По ту сторону грусти (СИ)

Был и коридор, была и дверь. Но раньше, чем её изящная туфля коснулась пола, Алеся поняла, что опоздала.

Она остановилась. И гул её внутреннего взрыва пошёл нервической волной от поясницы и вверх, и вниз, и закололо в сердце, и потемнело в глазах. Впрочем, на один только миг. Чтобы оправиться, хватило вздоха. И она смело зашагала вперёд, потому что знала в этот, конкретно в этот момент, янтарно застывающий, никто не потревожит, и мгновение будет длиться, длиться... Впервые такой эффект описала ей Влада, когда рассказывала о своей первой поездке в Нью-Йорк с министром.

Так вот как Время обошлось с ней. Всё равно - мимо. Целься, не целься... Одна только подачка, любезный дар момента. Своя ли оплошность? Высшее вмешательство? И о том, и о другом подумать страшно...

Она аккуратно нажала ручку и толкнула дверь. Да, здесь не было характерной стерильной мертвенности, виденной воочию или в иностранных фильмах. Да, есть своя прелесть в номенклатурном стремлении воссоздать "домашнюю" обстановку. Но это не утишило боль, когда Алеся увидела его.

Книга вязко выскользнула из руки Андропова, плечи, и без того вялые, ещё более опустились. Побледнеть ещё больше он, наверное, не мог.

- Алеся, что ты здесь делаешь? - тихим голосом проговорил он.

Она вдруг снова наполнилась бессильной яростью и заговорила с позвякивающим в голосе металлом:

- Нет, Юра, это ты мне объясни, что ты здесь делаешь. Как ты докатился до жизни такой? Ты просто идиот. Гусар. Куда тебя черти понесли?! Ты соображаешь, что ты с собой сделал?! Я не собираюсь тебя щадить, я всё знаю и всё скажу, ты сам потом попомнишь, дойдёт до тебя наконец, что ты вытворил не только с собой, но и со всей страной впридачу, но будет уже поздно! Господи, как можно-то!.. Гореть тебе за такое в Чистилище, ненавижу тебя! - рычала сквозь зубы Алеся, и лицо её перекосилось. - Хотя ты и тут предусмотрителен, Чистилище у тебя будет на земле, и с большим успехом, ты просто взвоешь и сто раз захочешь сдохнуть, кретин!

И после этого из глаз у неё поползли большие, медленные слёзы.

- Если ты здесь только затем, чтобы поливать меня помоями, я бы предпочёл, чтоб ты... ушла.

Эта длинная фраза с твёрдой интонацией далась ему с трудом, и он вздохнул, переводя дух.

- Не только... - выдавила Алеся, утирая глаза.

Её била дрожь от горя и страха, а на щеках, во всём теле буйно занялась лихорадка стыда. Нет, не без причины, но как мерзко прозвучал её взрыв отчаяния. Она всегда ревела безутешно, когда взрослые ругали её за разбитые коленки, раны, ссадины, отравления. Ей же плохо - и её ещё за это ругают?! Накинулась мегерой, а здесь ведь не какая-нибудь презренная коленка! Зато - ребёнок, считай, её мальчик Юрочка, а вина его лишь в том, что слишком сильно с ней связан, до того, что боль ощущается синхронно, до того, что рвёт по сердцу. Ну, и в том, пожалуй, что оказался самонадеян. Пожелал на месте разобраться в раскалённой обстановке Афгана, и достойное восхищения мужество обернулось бедой.

- Прости меня, - выговорила Алеся.

- Зачем ты пришла?

Как она ненавидела этот вопрос. И, произнесённый тусклым больным голосом, он задевал ещё сильнее, чем во время громозвонного политического диспута.

А и правда, зачем?

Она помедлила всего пару секунд и честно выдала:

- Я пришла тебя спасти.

Андропов молчал.

- Но я опоздала, - прошептала она, опуская глаза.

- Что, всё?.. - криво, горько усмехнулся председатель.

- Да пока, сам понимаешь, не всё.

Когда она ещё была так косноязычна?..

- Алеся, тебе правда лучше уйти, - обеспокоенно сказал Андропов.

- Не бойся, я тебе объясняла про искривления времени, сейчас как раз такой момент. Никто не войдёт. Есть минут семь, пять.

Но ему и правда было настолько не по себе, что он не стал спрашивать её о тонкостях перемещений. Было и правда немного боязно, что войдёт медсестра и увидит постороннюю, но в основном, - и Алеся это ощутила, - Андропов не хотел, чтобы она видела его в момент... поражения?

Нет, это всего лишь физическое расстройство, слабость. Но почему ему в один пронзительный миг стало так жутко и тоскливо?

Она ведь приводила его в чувство на улице Вильнюса, отпаивала травами, и нечего стыдиться. Хотя это был сон. Однажды она уже явилась к нему в больницу. Будто сто лет прошло с тех пор, так далеко, далеко... Он и тогда засомневался, что это привиделось, но зачем ей было рисковать и выбираться к нему без особой на то нужды? А сейчас... В её физическом присутствии не было ни малейшего сомнения. Хотя она даже не приблизилась, не взяла за руку. Председателю было неприятно это сознавать, но его это уязвило. А она была вся власть и независимость: совершала телепортации, обдумывала комбинации...

И слишком много знала - сейчас она, видимо, бесилась и терзалась от какого-то тайного знания, которое грозило ему неприятностями. Юрий Владимирович ощутил, как ползёт непрошеный холод по спине. И ведь она ни за что - не скажет. Это тоже приводило в бессильный гнев, высасывающий силы и отзывающийся головокружением.

Если бы она подошла и протянула к нему руку, он бы её оттолкнул. Нет, лучше бы прижать к груди, а оттолкнуть, без лишнего негодования - потом. Ох, нет. Какая нелепица враз настала в голове, какая путаница...

- Юра, что ты молчишь? - с ноткой суровости осведомилась Алеся. - Расскажи, как всё было.

- О встречах с нашими в Афганистане, о Кармале и интригах, - слабо усмехнулся Андропов, - ты всегда прочтёшь. У вас хорошие библиотеки.

- Не увиливай, - мрачновато проронила Алеся.

Почему в моменты, когда люди больше всего нуждаются друг в друге, они начинают вести себя враждебно, иначе говоря, как идиоты?

- Что там рассказывать, - вздохнул Юрий Владимирович. - Я не знаю, что со мной... Никто толком не знает. "Азиатский грипп" - сочинили, вот, название... Всё было как обычно, возили со мной туда и воду, и еду, и повара. Но не убереглись... Я жил в посольстве. Может, распылили какой-то яд в атмосфере комнат, где я находился... Не знаю. Но я упал без сознания и несколько дней находился в пограничном состоянии. Вот и сейчас, как видишь... до конца не пришёл в себя.

Это мягко сказано, потрясённо подумала Алеся. Выкатился из угла кусочек мозаики - и вся загадочная картина вмиг сложилась: она упала в обморок одновременно с ним.

- Я вместе с тобой, - пробормотала она вслух незаметно для себя.

- Что? - переспросил Андропов.

Она спохватилась, но решила, что таить нет смысла.

- Мы слишком настроены на частоту друг друга, - грустно дёрнула она уголком рта, - точнее, я на твою. Я тоже на днях свалилась без сознания на работе без видимых причин, а я ведь здоровая. Проверялась потом тщательно. И анализы, и всё - нормально. Понимаешь, о чём я?

Он кивнул. Но ему это всё совсем не нравилось. Не хватало только подобной мистики - низкопробной и сентиментальной. Так он окрестил подобные явления, чтоб не думать, как он волнуется за Алесю. Он сердился. Было отчего-то стыдно и очень горько. Они странным образом отдалились за краткий срок. Но он не мог избавиться от чувства.

Вместо этого сухо обронил:

- Ты... знала?

Алеся порывисто вздохнула и сжала в замке побелевшие пальцы. Речь шла о той сцене на крымской тропе.

- Я всего лишь могла догадываться. Не знать, а чувствовать.

Наглая ложь.

- И что бы ты сделала?

А вот это уже колкий удар. Председатель не просто якобы сомневался в её способности расправиться с покушавшимся. Каким-то неизменным чутьём он нащупал болезненный вопрос - вмешательство. Алеся упоминала его только вскользь, а потом и вовсе отнесла к темам-табу и больше не озвучивала. Какая низость, эта подначка: а ты бы ввела собственный контингент (в виде себя) в Афганистан? Раз ты такая умная? Мм?..

Может, он и не это имел в виду. Тогда почему так обидно?

Алеся ощутила тошнотворное дрожание за грудиной. Потому что на её глазах начинало что-то рушиться. Так же, как очень часто бывало со многими людьми, да, вот оказывается, и её герой не исключение, и не он "такой же как все", это она всё такая же тупая, асоциальная корова неумелая, не "дипломат", а посмешище, и нет, нет идеальных отношений, где ничего не надо делать и уметь, не бывает само, и вот оно, её сокровище, рушится, рушится... Как постыдно щиплет в носу. Только бы снова не потекло.