Расколотый берег

– А дальше?

– Ничего хорошего. Различные заведения… В одном рапорте говорится: «Клиническая депрессия, осложненная многочисленными вредными привычками». Четыре года в «Лейксайде», Балларэт. Вроде бы красиво звучит: четыре года «У озера». Ну а если между строк – героин, амфетамины, метадон, травка, выпивка, драки, травмы всего, что только можно травмировать.

Кэшин не замечал, как тонкая нить солнечного луча ползет по половицам старой комнаты.

– Спасибо, – поблагодарил он. – Слушай, мне нужен номер телефона, с которого Дейв Винсент звонил по горячей линии. Он есть у Трейси.

– Я думал, говорить с Винсентом сложно?

– Иногда людям бывает сложно смотреть в лицо.

Наблюдение, в свое время сделанное Синго. Давным-давно, еще в первый год был такой случай: мужчина из Джилонга ничего не говорил, судорожно сжимал кулаки, на шее вздулись жилы. Синго написал на листке, вырванном из блокнота, свой номер и передал этому несчастному. Они вышли и сели ждать у Синго в кабинете. Через минуту зазвонил телефон, и Синго проговорил почти час.

– Ну, я рад, что ты так самокритично к себе относишься, – сказал Дав. – Я имею в виду, насчет телефона. А для общего развития можно узнать, что тебе нужно от Винсента?

– Мне кажется, он бывал в лагере «Товарищей» в Порт-Монро.

– Да? И зачем это тебе?

– Так, предчувствие.

– А, предчувствие… Опять об этом. Секрет фирмы, так сказать. Не вешай трубку.

Минуты через две Дав продиктовал Кэшину нужный номер.

– Ну что, продолжай трудиться, – сказал Кэшин. – Загляни в отдел по борьбе с наркотиками, или как он там теперь называется, и арестуй первого же придурка.

– Как старомодно! Совсем далеко от современных методов полицейской работы.

Телефон Дэвида Винсента не отвечал. Слишком рано для него, подумал Кэшин. Его день, вероятно, начинается в то время, когда большинство людей думает о ланче.

Без работы осталась, – повторила Кэрол Гериг, подвигаясь на стуле и поправляя ширинку своих тренировочных штанов. – Вкалывала тут двадцать лет, а заплатили сейчас за четыре месяца, ну как это вам?

Простой деревянный дом стоял на самом ветру, на низком холме, обращенном в сторону Кенмара. Позади него находился просторный сарай без передней стены, скорее даже гараж, где стояла старая желтая «мазда».

– Кто вас уволил? – спросил Кэшин.

– Юристка эта, Аддисон. Дом ведь продавать будут, так она велела мне все прибрать, чтобы вид был товарный.

Она в последний раз затянулась, затушила сигарету в ракушке, служившей пепельницей, где уже лежали пять или шесть окурков, протянула пачку Кэшину, но тот отказался.

– Кофе будете? – спросила она. – Или, может, чаю? Извините, не сразу сообразила. Вы зашли, а я ненакрашенная… Знаете, как-то не привыкла бывать здесь в такую рань.

Ему пришлось подождать, пока она будет готова разговаривать дальше.

– Спасибо, ничего не нужно. Вы знаете такого Артура Полларда?

– Полларда? Да нет…

От шаткого пластикового стула у Кэшина заныла спина. Он сел прямо, стараясь не сутулиться, вынул отретушированную, подправленную фотографию Полларда и протянул Кэрол.

– Узнаёте?

Она взяла карточку, чуть отставила ее, присмотрелась.

– Лицо вроде знакомое… но не знаю, не знаю. Местный?

– Нет. А расскажите-ка мне, что за человек Перси Крейк.

– Перси Крейк… Ну, он здесь появился после пожара в лагере. Усики у него такие были – щеточкой… С ним еще сестра приехала, сучка такая. Физиономия топором, и тоже усатая. Усы даже гуще, чем у брата. Говорила, что она миссис Лоуэлл. Бог знает, как уж этот Лоуэлл мог на такую польститься. Все за мной ходила с носовым платочком, проверяла, нет ли где пыли.

– А Крейк чем занимался?

– Руководил… Слонялся везде с умным видом. Он знаете как нам платил? Мы подходили к его кабинету и ждали, когда он освободится. Можно подумать, он сильно занят был… Потом дверь открывал и говорил: «Ну, подходите в алфавитном порядке». – Она произнесла это как бы его голосом, но не грозным, командирским, а мерзким, скрипучим, и продолжила: – Пять человек… И в алфавитном порядке, можете себе представить? Чертов британишка. Скаутмастер хренов…

Будь готов…

Кэшин вспомнил старый, весь в трещинах пояс, круглую ржавую пряжку.

– А в лагере он был года с восьмидесятого, – предположил он.

– С семьдесят восьмого – я как раз тогда начала тут работать полный день. Тогда детьми занималась миссис Бургойн. Она хорошая была, лет двадцать их воспитывала. И такая ужасная смерть – с лестницы упала, разбилась.

– И как дети?

– Сын никогда ничего не говорил. А Эрика как привязанная ходила за мистером Бургойном, будто за поп-звездой какой. Прямо влюбилась в него. Ну с девчонками это бывает… – Она затянулась, выдохнула, постучала сигаретой о раковину, продолжила: – К ним все время кто-нибудь приезжал. То в саду собирались, то коктейль устраивали, то банкет. Все богачи из Кромарти здесь перебывали и даже из Мельбурна. А на скачки, по осени, всегда кто-нибудь да заглядывал. Я каждый раз помогала. Да еще приглашали повара и официанта из Мельбурна. – Кэрол выдохнула, втянув щеки. – Да, сколько времени прошло… Когда это все было… Почему вы спрашиваете?

Кэшин пожал плечами:

– Да так, любопытно.

– Думали, это черные мальчишки сделали, да?

– А по-вашему, это не так?

– И ничего удивительного. Даунт – проклятье этого городка.

– Вы, конечно, много знаете о Бургойнах.

– Нет, не так чтобы очень. Грязь за всеми вывозила – вот и вся работа. Стирка, утюжка… По двадцать часов в неделю, и так лет десять подряд. Вот так вот. – Она опять закурила. – Толкаешься, толкаешься целыми днями, не поднимая головы. Ну если ты не Брюс Старки, конечно.

– А что, он был на особом положении?

– Ну, тогда у Крейка всегда были ушки на макушке. Закуришь, бывало, а он засечет и тут же вычитает пятнадцать минут из рабочего времени. Можете себе представить? А со Старки другой разговор – он на Крейка плевать хотел, в очереди за деньгами не стоял. Шишка на ровном месте.

– А Бургойн с Крейком ладили?

– Прекрасно. Единственный раз, когда я слышала смех Крейка, – это когда мистер Бургойн был у себя в мастерской. Крейк помогал ему лепить горшки, сушить. Они занимались этим по выходным. Только и делали, что обжигали.

– А вы это видели?

– Сама не видела, миссис Лоуэлл рассказывала. Печь целыми ночами работала. Старки за неделю начинал пилить и колоть дрова.

– И часто они это делали?

– Господи, это так давно было… Ну, раза два в год… Да.

– Там в мастерской стоят девять горшков. Что же, он больше ничего не оставил?

– Да он их бил. Старки потом долго осколки собирал. Полкузова, бывало, нагружали.

Кэшин смотрел на пустынный зеленый пейзаж и думал, что лучше бы это никогда не началось, что лучше бы не было того утреннего звонка.

– Кофе точно не хотите? А то я мигом!

– Спасибо, не хочу, – отказался Кэшин. – Эрика говорит, что о делах своего отчима почти не знает. А вы как думаете – похоже на правду?

Кэрол нахмурилась и постарела разом лет на десять.

– Ну вообще-то похоже. Знаете, с четырнадцати лет она была здесь считанные разы. Быстро отчима разлюбила.

Она прошла с ним до машины, обхватив себя руками, пытаясь таким образом согреться. Собаки радостно приветствовали ее, и она потрепала их по загривкам.

– Ну и здоровые, – сказала она одобрительно. – Что за порода?

– Пудели.

– Да ну… Пудели, они такие постриженные, причесанные. А эти все в шерсти.

– Неухоженные просто, – ответил Кэшин. – Парикмахера собачьего рядом нет.

– Вот и я без парикмахера обхожусь, – сказала она и потрепала собак за уши, не глядя на него. – Женаты?

– Уже нет.

– Дети есть?

Поколебавшись, он ответил:

– Нет.

– С детьми лучше, работы вот только нет, черт! Мой бывший отчалил в Дарвин и правильно сделал. Рыбак… Что толку-то было – я его все равно, считай, не видела, домой только спать приходил.