Зарубежный детектив 1979

—        Там тебя ожидает поистине завидная судьба. А в будущем тебе самому или твоему сыну предначертано с великой миссией вернуться в Халхасию. Не забывай только молиться бурхану и почитать святого Банчин-богда.

Услышав эти сладкие речи и поверив хитрому настоятелю, Ойдов в скором времени перекочевал с семьей за границу. Хам­ба-лама попросил его оказать ему небольшую услугу: отвезти письмо одному важному господину. Письмо это впоследствии сыграло в жизни бедного Ойдова роковую роль, поскольку оно было адресовано японскому разведуправлению. По прошествии некоторого времени японская разведка стала часто вызывать его к себе, заставляя с пристрастием допрашивать южных монголов, схваченных за участие в борьбе против японского засилья. Сча­стливая судьба, предсказанная настоятелем монастыря, оберну­лась для Ойдова непоправимой бедой. Не выдержав этой ужас­ной пытки, он отравился, причем жена и другие члены семьи до сих пор не знают всей правды о причине его смерти. После смерти Ойдова японцы обратили взоры на уже взрослого его сына, многократно вызывая Шагдара в разведуправление и тре­буя от него исполнения той же работы, которая довела до само­убийства его отца, а потом заставляли каждый раз давать клят­ву на жертвеннике перед образами о неразглашении тайны... Позже,   высоко   оценив   умение   Шагдара   хорошо   держать язык за зубами, японцы приставили его телохранителем К Дамдин-Очиру и велели доносить им каждое слово великого ламы.

О баргуте Гурсэде Шагдар рассказал, что это очень ловкий человек, который за приличное вознаграждение неоднократно переходил границу туда и обратно, доставляя по назначению различные секретные письма. Великолепно знает здешний край. Является особо доверенным лицом хубилгана Довчина и хамбы Содова.

- Ну а как вообще жизнь за границей?

- Как жизнь? — переспросил Шагдар, вспоминая, как веле­но отвечать в подобных случаях. — Жизнь очень хорошая. Осо­бенно хорошо живут духовные лица, они всюду пользуются большим уважением.

- Ну это мне давно известно. Перед тем как отправить меня в Халха-Монголию, сам господин Инокузи инструктировал меня...

- Так вы тоже оттуда? — удивился молодой лама.

- Конечно, — усмехнулся Балдан. — Я уже давно, как от­туда... Сейчас мы буквально сбиваемся с ног, готовясь к празд­нику субургана. Все готово. Только вас не хватает. По милости бурхана вы как раз приехали вовремя. С ханом я, к сожалению, лично незнаком, но знаю абсолютно все, что касается его дея­тельности...

- Так это вы и есть представитель японской разведки? — Лицо Шагдара вспыхнуло. — Простите, я этого не знал. Меня как раз и направили в ваше распоряжение, но я думал, что вы там... в монастыре...

- А я о вас давно все знаю.

Шагдар сразу переменился. От его подозрительности не оста­лось и следа, наоборот, он стал вежлив и предупредителен с Бал­даном.

Часа через два всадники уже продолжали путь к монастырю Святого Лузана.

Самый опасный участок пути до границы Монголии проходил по низкорослому редколесью, далее лежала нейтральная полоса, а за нею по открытой степи тянулась граница. Ехали цепоч­кой. Впереди размашистой рысью шел конь баргута, знав­шего тайный проход через границу как свои пять пальцев, за ним следовал Гомпил, в середине Дамдин-Очир и молодой лама, замыкал цепь Балдан. Конь вынес баргута на пригорок, откуда открывался прекрасный вид на много миль, и остановился, пря­дая ушами. Проводник привстал на стременах, озираясь вокруг и не двигаясь с места.

- Что случилось? — шепотом спросил подъехавший сзади Балдан.

- Перед нами нейтральная полоса. А за ней — халхасская земля. Смотрю, не видно ли патрулей, они всегда проходят здесь.

Но было тихо и по-прежнему безлюдно. А баргут все медлил, оглядывался, словно почуяв неладное. У Балдана тревожно заби­лось сердце. Только бы пересечь нейтральную полосу и шагнуть на территорию Монголии, а там уж они с Гомпилом знают, что делать. Но вот проводник дал знак, и кони понеслись. Отъехав на значительное расстояние от границы в глубь монгольской территории, всадники перешли на тихий аллюр. Балдан, указы­вая глазами на утомленного долгой ездой Дамдин-Очира, предло­жил немного передохнуть. Предложение это весьма понравилось халхасскому хану, и он велел всем спешиться.

—        Граница уже далеко, нам ничего не угрожает..

- Граница-то далеко, а опасность еще близка, — недоволь­но пробурчал баргут.

- Правильно, — поддержал баргута Балдан. — Поэтому бу­дет лучше, если в случае задержания и обыска при нас не ока­жется оружия. Скажем, что едем на праздник субургана, и нас запросто пропустят, такие случаи нередки. Если же обнаружат оружие, мы потеряем все шансы ца спасение. Давайте закопаем наше оружие до поры до времени в приметном месте. — Совет Балдана всем показался разумным, и они не преминули тотчас же ему последовать,

20

В день освящения субургана задолго до рассвета к монасты­рю потянулись вереницы людей из окрестных хотонов, дальних селений, и первые лучи выплывшего из-за гор солнца осветили расставленные в поле там и сям палатки и шатры, верховых ко­ней, коновязи, лотки с хушурами*, аппетитными кусками варе­ной баранины, всевозможными бовами2. Яркий шелк празднич­ных одежд переливался на солнце всеми цветами радуги, лица людей в ожидании чего-то необычного светились радостной на­деждой. Возле большого шатра столпилась внушительная толпа, привлеченная тихими звуками музыки и пения. Это участники самодеятельного концерта настраивали инструменты и пробова­ли голоса. Но вот Цултэм объявил первый номер, и на помосте под общий безудержный смех появились толстый лама, простер­ший короткие руки на восток, жирный китайский торговец и то­щий японский шпион. Худонские артисты великолепно разыгра­ли сценку «Конец мудрого наставника», в которой высмеяли тщетные попытки врагов народной Монголии свергнуть новую власть. Хохот стоял потрясающий. Зрители заливались смехом, вытирая выступавшие слезы. Привлеченные весельем и аплодис­ментами, подходили все новые и новые люди.

1          X у ш у р — род чебурека.

2          Б о в — монгольское национальное печенье, испеченное в масле или жире.

А возле субургана ламы читали молитвы, да несколько дрях­лых стариков и старух простерлось ниц, вымаливая у бурхана счастливое перерождение в другой жизни, что наступит после их смерти. Бледный хамба Содов стоял чуть поодаль и, вытянув шею, смотрел на дорогу.

—        Странно, почему их до сих пор нет? Они давно уже долж­ны быть здесь. Эй, Дамиран, объяви верующим, что по велению бурхана праздник освящения откладывается на три дня.

 Как раз в то самое время, когда жгучая волна предчувствия неотвратимой беды разрывала сердце хамбы, Дамдин-Очир и двое его приближенных были схвачены пограничниками и сиде­ли в машине, направлявшейся в Центр. Во время схватки погиб верный товарищ Балдана Гомпил, пронзенный насквозь кинжа­лом баргута. Теряя последние силы, слабеющим голосом он про­сил Балдана:

—        Сохрани баргуту жизнь. Я умираю... Пусть баргут увидит нашу победу, пусть раскается в содеянном им зле... Это Дамдин-Очир его руками... Позаботься о моей семье... Прощай, друг... — И его голова беспомощно опустилась.

...Неподалеку от монастыря Балдана ждали сотрудники орга­нов госбезопасности. Внешне они ничем не выделялись среди послушников бурхана, приехавших издалека на праздник су­бургана.

- Завтра будем брать хамбу Содова и всю его челядь, при­частную к заговору. План операции утверяеден Центром.

- Хамба-ламу я возьму собственными руками. — Лицо Бал­дана запылало гневом. — Его паршивый пес, которому он пла­тит, убил хорошего парня, моего товарища. Хотел бы я услы­шать, что соизволит ответить этот святоша перед бурханом, сто­ящим у него на жертвеннике у изголовья постели! — Балдан сжал кулаки и заскрипел зубами.