Беги, Люба, беги!

— Любовь Петровна, простите, кошмар приснился... — отчаянно забормотал Ферапонтов. — Вы ударились? Где болит?

Я не видела ничего удивительного в том, что человеку, только что перенесшему высокую температуру, приснился кошмар. Печалило то, что именно я оказалась в это время у него под рукой. Зато радовал факт, что Коля вовремя проснулся.

— Пустяки... — слабо отмахнулась я, когда самые активные светящиеся бабочки прекратили наконец вальсировать перед глазами. — Надеюсь, не я тебе снилась...

Коля опять взялся извиняться, однако я его остановила. Судя по силе хватки, чувствовал он себя лучше, но лицо было бледным, и на висках блестели капли пота.

— Давай измерим температуру, раз уж ты все равно не спишь... — Я попробовала встать, но ноги разъезжались.

Ферапонтов поглядел на это и сам сбегал за градусником.

— Мне уже лучше, не беспокойтесь! Я никогда долго не болею, так, чихну пару раз. Просто устал. А я вас, — физиономия сделалась виноватой, — не сильно... помял?

И тут кое-как восстановившуюся сонную тишину разорвал телефонный звонок. Мы с Колей переглянулись.

— Это у вас в квартире, Любовь Петровна...

— Не может быть, — прошептала я, взглянув на часы. Без десяти пять. — А, может, это соседи снизу? Ты когда меня в стенку запульнул, грохоту-то сколько было. Ой, встать не могу, ноги не слушаются.

— Давайте ключи, я вам трубку принесу, — активизировался сосед и сорвался с места.

В ожидании Коли я кое-как встала. В голове звенело. Грудь, куда недавно упиралось его колено, болела при каждом вздохе. Если там появится синяк, Ферапонтову несдобровать. Наконец он вернулся и выглядел растерянным.

— Любовь Петровна, автоответчик включился... Звонила женщина. Сказала, что у вашей подруги третий приступ за ночь... Опять она под капельницей...

Я охнула, хватаясь за голову. Скорее всего звонила Мария Андреевна. А она зря беспокоить не будет.

— Так, так, так... — завертелась я, кусая палец. — Что делать? Надо ехать! Христенко в такой час звонить неудобно. Ладно, попробую поймать частника... Коля! — сказала я, поворачиваясь к Ферапонтову. — Ты сейчас ложись, я утром зайду.

— Ладно, — отозвался.тот и стал натягивать на себя рубашку. — Вернемся и ляжем...

Я даже хрюкнула от возмущения, сообразив, что едва стоявший вечером на ногах Ферапонтов собирается отправиться вместе со мной в «Медирон». Мы начали ругаться, но каждый твердо стоял на своем. А время неумолимо таяло.

— Да тебя ведь не пустят! — убеждала я.

— Ничего, я вас на улице подожду.

Нам повезло: по какой-то невероятной случайности в пять часов утра на нашу улицу приблудилось свободное такси. Выйдя у «Медирона», я направилась к проходной. Потом оглянулась на лавочку, где пристроился нахохлившийся Ферапонтов. Мало того, что он простудится окончательно, это еще будет на моей совести! Скрипнув зубами, я сунулась к окошку охраны. Понадобилось время, чтобы доказать необходимость срочно попасть в центр в сопровождении постороннего. Наконец заветный гостевой пропуск был получен.

— Никуда не отходи, заблудишься! — предупредила я и помчалась. Коля за мной.

Дверь в Лидкину палату была приоткрыта. Возле кровати сидела медсестра.

— В одиннадцать вечера был приступ, потом через два часа второй. Самым сильным был третий, мы еле справились. Недавно она уснула. Пока все в норме.

Я осторожно осмотрела подружку и пошла к Марии Андреевне. Коля двинул было следом, но я махнула, чтобы оставался в палате. Увидев меня, она кивнула:

— Я знала, что вы приедете. Честно скажу, я просто в недоумении...

Доктор рассказала подробно о том, что случилось. Мы долго обсуждали возможные причины, но к какому-либо определенному мнению не пришли.

Когда я вернулась в палату, подруга спала. Дышала ровно, сердце работало нормально. Я отпустила сестру — возвращаться домой смысла не было. Между делом занялась Колей, напичкав его пилюлями и заставив выпить чаю с лимоном.

До начала рабочего дня осталось полчаса. Напоследок я измерила Ферапонтову температуру и вынуждена была признать, что сосед не врал, долго он не болел.

— Но тебе все равно надо сегодня лежать! — погрозила я пальцем. — Пойдем, провожу тебя, чтобы не заблудился. После работы зайду проведать!

Коля покладисто покивал. По дороге к проходной мы говорили о Лидке. Пока я рассказывала о странных приступах, он внимательно слушал.

— А ей делают уколы? — Я кивнула. — А кто?

— Медсестра, конечно.

— А кто кормит?

— Она уже сама справляется.

— Но кто приносит?

Я покосилась на Ферапонтова:

— Куда ты клонишь?

— Никуда, — пожал он плечами. — Просто хотел узнать. Кто приносит лекарства, капельницы... Сестре ведь должен кто-то помогать...

— Ладно, Коля, ты отдыхай, вечером увидимся,— отозвалась я, уже не слушая. Помахала ему ручкой и вернулась в центр.

Спустившись на уровень «Б», я обошла палаты, чтобы посмотреть, появились ли у нас в последние дни новые пациенты. В первой лежал молоденький парнишка, недавно переведенный из реанимации. В соседней палате лежала девушка, она спала. В последней палате увидела — на кровати, поджав ноги турком, сидит весьма сердитый молодой человек и смотрит в окно.

— Доброе утро, улыбнулась я, — вас готовят к операции?

— Я курить хочу, — не поворачивая головы, ответил пациент.

— Что вы, голубчик, курение — это добровольное самоубийство... — Я понимала состояние парня, мало кто не переживает перед операцией. — Не волнуйтесь, все будет хорошо! У нас прекрасные врачи! Вас кто ведет? Федор Семенович? Или Светлана Николаевна?

Тут молодой человек повернул голову и глянул так, что я мгновенно умолкла.

— Не знаю кто, — отчеканил он. — И знать не хочу.

Возле палаты раздались шаги.

— Это ты, Любовь Петровна? — заглянув в дверь, расплылся в улыбке Илья Боженков. — Ну, как ты сама? Решила на работу?

— Нормально, Илюша. Дома хуже сидеть.

— А чего тут?

— Хотела посмотреть новеньких, — выходя в коридор, пожала я плечами.

— А! — засмеялся Илья. — С господином Анайзи хочешь познакомиться? Послушай совета — не торопись. Еще успеешь насладиться!

— А это кто?

-Позавчера положили, — не переставая смеяться, пояснил мой собеседник. — Афганец, бизнесмен... Богатый как черт! Ему под полтинник, левая почка в минусе. Живет то ли в Германии, то ли в Дании, не помню. А скандалист — жуть! Требует молодого донора, да еще непременно единоверца! Переводчик с ним, пацан лет двадцати, так господин Анайзи хотел , чтобы тот спал под дверью палаты на раскладушке! Потом восток искал, всем на пряники досталось. Жвакин его смотрел, а когда вышел, сказал, что согласен с ним общаться только посредством скальпеля. Так что, дорогая Любовь Петровна, следующая очередь ваша!

— А где он сейчас?

— Березкина на процедуры повезла.

Я покачала головой. Если Боженков хотя бы наполовину прав, мало нам не покажется. Пациент, которого не может приструнить Жвакин, — очень большое исключение из правил.

— Похоже, у нас аншлаг.

— Да уж, целое столпотворение... И со строителями одни проблемы... — покачал головой Боженков и заторопился: — Ну, я побежал!

— С кем? — не поняла я.

— Да это я так, к слову, — отмахнулся Илья и исчез.

Глядя ему вслед, я задумалась. Постояла немного, стараясь вспомнить что-то очень важное, но в голове была какая-то мешанина. Мысль крутилась, словно кусок мыла, который стараешься выловить из речки.

— Целое столпотворение — повторила я, хмурясь. — Похоже, самой мне не додуматься!

И снова шагнула в палату.

Я вышла из лифта и незаметно окинула взглядом этаж. Возле триста двадцать шестого кабинета сидело несколько человек, там сейчас принимал невропатолог. Рядом работал терапевт. Я повернула к посту. На мое счастье, дежурила Сонечка.

— Здравствуйте, — кивнула я ей и охраннику. — Соня, где сегодня Жанна?

— У нее выходной, — бойко отрапортовала сестричка. — А она,вам нужна?