Беги, Люба, беги!

— Вы имеете в виду, что Олег, — голос у меня дрогнул, — продавал информацию своих клиентов другой стороне?

Бухгалтер посмотрел снисходительно и вздохнул. Казалось, моя наивность его так забавляла, что он делался все разговорчивее. А может, дело было в коньяке.

— Послушайтесь, Любовь Петровна, доброго совета: не лезьте вы во все это! Какая теперь разница, что он делал? Ему сейчас один бог судья.

Доценко, естественно, разницы не было. Его ведь никто не подозревал в организации убийства!

— Как какая разница? Его ведь могли убить в отместку.

— Конечно, — безразлично пожал он плечами, встречая ласковым взглядом подходящую официантку. — За что же еще? Только были это люди самого Мамонова, я вам говорю! Елена была взбалмошной до безумия, мне Олег часто говорил. Так вот, как и рассчитывал Мамонов, втрескалась она в вашего мужа до полного бесчувствия. А тот их специально вместе сводил: то дарственную оформить, то проконсультироваться... Я лично думаю, Мамонов их все одно бы в живых не оставил. Так вроде перед людьми неудобно любовницу за так хлопнуть, а тут она ему с вражеским адвокатом изменяет. Совсем другое дело! Я Олегу сто раз говорил, да он поначалу меня не слушал, мол, у нас с Мамоном договор. А Елена начала жутко к вам ревновать, пришлось ему даже мобильный менять, чтобы вы не вовремя не позвонили. Потом стала требовать, чтобы он на развод подал, а он, дурак, прости господи, взял да брякнул, что Вы беременная. Мол, в таком положении он жену бросить не может. Так она специально поехала, чтоб на вас посмотреть!

— Что было, то было! — хмыкнула я.

— Тут Олег и рад бы с этой дурой развязаться, да куда там! Попал, как кур в ощип! С одной стороны, Мамон — ох не любил шуток дядя, а с другой Елена — та их просто не понимала!

— А как Олег на это согласился?

— Не за Христа ради, конечно. Поначалу он и сам запал на Елену. А что, она баба красивая... Дорогая игрушка. Но больно характер скверный!

— Мамонов ему заплатил? — Волосы у меня едва не зашевелились.

— Ну да. А на что он новый «Опель» купил?

— Господи... — пробормотала я, совсем уже чумея.

— Сначала, конечно, Елена Мамонова боялась. Конспирировалась и все такое. Потом осмелела — никто внимания вроде не обращал, вот она и решила, что самая умная. Даже к себе Олега притащила, пока хозяин был в отъезде. А охране было приказано ничего не замечать. Так у нее от безнаказанности крыша совсем съехала. А как шлепнули Мамона, она сдуру решила, что сможет все под себя подмять. Да кишка тонка оказалась... Думаю, ребята мозгами пораскинули и решили, что хозяин на ее совести. Только вы не думайте, — вдруг совсем другим тоном сказал Доценко, — Олег вас любил. Это странно, конечно, звучит на фоне всего, зато правда. Только никак отделаться от Елены не мог. И не хотел, чтоб вы узнали...

— А кто ему угрожал по телефону?

— Не знаю! — чересчур активно замотал головой бухгалтер.

Пока я переваривала сказанное Сергеем, он успел пропустить еще пару рюмочек горячительного напитка. Думаю, можно было бы еще много чего узнать у расслабившегося собеседника, но тут, словно нарочно, на глаза снова попался темно-синий «Фольксваген». Тот же? Он стоял довольно далеко, на другой стороне улицы.

— Сергей, вы не знаете, чей это «Фольксваген»? — спросила я, кивая головой в окно. — Мне кажется, он за мной следит...

Мои неосторожные слова возымели ошеломляющее действие. Вальяжную расслабленность бухгалтера как ветром сдуло.

— Официантка! — заорал он. — Счет!

Потом, не дожидаясь, вскочил, бросил деньги на стол и скороговоркой выпалил:

— Прошу прощения, Любовь Петровна, вынужден вас покинуть... Дела!

И вылетел на улицу. Остолбенев от удивления, я проводила взглядом взметнувшийся вслед за бухгалтером пыльный вихрь и повернулась к скверу. «Фольксвагена» и след простыл. Сильно сожалея, что не сумела узнать, чего же именно так боялся теперь сам Доценко, я расплатилась за кофе и вышла.

Возле своего подъезда я неожиданно столкнулась с Ферапонтовым. Выглядел он усталым, в потухших глазах не светился привычный голубой огонь.

— Добрый вечер, — глядя себе под ноги, кивнул Коля. — Любовь Петровна, я... приношу свои соболезнования... Извините, я не мог приехать.

— Что ты, Коля! — остановила его я. — Я все понимаю! Ты выглядишь усталым.

Мы в это время поднимались по лестнице. Ферапонтов вдруг остановился и, на секунду прикрыв глаза, глухо вздохнул:

— Да, я устал...

Я только головой покачала. Одновременно открыв двери в свои квартиры, мы распрощались. Я бросила на тумбочку сумку, прошла на кухню и села, уронив руки на колени. Сегодня я получила ответы на многие вопросы, но стало ли мне от этого легче? Если рассказанное Сергеем не было плодом его нервного воображения, то я предпочла бы никогда об этом не знать. Рассудком понимая, что все поступки Олега уже в прошлом и судить его за них поздно, я тщетно пыталась избавиться от переполняющего меня чувства брезгливости. Мне легче было бы пережить, если бы он действительно полюбил, но грязная сделка ради денег или ради услуги вызывала во мне отвращение.

— Он умер, умер... —твердила я самой себе. — И говорить, и думать об этом бессмысленно!

Сейчас я и рада была бы выплакаться, да слез не было. И я поняла, что сидеть, изводя себя черными мыслями, нельзя, иначе действительно свихнусь. Неожиданно вспомнила о Ферапонтове. Выглядел он и правда из рук вон плохо, поэтому вполне можно было предположить, что Ферапонтов захворал.

— Ты же врач, — усмехнулась я своему отражению в зеркале, выйдя в коридор. — Может, теперь ему понадобилось что-нибудь кроме витаминов?

Я позвонила в дверь соседа. Он долго не открывал, и я начала волноваться, не случилось ли в самом деле чего. Наконец услышала шаги и крикнула:

— Коля, это я!

Он отпер, я глянула через порог и тихо обомлела: воспаленные красные глаза, отекшие веки... Неловко съежившись, Николай держался одной рукой за дверь, глядя на меня беспомощно, как ребенок.

Все, что до этой минуты мучительно роилось в голове, исчезло мгновенно и без следа. Я шагнула через порог и, захлопнув дверь, потащила шатающегося Ферапонтова в комнату. Рука его была так горяча, что мне показалось, будто я обожглась.

— Что с тобой, Коля? Что-нибудь болит?

— Ерунда... — едва не падая, заявил сосед. — К утру пройдет...

— «Пройдет»... — передразнила я, решительно направляя его к кровати, — если доживем. Ну-ка, живо ложись, и даже в мыслях не смей мне перечить!

Голова моя прояснилась окончательно, я взялась за больного соседа с энтузиазмом, который испытывала, пожалуй, только в студенческие годы. Ничего страшного, кроме высокой температуры, я у него пока не обнаружила, однако оставить одного не решилась, поэтому устроилась в кресле, наблюдая, как он засыпает.

Я проснулась посередине ночи от того, что затекла поясница, и поначалу не поняла, где нахожусь. И только увидев разметавшегося по постели Ферапонтова, вспомнила, что к чему. «Круговорот в природе! — усмехнулась я, вставая с кресла. — Вчера со мной сидел Максим, сегодня я сижу с Колькой... Интересно, будет ли с кем-нибудь сидеть завтра Ферапонтов?»

Я подошла к больному и осторожно положила руку на лоб. В следующий миг случилось невероятное: запястье словно очутилось в стальных тисках, потом руку рвануло в сторону, и, взмахнув всеми оставшимися свободными конечностями, я на долю секунды воспарила вверх, кувыркнулась, а затем рухнула в дальний конец кровати, приложившись головой о стену. Но на этом счастье не кончилось. Не успела я приземлиться, как ребра полыхнули огнем и едва не треснули от обрушившейся на них массы. Я хотела взвизгнуть, но лишенный доступа воздуха организм с поставленной задачей не справился, и я захлопала ртом, как рыбка на бережку.

— Любовь Петровна, это вы?! — охнул кто-то надо мной. — Бог мой...

Монолит, оказавшийся Колькиным коленом, мгновенно исчез с груди, его хозяин ухватил меня за плечи и вытащил из матраса, по которому я размазалась.