великого Магистра Ложи Джонатана Тиза, и рассказывал ему о письме, о тех, кто заставил его уйти, оставив пост ему. Дамы и господа! Я удивлен не менее вашего: у двери стоял бывший Великий Магистр Ложи Дайс Ледуайен. И никакого раскаянья, следов плохого сна или отчаяния не было на его лице. Прекрасно сыгранная роль, дамы и господа! Но, мы видели только часть его спектакля – увидим ли мы продолжение? Время покажет. В любом случае, пока Дайс Ледуайен с совершенно ясным взглядом стоял у двери в зал Конклавов и с любопытством разглядывал кардиналов, Джонатан Тиз сидел в иерусалимском отеле и смотрел на молодого человека по имени Люсьен. Старый священник, который был тут недавно, куда-то исчез – Тиз его не видел, и рыцарь ему о нем не сказал. Тот, кто говорил с Люсьеном уже вошел в зал и с любопытством смотрел на кардиналов. А Джонатан Тиз, встретившись с рыцарем, теперь сидел на его месте и уже довольно долго молчал. Ему было о чем помолчать – рыцарь своим рассказом о произошедших и предстоящих событиях поверг его если не в уныние, то в шок уж точно…

Пауза закончилась. Кардинал ди Корсо поднял свою голову и сказал:

- Говорите, синьор Ледуайен.

- Мсье, кардинал, называйте меня мсье Ледуайен. Да и титул Великого Магистра все-таки стоит добавить. Позволим себе остаться теми, кто мы есть. Ваше мнение ведь просто ваше мнение, не правда ли? Вряд ли оно может претендовать на истинное положение вещей. – Усмешка появилась на губах мсье Ледуайена.

- Софистика…. Хотя, мы вряд ли будем против, если Вы хотите, чтобы Вы назывались так, как хотите называться. Что ж, мсье Великий Магистр, у Вас есть наше время. Говорите – мы слушаем.

- Хорошо. Это хорошо, что Вы так легко соглашаетесь. Надеюсь, что вы все услышите то, что я скажу. Но, позвольте мне сесть, благоразумные синьоры! Надеюсь, в этих стенах есть лишний стул для странствующего рыцаря, которого Вы так преждевременно назвали предателем? – Тон, который он выбрал, был, скорее всего, правильный. Спесь кардиналов надо было сбить в самом начале – потом с ней трудно будет справиться.

Кардинал ди Корсо кивнул головой, и дверь в капеллу сразу открылась. Молодой монах внес стул и поставил его рядом с Ледуайеном.

- Оперативно и приятно, что у Вас так все отработано, словно Вы понимали заранее, кардинал, что мне все-таки придется сесть. Разговор не из приятных и коротких. Но, эта мелочь, этот стул внушает мне опасения, что ваши разговоры все-таки кто-то слушает? – Усмешка с лица Ледуайена соскользнула на лицо кардинала.

- Вы внимательный человек, Великий Магистр. Фокус со стулом был слишком предсказуемым. Итак?

- Итак, я сел. Синьоры! У нас и в правду очень мало времени. Мне поручено сказать вам, что ваше собрание не имеет ничего общего с тем, что должно произойти. Никто не собирается посягать на вашу веру в том смысле, что никто не ставит под сомнение Иисуса и ваше сегодняшнее положение. Поверьте мне на слово, что никто не хочет отнимать у вас то, чем вы владеете. Речь пойдет о другом. Дуализм вашей веры давно уже мучает вас самих, почему бы не вернуться к истокам? Вы представляете собой два лагеря, разделенных историей и живущий в приблизительном согласии только потому, что ваши лидеры когда-то договорились о разделении полномочий.

Кардиналы молчали. Он говорил ересь, но если и настало время ереси, то пусть она прозвучит именно здесь и не выйдет за пределы этого зала, как может не выйти за его пределы этот человек. Разное случалось в истории Церкви. Бывало и так, что приходилось жертвовать дарованной Господом жизнью ради Истины и Веры. В конце концов, что стоит одно сердце заблудшего? Девять евро за килограмм. Пусть говорит – мы послушаем. Каждый сам выбирает конец своего пути – Господь не спорит: у Господа в этом смысле демократия. Хотя, все может оказаться и не так – этот человек знает зачем пришел – пусть говорит.

Но, хитрый кардинал ди Корсо! Он знал о нем, и о нем не знали они! Хотя, может быть, он совершенно ничего не значит и его роль в истории, как и его жизнь глупа и никчемна? Пусть говорит – они скажут потом свое слово. И вряд ли оно понравится зарвавшемуся кардиналу ди Корсо, решившему, что он вправе посягать на ритуал и допускать к ним безумцев…

- Вам хватило времени, кардиналы мысленно меня распять? Хотя, вряд ли смерть на кресте, подобная смерти вашего Учителя…. Ну, вы меня понимаете. Правда, если вы вернетесь к ее истинной цели: распятию, как позорной казни для вора, самозванца…, ну, или просто сильно заблуждающегося человека…

- Хватит, мсье! – Кардинал повысил голос и был прав. Всему есть предел и никому не позволено, даже не признавая чужую веру, вести себя неподобающе. Ересь – это одно, а презрение к чужой вере – это другое и совершенно недопустимое дело. Говорите только о том, что знаете наверняка.

- Хорошо, синьор председатель. Хотя, дело это наше общее. Да и знаем мы, собственно говоря, наверняка только то, что происходит здесь и сейчас. И то, вряд ли наверняка, не правда ли? Тем не менее, я не буду отнимать у вас всех время. Вам оно еще необходимо до заката. Завтра может случиться совершенно не то, что вы бы хотели, если вы не измените повод вашего собрания и не придете к единственному и правильному решению.

Итак. Господа, уполномочившие меня высказать вам наше предложение, просят почтенный Малый Конклав принять его и поставить Папу перед следующим выбором: утвердить ваше будущее положительное решение, либо отвергнуть его, поставив тем самым Церковь Христову перед самым тяжелым испытанием за все время ее существования. Предложение таково: вы принимаете, что Иисус был, как принимаем это и мы. Вы принимаете, что Святой Дух – есть Бог, как принимаем это мы. Вы принимаете, что Отец – это Святой Иосиф, как принимаем это мы. Тем самым под Святой Троицей мы понимаем Святого Духа – Господа нашего, Отца Иисуса Иосифа и сына его Иисуса. Тем самым, мы принимаем, что роль Отца Иисуса Святого Иосифа должна быть принята Церковью, как краеугольный камень веры Христовой. Кто, как не он хранил и лелеял своего сына, наставлял его, взрастил и подарил ему дорогу к нам? Кто? Кто, как не Святой Иосиф заслуживает большего, чем вы ему дали спустя много веков? Кто хранил матерь его и защищал ее? Я спросил, но не нуждаюсь в вашем ответе, ибо в нем нуждаетесь вы, если хотите, чтобы все было так, как было. Люди ведь ничего не заметят, если вы выйдете и скажите им, что Церковь дарит верующим Истину, к которой они теперь готовы. Готовы сегодня, как не были готовы вчера. Просто вам открылась истина! Именно вам и никому другому. По-моему, это приятно, такое говорить, не правда ли? Вы должны сделать это, ибо Наследник Иосифа жив и завтра об этом узнает мир. И без вашей поддержки мир, может быть повергнут в сомнение об истинной цели двух тысяч лет существования Церкви. Я все сказал. И я счастлив, что именно мне выпало сказать вам об этом, и я не жалею ни об одном из сказанных слов.