Над пропастью во ржи

о
самой Девяностой улицы.

Мне не хотелось спорить.

- Ладно, - говорю. И вдруг вспомнил: - Скажите, вы видали тех уток на
озере у Южного выхода в Центральной парке? На маленьком таком прудике?
Может, вы случайно знаете, куда они деваются, эти утки, когда пруд
замерзает? Может, вы случайно знаете?

Я, конечно, понимал, что это действительно была бы чистая
случайность.

Он обернулся и посмотрел на меня, как будто я ненормальный.

- Ты что, братец, - говорит, - смеешься надо мной, что ли?

- Нет, - говорю, - просто мне интересно узнать.

Он больше ничего не сказал, и я тоже. Когда мы выехали из парка у
Девяностой улицы, он обернулся:

- Ну, братец, а теперь куда?

- Понимаете, не хочется заезжать в гостиницу на Ист-Сайд, где могут
оказаться знакомые. Я путешествую инкогнито, - сказал я. Ненавижу избитые
фразы вроде "путешествую инкогнито". Но с дураками иначе разговаривать не
приходится. - Не знаете ли вы случайно, какой оркестр играет у Тафта или в
"Нью-Йоркере"?

- Понятия не имею, Мак.

- Ладно, везите меня в "Эдмонт", - говорю. - Может быть, вы не
откажетесь по дороге выпить со мной коктейль? Я угощаю. У меня денег куча.

- Нельзя, Мак. Извините.

Да, веселый спутник, нечего сказать. Выдающаяся личность.

Мы приехали в "Эдмонт", и я взял номер. В такси я надел свою красную
охотничью шапку просто ради шутки, но в вестибюле я ее снял, чтобы не
приняли за психа. Смешно подумать: я тогда не знал, что в этом подлом
отеле полным-полно всяких психов. Форменный сумасшедший дом.

Мне дали ужасно унылый номер, он тоску нагонял. Из окна ничего не
было видно, кроме заднего фасада гостиницы. Но мне было все равно. Когда
настроение скверное, не все ли равно, что там за окошком. Меня провел в
номер коридорный - старый-престарый, лет под семьдесят. Он на меня нагонял
тоску еще больше, чем этот номер. Бывают такие лысые, которые зачесывают
волосы сбоку, чтобы прикрыть лысину. А я бы лучше ходил лысый, чем так
причесываться. Вообще, что за работа для такого старика - носить чужие
чемоданы и ждать чаевых? Наверно, он ни на что больше не годился, но
все-таки это было ужасно.

Когда он ушел, я стал смотреть в окошко, не снимая пальто. Все равно
делать было нечего. Вы даже не представляете, что творилось в корпусе
напротив. Там даже не потрудились опустить занавески. Я видел, как один
тип, седой, приличный господин, в одних трусах вытворял такое, что вы не
поверите, если я вам расскажу. Сначала он поставил чемодан на кровать. А
потом вынул оттуда женскую одежду и надел на себя. Настоящую женскую
одежду - шелковые чулки, туфли на каблуках, бюстгальтер и такой пояс, на
котором болтаются резинки. Потом надел узкое черное платье, вечернее
платье, клянусь богом! А потом стал ходить по комнате маленькими шажками,
как женщины ходят, и курить сигарету и смотреться в зеркало. Он был совсем
один. Если только никого не было в ванной - этого я не видел. А в окошке,
прямо над ним, я видел, как мужчина и женщина