Над пропастью во ржи

ю. - У меня
есть около ста восьмидесяти долларов на книжке. Завтра утром, как только
откроют банк, я их возьму, а потом можно поехать и взять машину у этого
парня. Кроме шуток. Будем жить в туристских лагерях и во всяких таких
местах, пока деньги не кончатся. А когда кончатся, я могу достать работу,
будем жить где нибудь у ручья, а потом когда-нибудь мы с тобой поженимся,
все как надо. Я сам буду рубить для нас дрова зимой. Честное слово, нам
так будет хорошо, так весело! Ну как? Ты поедешь? Поедешь со мной?
Поедешь, да?

- Да как же можно? - говорит Салли. Голос у нее был злой.

- А почему нельзя? Почему, черт подери?

- Не ори на меня, пожалуйста! - говорит. И главное, врет, ничуть я на
нее не орал.

- Почему нельзя? Ну, почему?

- Потому что нельзя - и все! Во-первых, мы с тобой, в сущности, еще
д е т и. Ты подумал, что мы будем делать, когда деньги кончатся, а работу
ты не достанешь? Мы с голоду умрем. И вообще все это такие фантазии, что
и говорить не...

- Неправда. Это не фантазия! Я найду работу! Не беспокойся! Тебе об
этом нечего беспокоиться! В чем же дело? Не хочешь со мной ехать? Так и
скажи!

- Не в том дело. Вовсе не в том, - говорит Салли. Я чувствовал, что
начинаю ее ненавидеть. - У нас уйма времени впереди, тогда все будет
можно. Понимаешь, после того как ты окончишь университет и мы с тобой
поженимся. Мы сможем поехать в тысячу чудных мест. А теперь ты...

- Нет, не сможем. Никуда мы не сможем поехать, ни в какую тысячу
мест. Все будет по-другому, - говорю. У меня совсем испортилось
настроение.

- Что? Я не слышу. То ты на меня орешь, то бормочешь под нос...

- Я говорю - нет, никуда мы не поедем, ни в какие "чудные места",
когда я окончу университет и все такое. Ты слушай ушами! Все будет
по-другому. Нам придется спускаться в лифте с чемоданами и кучей вещей.
Нам придется звонить всем родственникам по телефону, прощаться, а потом
посылать им открытки из всяких гостиниц. Я буду работать в какой-нибудь
конторе, зарабатывать уйму денег, и ездить на работу в машине или в
автобусах по Мэдисон-авеню, и читать газеты, и играть в бридж все вечера,
и ходить в кино, смотреть дурацкие короткометражки, и рекламу боевиков, и
кинохронику. Кинохронику. Ох, мать честная! Сначала какие-то скачки, потом
дама разбивает бутылку над кораблем, потом шимпанзе в штанах едет на
велосипеде. Нет, это все не то! Да ты все равно ни черта не понимаешь!

- Может быть, не понимаю! А может быть, ты сам ничего не понимаешь! -
говорит Салли. Мы уже ненавидели друг друга до визгу. Видно было, что с
ней бессмысленно разговаривать по-человечески. Я был ужасно зол на себя,
что затеял этот разговор.

- Ладно, давай сматываться отсюда! - говорю. - И вообще катись-ка ты
знаешь куда...

Ох и взвилась же она, когда я это сказал! Знаю, не надо было так
говорить, и я никогда бы не выругался, если б она меня не довела. Обычно я
при девочках никогда в жизни не ругаюсь. Ух и взвилась она! Я извинялся
как ошалелый,