Черная пелерина

Торнтон перехватил подачу:

— Выставляемый Дюверне в роли убийцы Пуассиньяк тоже отпал очень быстро. Он курил трубку и старательно подшивал номера «Голоса юга». Я обратил внимание, как и вы, инспектор, что по какой-то причине этот рассудительный человек, узнав о смерти Дюмолена, не явился добровольно в качестве свидетеля и не показал чек сразу. Согласно признаниям Селестины он хотел этот крупный козырь оставить на последние дни перед выборами. Убедительно, конечно… Однако мне кажется, что существовал еще какой-то повод — я бы сказал, психологического характера. Дочь комиссара Лепера очень тактично умолчала об одном обстоятельстве. До тех пор, пока я был в От-Мюрей, мог выявиться один поступок достойного и кристально чистого интеллектуала. Кандидат в мэры поддался недавно роковой слабости и совершил кражу…

— Не может быть! — воскликнул комиссар. — Стало быть, это Пуассиньяк украл брошь?!

— Ну нет, — рассмеялся Торнтон. — Советник Пуассиньяк похитил для своей ценной коллекции пачку сигарет «Тобакко Рекорд».

Рандо взглянул на комиссара с немым укором.

— А теперь о мадам Гортензии и Фруассаре, — возвратился к предмету разговора Маккинсли. — Их тоже нужно осветить. Весь вечер тогда они провели вместе. Благородный самооговор Фруассара не помог. Только невиновный так легко признает отсутствие алиби, преступник старательно собирает благоприятные обстоятельства… Но, несмотря на все, алиби Фруассара выявилось. Красное пятно на сером пиджаке Эдварда — я заметил его в тот момент, когда Анни сбросила пиджак со стула на пол. Бедная Анни, с той самой минуты, когда Фруассар не отдал свой костюм для чистки, у нее образовался комплекс пиджака! Красное пятно, конечно, не имело происхождения от разбитого виска Дюмолена. В тот день в любимой рощице мадам Гортензии скамейки были окрашены красивого пурпурного цвета краской. Вы себе не представляете, как здорово такие скамейки подчеркивают синь неба и зелень растительности. Мы установили это с Луизой, хотя, по правде говоря, она предпочитает девственный пейзаж. Когда Эдвард легкомысленно бросил пиджак на скамейку, наверняка уже было темно.

— Но если они сидели на свежеокрашенной скамейке, то должны были остаться следы краски и на других местах гардероба! — блеснул наблюдательностью Лепер.

— Очевидно не сидели, — сказал Торнтон. — Иногда приятней и удобней отдохнуть на мягкой мураве… Поверьте мне, комиссар Лепер!

Трое мужчин заговорщицки засмеялись.

— Но еще мы имеем дело с тайной бриллиантовой заколки. Сначала ее украли, а впоследствии она отыскалась в кармане куртки убитого писателя, — сказал Рандо. — Комиссар Лепер сначала утверждал, что похищение совершил Фруассар, потом — что сам Дюмолен. По первой версии Фруассар крадет брошь во время маневров с шалью, а наблюдательный и сверхловкий Дюмолен в свою очередь крадет брошь у Фруассара. По мне это слишком сложно. Второй вариант заключается в том, что Дюмолен сам похищает брошь, чтобы обезопасить ее ввиду присутствия такого гостя. И первая, и вторая версии объясняют дальнейшее поведение писателя, его пренебрежительное отношение к потере: Дюмолен просит, чтобы не делался обыск в комнатах гостей, подчеркивает порядочность прислуги. И в то же время бросает подозрение на Жакоба Калле. Когда Фруассар уедет, драгоценность, конечно, найдется в каком-нибудь неожиданном месте, и комиссар Лепер замнет дело. В этом есть определенная логика, — осторожно резюмировал Рандо. — А каково ваше мнение, мистер Маккинсли?

— Совсем иное. Человек, который сегодня крадет какой-то предмет благодаря своей ловкости, не станет завтра вспоминать об этой ловкости.

— Логично, — признал инспектор Рандо.

— Не только логично — это железное правило. Но у меня есть и другой аргумент. Брошь во время предварительного следствия вытащили вы, мсье инспектор, из верхнего кармана домашней куртки убитого. Я не верю, что Дюмолен прятал брошь в верхней одежде, ведь в этом доме служанка Каждое утро чистила весь гардероб.

— В таком случае брошь украл Фруассар, а в кармане Дюмолена она оказалась чудом, — с мягкой иронией сказал Лепер.

— Ну нет, Фруассар не крал! Это я исключаю абсолютно. Фруассар по пути в От-Мюрей, еще не зная, что мы едем в одно и то же место, настолько откровенно сыграл роль подозрительного типа, что позже, в доме Дюмоленов просто вынужден был оставаться вне подозрений. Если он говорит незнакомому человеку: «Скоро у меня будет денег столько, сколько я захочу», то впоследствии, когда этот человек становится знакомым, надо быть осторожным сверх меры…

— И какая у вас по такому случаю теория?

— А теория такая, что драгоценность была вложена в карман, когда Дюмолен был уже мертв.

— Но кто же положил?! — воскликнул Лепер.

— Разумеется, тот, кто имел доступ. Когда мы на крик Гортензии вбежали в кабинет, писатель сидел, опустив голову на стол, верхняя часть его тела была сильно наклонена вперед. Эдвард Фруассар и я пробовали его привести в чувство. Поза его переменилась в результате этого. А когда пришли вы, комиссар Лепер, голова писателя уже была запрокинута на спинку кресла. Никто, кроме меня и Фруассара, к писателю не приближался. Четыре женщины: Гортензия, Луиза, Агнесс и Анни стояли посреди комнаты, словно окаменевшие. Никто из них не мог вложить брошь в карман мертвеца.

— Кто-нибудь мог войти в открытое окно, когда вы спустились вниз.

— Это абсолютно лишено оснований, Лепер, — сказал инспектор. — Этот «кто-то» прежде всего не мог украсть брошь, но если каким-то чудом и сделал это, то для чего бы ему возвращаться? Разве что для затруднения следствия. Мистер Маккинсли хочет доказать, что он сам украл эту брошь, а потом подбросил.

— Я богаче Дюмолена по меньшей мере в два раза, — сообщил Маккинсли.

Полицейские посмотрели на него с уважением.

— Но вы близки к истине, мсье Рандо. Брошь подбросил Фруассар, когда обнаружил, что Дюмолен мертв. Но украл не он. Он получил ее в подарок днем раньше от Гортензии Дюмолен, своей давней любовницы, в качестве задатка нового счастья. Ведь Эдвард Фруассар приехал в От-Мюрей за своим последним шансом. Шарль Дюмолен к этому времени стал уже очень либеральным мужем. Неожиданное преступление поразило этого игрока под знаком Венеры. Но он нашел способ все устроить. Вы должны признать, что способ этот достаточно дешев. Смерть известного писателя обеспечила ему состояние гораздо большее, нежели стоимость бриллиантовой булавки — и еще с этой булавкой включительно!

— А пижама! — схватился за последнюю соломинку комиссар Лепер.

— Я одалживал Фруассару всякие мелочи, — с улыбкой ответил Торнтон. — Он не хотел прибегать к помощи своей будущей жены, Гортензии Дюмолен. Должен признать, что я питаю к этому человеку слабость!

Инспектор Рандо посмотрел на часы и сделал сообщение, удивившее его собеседников:

— А знаете, что? Идем-ка в «Абрикос» на пару трубочек с кремом! На двенадцать часов я договорился там с мадемуазель Селестиной Лепер.