Беги, Люба, беги!

Пациентов было мало, поэтому уже в три часа, пообедав, я направилась в пятый корпус. У дверей отделения травматологии увидела Марию Андреевну. Новости, которые она сообщила, огорчили и обрадовали одновременно. У Лидки сняли с левой ноги гипс, она уже вполне сносно сидела и почти внятно разговаривала. Но необъяснимые приступы кратковременного удушья продолжались и даже несколько участились.

— Мы сделали все анализы, — пожимала плечами доктор, — но полной ясности нет. А в остальном она чувствует себя хорошо, беспокойство прошло. Все в норме, динамика прекрасная... Сейчас она не спит, телевизор смотрит.

Я вошла в палату. Пошевеливая голой ступней, подруга возлежала на кровати, держа в левой руке пульт от телевизора. Ее волосы были собраны на макушке в смешной хвостик. Лидка сосредоточенно глядела на экран.

— Привет, дорогая! — улыбнулась я.

Подруга перевела взгляд на дверь, и брови ее радостно взлетели вверх.

— Лупка! Пивет!

Звучало смешно, но смеяться я не стала, чтоб не обидеть. Судя по счастливому блеску глаз, о смерти Олега Лидка не знала. И стоит ли говорить ей об этом, решить я еще не успела. А про себя я отметила, что выглядит она намного лучше.

— Ну, как ты?

— Номано! — бодро сообщила Лидка. — Де ты’ быа? Я ждаа...

Подумав пару минут, я все же решилась.

Если бы подруга могла открыть рот, непременно бы это сделала. Но шины на челюсти мешали, и она только глухо постанывала, глядя поверх моей головы куда-то в угол палаты. Мы разговаривали долго. Вернее, говорила я, она слушала, качая головой, и смешной хвостик на затылке беспокойно прыгал из стороны в сторону. Когда я закончила, Лидка вдруг тихо спросила:

— Тепе похо?

— Плохо, — кивнула я, закусывая губу. — Я просто не могу представить, что Олега больше нет... Страшная смерть!

— Нече, Лупаша, се опойтеца! — оптимистично прошепелявила подруга.

— Да, конечно. Мария Андреевна говорит, что у тебя повторяются приступы удушья? Меня это беспокоит.

Но Лидка лишь отмахнулась. Приступы появились после случая с капельницей. Она тогда здорово перепугалась, хотя толком ничего и не поняла.

— Нейвы, это се нейвы, — философски вздохнула Вельниченко. — Вот тойко вштану — се пьяйдет!

— Слушай, подруга, а что ты в прошлый раз так усердно «пшикала»?

— Гошпоти... — взвыла она, схватившись рукой за лоб, — я ше сапыа щкажать тепе шамое клавное!

Выяснилось, что просила она бумагу и ручку. «Писать!» — вот что означал таинственный «пшат». В общем-то, можно было догадаться. Однако догадаться о том, что именно она хотела написать, едва ли смог бы человек даже с самой буйной фантазией.

— Что? — обескураженно переспросила я.

В переводе Лидкино сообщение выглядело так:

— Помнишь, весной тебе в переулке дали по башке? Так вот... Там был твой Тигрин! Это он разбросал тех троих по переулку... Он держал тебя на руках, сидя на мокром тротуаре, он вызвал «Скорую»... Я увидела его в аэропорту и узнала.

Довольно долго я задумчиво мычала, моргая на подругу. Если это был Тигрин, то почему вызвал «Скорую помощь», а не медироновскую машину? Засомневался, что я смогу оплатить услуги центра? Но больше меня интересовало другое — почему он об этом даже не обмолвился? Ну, не при первой встрече в центре, а позднее? Это что — скромность настоящего героя? Или подруге слишком сильно звезданули по кумполу и она что-то путает?

— Слушай, Лид... В тот день, когда ты разбилась, ты ехала на встречу с ним?

Она живо кивнула и рассказала, что из аэропорта они уехали вместе. По дороге болтали, и Максим попросил позвонить, если я дам о себе знать. Но я не проявлялась, и Лидка позвонила Тигрину сама. Тот сказал, что с удовольствием расскажет, что знает, но в данную минуту он чрезвычайно занят, и предложил встретиться на следующий день в парке у павильона. В тот день шел сильный дождь. Утром Лидке позвонили с почты и сказали, что на ее имя пришел перевод. Она зашла за ним перед встречей, но на почте подругу уверили, что никакого перевода не было и никто ей не звонил. Идти к парку от почты и в самом деле гораздо ближе через гаражи, вот почему она там и оказалась. Последнее, что она помнила, — звук шагов за спиной, когда вступила на лестницу...

— Так ты ничего больше не видела?

Она покачала головой. И Максим, и Лидка рассказывали одно и то же. За маленьким исключением: каждый говорил, что встречу назначил другой. Имело ли это хоть какое-нибудь значение, я понятия не имела.

Выйдя из проходной на улицу, я направилась на остановку. Автобус подъехал сразу. Я села возле окошка, подперев голову рукой и размышляя об услышанном. Вскоре показалось, что я вижу подле автобуса одну и ту же машину — темно-синий «Фольксваген». Но не успела я об этом подумать, как тот прибавил газу и исчез из виду.

На остановке «Площадь Свободы» я вышла, огляделась и, перейдя проезжую часть, вышла на перпендикулярную улицу, в конце которой располагалось длинное высокое здание, которое почти полностью занимали офисы и магазины. Находился там, на первом этаже, и офис мужа. Напротив был разбит круглый сквер с фонтаном, где я и расположилась на скамеечке так, чтобы видеть всех входящих и выходящих.

Прошло полчаса. Я уже начала зевать, когда нужная дверь в очередной раз распахнулась и на пороге появился дородный молодой человек в черных очках. Именно его я и поджидала.

— Сергей! — окликнула я, торопливо соскакивая со скамеечки. — Здравствуйте!

Доценко удивленно оглянулся, заметил меня и, бьюсь об заклад, будь он чуть меньше габаритами, непременно попробовал бы удрать. Но комплекция бухгалтера не располагала к пробежкам, поэтому физиономия его приобрела скорбный оттенок, и он обреченно кивнул:

— Любовь Петровна! Рад вас видеть!

— Могли бы мы поговорить? — спросила я, подходя ближе.

В первый момент он замялся, но все же пересилил себя:

— Конечно...

Пройдя пару кварталов, мы зашли в небольшое летнее кафе. Доценко заказал коньяк, я предпочла кофе.

— Чем могу служить, Любовь Петровна? — любезно спросил мой спутник, однако подрагивание пальцев выдавало его нервозность.

— Я знаю, что вы дружили с Олегом, — осторожно начала я, опасаясь окончательно запугать собеседника. — И что он иногда делился с вами своими проблемами.

Чего он боялся в последнее время? И почему.все это произошло?

Лоб бухгалтера покрылся каплями пота. По счастью, в это время принесли заказ. Одним махом проглотив коньяк, Доценко вздохнул и попросил повторить. Мне следовало торопиться, и я решила облегчить ему задачу.

— Если вас останавливает моральная сторона вопроса, можете не беспокоиться: я знала, что у мужа другая женщина. И гораздо раньше, чем застала ее у себя дома. Впрочем, это был не первый его роман.

— Если вы ее хорошо знали, — хмыкнул Доценко, избегая смотреть мне в глаза, — тогда что вас удивляет?

— Я не говорила, что знаю ее. Я просто знала о ней. А вы хотите сказать, что их убили из-за романа? Но кто? Ведь муж Касаревской был уже мертв...

— То-то и оно! Был бы жив — вряд ли бы кто их тронул...

— Ничего не понимаю... — я даже потрясла головой.

— Ладно, слушайте. Эта Елена та еще штучка. Расписаны они с Мамоновым не были, хотя вместе жили довольно долго. Ну и, видать, достала она его хуже горькой редьки. Такому человеку, как Мамонов, от человека избавиться проблема не большая. Но тут, может, жалко стало, а может, еще чего, кто теперь знает! Но решил он ее... по-хорошему пристроить. А тут Олег, царствие ему небесное, подвернулся... Она баба с запросами, вот и решил Мамон, что он ей обязательно понравится, особенно если ухаживать начнет и все такое... Его ведь, что и говорить, ни одна баба мимо не пропускала, все телефоны в конторе, дуры, пообрывали...

— Подождите... Что значит «подвернулся»? Разве Олег работал на Мамонова?

Доценко весело фыркнул, употребил вторую порцию коньяка и тогда ответил:

— То, что он для его конкурентов в зале суда выиграл, им за его стенами сторицей аукнулось. Думаете, Мамонов свои проблемы у прокуроров решал? Да не смешите, Любовь Петровна!