Расколотый берег

– О господи… Какое здание?

– Бывший театральный зал в Северном Мельбурне. Вы знали, что он принадлежал Бургойну?

– Нет, чем он владеет… владел, я не знаю. При чем тут Чарльз?

– Есть кое-что похожее.

– А именно?

В стороне, столика через три, Кэшин заметил мужчину в черной водолазке, который рассеянно перелистывал какую-то желтую газетенку.

– Как раз работаем над этим, – пояснил Кэшин. – Вы слышали о лагере «Товарищей» в Порт-Монро?

– Да, конечно слышала. Там еще был пожар. Но почему вы об этом спрашиваете?

– В мельбурнском зале размещалась штаб-квартира «Товарищей».

– Объясните же мне, – попросила Эрика. – Вы утверждаете, что мальчишки из Даунта не убивали Чарльза?

Кэшин отвел взгляд в сторону, на воду, которая тихо струилась по огромной стеклянной витрине. Два человека, стоя на улице, водили пальцами по стеклу, рисуя прозрачные волнистые линии.

– Возможно, – ответил он.

– Что с часами?

– По-прежнему ничего неясно.

– То, что Чарльз платил этому человеку, необязательно связано с нападением, – сказала Эрика. – Кто знает, скольким людям Чарльз давал деньги?

– Я.

Она откинулась на спинку стула, положила руки на стол и принялась нервно сцеплять и расцеплять пальцы.

– Значит, вы знаете все, но ничего не говорите. Что же я нового могу сказать вам?

– Я думал, что-нибудь все-таки можете.

Эрика в упор посмотрела на него своими светло-серыми глазами, потом подняла руку, поправила тонкую короткую серебряную цепочку на шее, провела под ней пальцем и сказала:

– Увы, больше мне нечего вам сообщить, и потом, мне пора на встречу.

Кэшин и сам не понял, почему сразу не сказал главного:

– Поллард был педофилом. Баловался с детьми, с мальчиками…

Эрика покачала головой, как будто ее это сильно озадачило. На щеках ее вдруг появился румянец, и она произнесла:

– Что ж, я уверена, что эта информация для вас полезна, но…

– А вам она разве не полезна?

– Мне? Зачем? Вы что, везде копаете потому, что стыдитесь признать: мальчишки из Даунта ни в чем не виноваты?

– Надо будет – признаем.

Краем глаза он увидел, как мужчина в водолазке сгибает и разгибает правую руку.

– Чего вы боитесь, мисс Бургойн? – спросил Кэшин.

Ему вдруг показалось, что еще миг – и она ответит, но последовал вопрос:

– О чем вы?

– О вашем телохранителе.

– Детектив, если бы я боялась того, что входит в круг ваших обязанностей, не сомневайтесь, я обратилась бы к вам. Извините, мне пора.

– Спасибо, что уделили мне время.

Кэшин смотрел ей вслед. Ноги у нее были красивые, стройные. У лифта она обернулась и посмотрела ему прямо в глаза – может быть, чуть дольше, чем требовали приличия. Потом ее загородила спина телохранителя.

– Вот эту модель Бургойн купил у Коццена первой, – сказал Дав, показывая фотографию в буклете. – Чек от четырнадцатого сентября восемьдесят шестого года.

– Очень мило. Можно хронометрировать слалом.

Часы были строгие, с черным циферблатом, тремя белыми циферблатами поменьше, тремя утопленными заводными головками, на ремешке из крокодиловой кожи.

– Модель «Маритаймер», до сих пор в продаже, – отрывисто докладывал Дав, не скрывая раздражения. – А вот вторые часы, опять «Маритаймер», купил четырнадцатого марта двухтысячного года.

Точно такие же, только с белым циферблатом, ремешок тоже крокодиловый.

Кэшин вспомнил то утро в «Высотах». Как там говорила Кэрол Гериг? Шикарные часы… Ремешок из крокодиловой кожи.

– Что сказал владелец ломбарда?

– Он в свое время сделал заявление, – ответил Дав. – Сидней его выслал, но, кажется, в этом бардаке оно где-то затерялось.

Кэшин с трудом соображал, как будто не выспался.

– Так что он там сказал?

– Цитирую: «Марка – "Брейтлинг Маритаймер". Коллекционные, очень дорогие. На черном циферблате три малых циферблата, ремешок из крокодиловой кожи».

Болело везде, но Кэшин встал, подошел к окну и стал смотреть на школьные дворы и городские сады, затянутые сеткой мелкого дождя. В телефонной книге он нашел прямой номер Хелен Каслман и набрал его.

В трубке послышалось:

– Хелен Каслман.

– Джо Кэшин.

Она, помолчав, ответила:

– Я звонила тебе. Домашний не отвечает, а мобильный отключен.

– Я пользуюсь другим. Я сейчас в городе.

– Не знаю, что сказать… Ты был так заносчив, высокомерен… Это звучало обидно.

– Ты уверена, что речь обо мне? Слушай, мне нужно описание часов, которые видела Сьюзи. Марку она вспомнила, но мне нужно, чтобы она их описала. Это можно сделать?

– Потому что дело все еще расследуется?

– Оно и не прекращалось. Можно побыстрее?

– Постараюсь. Дай мне свой номер.

Кэшин сел, посмотрел на Дава, тот мрачно отвернулся.

– Хопгуд говорит, для него не было сообщений в ту ночь, – сказал Кэшин.

При этих словах Дав посмотрел на него и сказал:

– Сволочи! Они же их стерли. Они стерли эти чертовы записи.

– Может, это наша вина, что-нибудь техническое.

Дав покачал головой, и в круглых стеклах его очков отразились огни лампы.

– Ну тогда можешь повесить на меня всех собак, – сказал он. – Нажал не на те кнопки, все перепутал, – абориген, что с него возьмешь.

Кэшин поднялся – стоять было легче, – опять подошел к окну и сказал:

– Знаешь, что сказал Хопгуд? «Вы, черномазые, вдвоем истории сочиняете?»

– Это он про нас с тобой, что ли?

– Я так его понял.

Дав довольно засмеялся:

– Добро пожаловать в резервацию! Слушай, брат, а пошли поедим? Тут забегаловка есть за углом.

– Достали меня забегаловки за углом. Шесть лет доставали, а теперь все, хватит, – ответил Кэшин.

– Ну тогда давай в «Брунетти», в художественный центр, – предложил Дав. – В «Карлтоне» такое кафе есть, знаешь?

– Слушай, неместный вроде, для тебя же все тут едино должно быть – «Брунетти», «Донетти»…

В лифте вместе с ними спустился Финукейн и подвез их до Сент-Кильда-роуд.

– На тебя, Фин, посмотреть, – заметил Кэшин, – так по шкале недосыпа, переработки и общей задолбанности тебе можно дать девять целых шесть десятых балла.

Финукейн скромно улыбнулся, как человек, работу которого наконец-то оценили.

– Спасибо, шеф, – поблагодарил он.

– Хочешь перевестись в Порт-Монро? – спросил Кэшин. – Веселенькое местечко – то в пабе подерутся, то с овцами баловаться начнут, то какой-нибудь придурок стырит у соседа гидропонную установку, якобы чтобы выращивать эти мелкие помидоры, на лозе. Хорошее место, чтобы детей воспитывать.

– Нервная работа, – заметил Финукейн. – У меня тут шесть человек по Полларду, надо со всеми встретиться. Один, из Футскрея, говорит, история тянется с давних времен. Может, звонил от своей глухонемой тетки, у которой и не жил никогда.

У стойки в кафе «Брунетти» стояла очередь из клерков в черных костюмах, пеших туристов и четырех женщин из глубинки, явно ошеломленных разнообразием блюд. Кэшин взял кальцоне – завернутую в лепешку начинку, Дав предпочел булочку с уткой, оливками, перцовым соусом и пятью сортами трав. Когда они принялись за кофе, у Кэшина зазвонил мобильник. Он вышел на улицу.

– Машины шумят, – донесся до него голос Хелен. – Сразу ностальгия накатила. Ты где?

– Возле художественного центра.

– Ты, оказывается, ценитель искусства – опера, галереи…

– Со Сьюзи говорила? – спросил Кэшин, наблюдая за тем, как по тротуару на одноколесном велосипеде едет мужчина и держит на каждом плече по маленькой белой собачонке. Вид у собачонок был такой замученный, как будто они целую ночь протряслись в междугородном автобусе.

– Она сказала, часы были большие, черные, с белыми циферблатами поменьше, двумя или тремя.

Кэшин закрыл глаза. Он подумал, что сейчас надо сказать спасибо и распрощаться. Именно так и следовало поступить. Именно это сочли бы правильным глава полиции штата, верховный комиссар, помощник уголовного комиссара, да, пожалуй, и Виллани.