По ту сторону грусти (СИ)

Сошла на улице Даукшос, поправила сумочку на плече, направилась в неизвестном направлении, стуча каблучками. А ноги - ещё ничего. Не горят, не млеют.

Очень тронул его рассказ о возлюбленных, невовремя родившихся, и часах, идущих задом наперёд. Вот бы заиметь такие часы! Это для них бы с Алесей. А может, не надо? Всё так, как должно быть. Она ещё очень горячая, острая, воинственная - но разве и в этом нет своей мудрости? А с возрастом что-то важное, не только телесная свежесть, но и какая-то ценная метафизика - теряется...

Ей нравились эти потрёпанные дома. Дикий виноград на торце дома напомнил Золотую горку в Минске. Ей было легко и естественно очутиться на улице Субачюс и осознать, что именно эти две костёльные башни видны с железной дороги при подъезде.

Сюжет о спящих полицейских был хорош. Но дочитывался с нетерпением: время поджимает! Где же она подевалась?.. Хотя бы в силу отпущенных минут и масштабов города - не могла далеко уйти.

Она снова проходила там же - справа нависал своими нарядными крепостными стенами и круглыми башенками православный Успенский собор. Когда-то она сфотографировала его в размазанной световой дымке вечерних блужданий. Всплыл в памяти старый маршрут. Но кто сказал, что теперь он - годится?

Он порывисто встал со скамьи, может, слишком резко, зашагал по улице, сжимая в руке книгу. Он замечал уважительные и заинтересованные взгляды девушек и женщин - чем же он так притягивает внимание? Мда, впервые он такое видит. Ох, нет, ну вот прибедняться не стоит, вспомнить хоть Рыбинск и Ярославль, как все девчонки потанцевать хотели, так и заглядывались призывно... Но давно ничего такого не было, это точно. Хотя - даже нечего тут на работу списывать, возможность всегда есть, может, он просто давным-давно перестал это замечать?

"Матерь Божья Остробрамская, смилуйся над нами" - эту песню она услышала в возрасте восьми лет, и иногда пронзительно, до слёз представали перед ней эти слова - в первую очередь, когда она думала о Родине: иррационально, одно смятение и огонь были в сердце. Она сделала большой крюк и добежала до крепостных ворот, поднялась в часовню, будто за ней гнались сарацины - снова это чувство загнанности - и упала на колени в тесном проходе перед строгим и нежным лучистым образом задумчивой Мадонны с трепетными тонкими руками...

Ему было очень стыдно. Потому что Алеся сама ускакала, а ему денег на проезд не оставила - коварный ход, решила, что он будет петлять пешком. Расчёт не оправдался. Но пришлось-таки ехать зайцем. Примечал, как кто-то компостирует билетики, а кто-то прикладывает пластмассовые карточки к вежливо пикающим устройствам. Ну вот опять же, техника в быту. Совести на безбилетную езду у него хватило на две остановки. Там он сошёл и бездумно свернул на улицу Плайоджи, или... Широкую. Интересно, откуда он знает перевод? Алеся ему не говорила, они здесь не проходили. А так-то насмешка, улочка - едва протиснуться.

Молилась о нём и, конечно же, о себе. Но в какой-то момент тревога нахлынула волной и сама подняла её с колен. Она скатилась из часовни на улицу Аушрос Варту и кинулась поспешно, минуя группки туристов, вездесущих нищих, фланирующих прохожих, пробежала мимо костёла Святой Терезы, мимо завлекательного магазинчика с янтарём, испанского бара. Она ощутила, что по прошествии сакраментальных двадцати минут время спрессовалось и стремительно ускорилось.

Эта улица Пилимо казалась какой-то странной. В ней было что-то пограничное и необъяснимо привлекательное - а может, потому, что вела она к ней. Он чувствовал биение пульса, её золотистый огонёк - не так уж далеко. Интересно, почему? Что она - дразнит? Значит, будет наказана.

Деловитый лёт по улице Этмону, потом довольно бездумно к костёлу Святого Казимира, нежно-зефирному и увенчанному короной. Ну и пусть, почему надо опасаться общественных мест? Главное, чтоб его тут не было, а так... А он рядом. На улице Всех Святых, о которой наверняка прочитал в книге, а теперь уже на улице Арклю...

Она его чует, кружит, прикидывает. Может схорониться в каком-то магазинчике. Нет, она и сама понимает, насколько это рискованно. Передумала.

Бежать по Диджои довольно глупо. Но потом стоит свернуть в направлении Ужуписа и затеряться в закоулках - так, как она сделала в первый день приезда...

Река. Почему ему подумалось о реке? Жаль, что в этом нет никакой подсказки.

Он что-то думает о речке. Может догадаться. Нетушки, сдадим назад.

А может, она была права насчёт Силы и прочей мистики? Откуда бы такая обострённая чувствительность и азарт, как у гончей собаки - интересно, у агентов наверняка не всегда такое состояние, но бывает, и это ведь, в принципе, хорошо, ему всегда импонировали те, кто связывал чекистскую службу с некоторым романтическим флёром... Не терять следа. Так, эта улица называется Ратушная. А она куда-то отклонилась. Искать - во дворах.

Улица Латако, или Сточная, сама напоминает жёлоб. Скорей бы с неё вырваться.

К чему были эти двадцать минут? Она всё равно не уйдёт. Тонко там, где рвётся... узкая какая-то улица... Ну прекрасная подсказка, здесь все улицы такие.

Она не ожидала, что он так ретиво возьмётся за дело. И этот настойчивый зов, заведший её в часовню, казался и благодатным, и ошибочным, потому что задержал надолго.

Он вышагивал по улице Русу, пустой, каменной и довольно невыразительной. Сейчас его взору должно открыться что-то более значительное, какая-то подсказка. Действительно, скоро он свернул на узенькую, но совершенно чудесную Литерату с мозаиками, фотографиями и росписями на стенах. Около некоторых останавливался, презрев необходимость выслеживать врага. Условного, конечно, так-то она врагом не являлась. Да, он так решил, причём окончательно. Она по многим признакам могла быть вполне приличной советской девушкой, только бы её энергию и неуёмные амбиции в нужное русло направить, а так - ничего.

Её охватила весёлая злость. А вот не будет отбегать на большое расстояние. Пусть помучается да голову поломает. Сигнал он хорошо распознаёт, а вот с дислокацией может и промахнуться. Может, навести формулу незаметности? Ой, нет. Это будет жульничеством. Недаром это пришло в голову только сейчас, изначально приличный игрок не мог бы о таком помыслить. А тем острее ощущения: её ведь уже пробирает лёгкое серебристое покалывание, учащается сердцебиение от его незримого присутствия...

Ему показалось, что на улице Святого Иоанна явно читается её аура. Среди прохожих мелькнуло синее платье, светлая голова - ох, нет, девушка повернулась - стало ясно, не она, какая-то литовка. Может, потому, что они здесь были недавно, так витает здесь её образ? Какие-то воспоминания? Возможно... Так, вот магазинчик сувениров. Не там ли? Если и нет, интересно посмотреть. Да и по-русски тут, что весьма приятно, понимают и нос не воротят, тоже хорошо, а то нарассказала Стамбровская всяких страхов о националистическом будущем Прибалтики.

Алеся неслась через вечернюю толпу, уже в голос смеясь, нервно, как перед экзаменом. Какая прелесть! Какое знакомое, оказывается, чувство - было ведь, было уже подобное в Минске. Ну а что? Сначала ты гоняешься за Альенде, потом за тобой гоняется Андропов. Логично.

Они кружили и петляли по улице Пилес и ближним окрестностям бесконечно долгое время - вечность, которая уложилась примерно в полчаса. Нервы искрились, как бенгальские огни. И их обоих снедало противоречие: хотелось поймать и упустить, ускользнуть и быть схваченной.

Он остановился у стенда с картинами: она стояла там минутой раньше. Рассеянно скользнул взором по старинным городским пейзажам, а пока, прислушиваясь, разворачивался, она уже пронеслась мимо и кинулась в узкий каньон Свято-Михайловской улицы мимо ресторана "Габи", мимо китайских красных фонариков.

Возле Музея янтаря был соблазнительный и потом опасный проход во двор с живописными водопадами винограда, белья и не менее роскошным старым "Запорожцем". Конечно, она туда не сунулась, подождала, пока он растерянно вернётся, вынырнула на Пилес и начала красться следом. Ну, она за это схлопочет, конечно.