Черная пелерина

— Может, вы припомните, не было ли у вас в тот день какого-то особенного дела к Пуассиньяку?

Селестина не спускала глаз с лица инспектора, отвечала она очень уравновешенно, но стреляный воробей все-таки заметил в ней напряжение.

— По случаю одолжила у него книгу.

— Какую книгу?

Ответ удивил Рандо.

— Годовую подшивку иллюстрированного еженедельника. Подшивка была большой и тяжелой, но не настолько тяжелой, чтобы я могла убить ею мсье Дюмолена.

— Мадемуазель Лепер, я бы попросил конкретнее отвечать на вопросы.

— Извините.

— В тот день, когда убили Дюмолена, вы были в доме на холме?

— Конечно. Два раза. Один раз до полудня, а второй раз с отцом после обеда.

— А теперь скажите, когда Шарль Дюмолен говорил с вами наедине?

— Инспектор Рандо! — почти выкрикнула Селестина.

— Я жду ответа.

Она взяла себя в руки.

— После полудня, на террасе. Перед обыском, который устроил отец в связи с пропажей броши.

— А во вторник с утра вы надолго заболели? Так?

— Не совсем так, — ответила она. — Перед этим я еще… — она осеклась и не спускала с Рандо широко открытых невинных глаз. — Перед этим… Мсье Рандо, вспомните, что я сделала перед этим!

— Перед этим вы утром вернули Пуассиньяку его пелерину, — сказал инспектор.

— Да. Вы и в самом деле все обо мне знаете. В среду я пошла на похороны мсье Дюмолена, а позже несколько дней подряд не выходила из дому.

— Точно так же, как и ваша подружка Луиза Сейян.

— Это маневр не на вашем уровне.

Инспектор оставил это замечание без внимания.

— Мадемуазель Лепер, поясните мне, на что рассчитывал Пуассиньяк, умалчивая в течение десяти дней о том, что он владеет чеком с подписью Дюмолена?

— Как, вы не знаете? Все очень просто. Советник Пуассиньяк считал, что он сообщит о пожертвовании известного писателя накануне выборов и тем самым обретет дополнительные голоса. На этом основывается реклама. Он себе мог это позволить, поскольку уже знал на основании заметки в «Голосе юга», что мсье Дюверне дотации еще не получил, что Дюмолен только обещал деньги на строительство памятника в честь жертв последней войны, — Селестина погрузилась в размышления, Рандо ей не мешал. Потом она заговорила вновь: — Никто себе представить не может, насколько мсье Пуассиньяк привязан ко мне. После убийства в доме на холме он поддался панике. Испугался, что мне угрожает опасность. Ведь я сделала одну большую глупость, о которой он знал. Это его идея — чтобы я поменьше выходила из дома, не показывалась на людях. Арест Фруассара вовсе не успокоил нас. Я, например, не сомневалась, что это маневр…

— Это отец вам сказал, — осадил Селестину инспектор.

— Отец сказал мне это значительно позже. Итак, я сидела дома, наблюдая течение расследования и ожидая…

— Ожидая чего? — поощрительно спросил инспектор.

— Ожидая визита Наполеона из Тулона.

— Вы мне очень льстите…

— Вы всегда были моим идеалом.

— А Шарль Дюмолен?

— Мсье Рандо! — во второй раз в течение беседы воскликнула Селестина и густо покраснела.

— На этом я должен поблагодарить вас, — Рандо встал.

В прихожей его ожидал комиссар Лепер. Маленький тулонец потянулся за шляпой.

— Ваша дочь наверняка пошла в мать, — сказал Рандо загадочно, пряча лицо под широкими полями старомодной шляпы. — А теперь пошли в участок, хочу поделиться с вами важными известиями.

На скамеечке во дворе сидел Торнтон Маккинсли и дразнил маленького песика Селестины…

— Где его не сеют, он и там уродится, — проворчал комиссар.

Мсье Вуазен с превеликим удивлением увидел в кондитерской маленького Гопена, который тащил коробку с цветами. Мальчишка смело подошел к стойке.

— Тебе чего? — спросил кондитер.

— Я к мадам Мишелин Бурдель.

— К кому?

Маленький Гопен еще раз прочел надпись на коробке.

— К мадам Мишелин Бурдель.

Молния, влетевшая в «Абрикос», не произвела бы на мсье Вуазена большего впечатления, нежели то, что старая Мишелин может получить дорогие и наверняка прекрасные цветы из цветочного магазина в Канн.

— Кто тебе это дал? — Вуазен сгорал от любопытства.

— Мне нужна мадам Мишелин Бурдель, — настойчиво повторил мальчишка. Его глаза блуждали по кучкам пирожных, выставленных на стойке под стеклом. Он даже облизнулся и проглотил слюну.

Вуазен протянул ему на блюдечке трубочку с абрикосовым кремом.

— На вот, ешь, — сказал он ласково. Мальчишка отложил коробку и схватил блюдце. Он ел с потрясающим аппетитом, весело блестя глазами.

— Ну, так кто себе дал? — Вуазен, опершись локтями о стойку, наклонился к мальчишке.

— Да так, один мсье.

— Ты его знаешь?

Мальчишка отрицательно покачал головой, рот его был забит абрикосовым кремом.

— И сказал тебе принести это сюда?

— Угм.

— Мишелин Бурдель? — Вуазен уже и сам прочел надпись на коробке.

— Он вышел из автомобиля и приказал мне отнести.

Кондитер воздел руки к небу, показывая, что ничего не понимает. После этого он повернулся к окошку в стене.

— Мишелин! — закричал он пронзительно.

В отверстии показалась мадам Вуазен.

— Чего тебе от нее надо? Нет времени!

Вуазен указал на коробку с цветами. Жена вытаращила глаза и онемела.

— Вот, презент для нашей Мишелин, — сообщил мсье Вуазен не без удовлетворения. — Его принес этот молодой человек.

— Для Мишелин?

— Я не глухой и не слепой, — раздраженно заорал Вуазен. — Позови ее сюда!

Мадам Вуазен исчезла. Через минуту в окошечке появилось старое лицо Мишелин Бурдель.

— Мишелин, — сказал Вуазен с пафосом, — подарок от прекрасного незнакомца.

Старуха замигала и махнула рукой.

— Что за шутки?

Вуазен осторожно взял коробку и сунул ее в отверстие.

— Мадам Мишелин Бурдель. Кондитерская «Абрикос», — громко прочел он надпись, — ошибки нет, мадам.

Мишелин пожала плечами, не торопясь открывать коробку.

— А, шутки все.

Мсье Вуазен собственноручно взялся расследовать цветочную тайну. Когда он снял фирменную упаковку, глазам присутствующих явился великолепный букет роз. Кроме этого, в коробке был еще запечатанный конверт.

— Пожалуйста, вот и любовное послание, — захохотал раздираемый любопытством Вуазен и подал конверт Мишелин.

Помощница Вуазена дрожащими руками разорвала конверт и прочла надпись на бумажном прямоугольничке. Прочтя, она покраснела, пораженная.

Вуазен, видя, что мальчишка все еще стоит у стойки, положил ему второе пирожное.

— Ну? — спросил он Мишелин.

Она дала ему карточку.

Мадам Вуазен, которая уже находилась рядом с мужем, вырвала у него карточку и прочла:

«Дорогой мадам Мишелин с горячей благодарностью за краткий курс кондитерского дела — всегда преданный Торнтон Маккинсли». — Она поглядела на Вуазена и засмеялась. — Он имеет на нее виды.

Мишелин удалилась с цветами в глубину кондитерской.

Вуазен взял карточку и сам ознакомился с ее содержанием.

— Да, он имеет на нее виды! — не могла надивиться мадам Вуазен.

Кондитер потер заросший подбородок и задумался.

— В этом что-то есть! — сказал он вполголоса.

— Он влюбился в нашу Мишелин, — фыркнула мадам Вуазен, захлебываясь от смеха.

— В этом что-то есть, — повторил как собственное эхо мсье Вуазен. — Но что?

Маккинсли припарковал автомобиль. Он приветливо кивнул старику Мейеру, который хлопотал у розового куста. Садовник бросил на время свое занятие и подошел к режиссеру.

— Это правда, — спросил он с озабоченным выражением лица, — что мадам Дюмолен собирается продать дом на холме?

— Я ничего об этом не слышал, но вообще-то не удивился бы, если бы так случилось.

— Наверняка все из-за этого, — Майер кивком указал на виллу, возвышающуюся на откосе холма.

— Есть люди, которые не могут жить на том месте, с которым связаны плохие воспоминания.