На чужом поле (СИ)

Мои добавили еще идей, из которых кое-что даже успели осуществить. Нашему покровителю тоже послали весточку о возможном нежелательном развитии событий, после чего погоняли Малгожату на всех режимах, погрузили Вана с головорезами и отчалили.

Мы выскользнули из гавани в сумерках, не зажигая огней, тихо, как рябь по воде. Из озорства, понятного любому невидимке, я проскочил под самым носом у небольшой круизной лайбы, направлявшейся в бухту. В другой ситуации мата было бы на весь эфир, а здесь - ни звука, только чуть по-другому плеснула в борт волна. До Тахити домчались умопомрачительно быстро, развив всю новообретенную скорость. По дороге нам никто не встретился - только мы, океан, звезды и мерцающий кильватерный след. В такие ночи я любил стоять на носу, опершись на леер и слушать дыхание великого океана. Сейчас же мы неслись по-акульи, не раздвигая волну, а проходя под ней, а надвигающийся день нес с собой грозную неизвестность.

Северный берег Тахити совершенно не годится для высадки. Мало того, что вся прибрежная местность - сплошь соленое мангровое болото, так еще и коралловая отмель, бывший риф, тянется в океан чуть не на милю, но хитрый жучила Ван разведал в ней канал, пробитый, вероятно, все теми же японцами, что построили здесь когда-то базу. Канал этот вдается далеко в берег и настолько узок, что деревья перекрывают его как сводом, создавая невидимое с воздуха и с моря идеальное место для тайной стоянки. К острову мы подходили крадучись, не включая ни радар, ни эхолот, готовые в любой момент рвануть назад. Но обошлось, никто не выныривал из тьмы, никто не светил в нас прожектором, не загоралась на пульте жуткая надпись: "облучение радаром захвата цели". А что, с раджи сталось бы взгромоздить радар на горушку, но нет, не дошел его милитаризм до этого. Только крутилось дальше к югу, в гавани, что-то мелкое, быстроходное и с "ультрамарином", который, по заверениям Фельдмана, нас в упор не зачалил бы. Единственной опасности мы подверглись потом, когда искали вход в канал в буквальном смысле на ощупь. Рассвет застал нас сидящими в канале плотно, как пробка в бутылке, укрытыми ветвями и лианами. Ван и оба его бойца, уже экипированные по-походному, подогнали рюкзаки, попрыгали и бесшумно канули в заросли.

Потянулись часы ожидания. В такое время самый бесполезный человек на судне - капитан. Впрочем, сегодня и для меня нашлось дело: пойти в рубку, выдвинуть тонкий как удочка перископ и осматривать окрестности, задерживаясь на отмеченных еще вчера ориентирах. Любое шевеление сначала меня тревожило, но потом я привык к постоянно колышущимся джунглям, и поэтому, наверное, не сразу заметил их. Они просто появились, вышли как на прогулке из непроходимой чащи - и это было красиво! Неправ был тот яхтсмен, называя их туристками: чтобы так грациозно идти по лесу, нужно в нем родиться, и чтобы такой же лесовик тебя воспитал. Одетые в странные зелено-пестрые сарафанчики, загорелые каким-то пепельным загаром, не шевельнув ни листика, они прошли по тропе, а последняя обернулась и - не понял, это она что, мне? подмигнула?? углядев замаскированный перископ в лесу за четыреста метров??! Я оторвался от перископа, налил стакан воды. "Смотрите, капитан узрел горного духа" - меланхолично заметил Марко, отрываясь от протирки стекол. Я тем временем переключил рацию на передачу и щелкнул тангетой четыре раза и еще два после паузы. "Ого, кто же это здесь гуляет без оружия?" - заинтересовался моим сигналом Гурген, но тут рация ожила и выдала серию ответных щелчков: "Возвращаемся, работаем по плану, готовьтесь к отплытию".

Легко сказать, готовьтесь, а вот каково двигаться задним ходом в узком канале, да еще в самый отлив! Я с удовольствием подождал бы до вечера, но у Вана, похоже, были другие планы, а именно - рвать когти немедленно. До места, где канал расширяется настолько, чтобы позволить разворот, я добирался минут десять, обливаясь потом и собственной шкурой ощущая проползающие под самым дном острые скальные выступы. Где-то по пути мы приняли на борт Вана и его спутников, похоже, целых и невредимых, но это промелькнуло на самом краю моего сознания. Развернувшись, шкрябнул-таки корпусами по жесткому кораллу, отдал штурвал Гургену, взглянул на пассивный радар - и облился потом в очередной раз. Что-то мелкое и быстроходное, явно неспособное разглядеть нас с такой дали ни на радаре, ни в оптику, тем не менее уверенно неслось в нашем направлении, делая хороших тридцать узлов. "Обнаружен контакт, вероятно - пограничник, скорость тридцать, дистанция пять и два, идет пересекающимся курсом" - передал я по судовой трансляции для Вана, но еще и для Оззи в машинное. Похоже, что в игру вступал третий партнер, вот только на нашей ли стороне?

В рубку вбежал Ван, и с ним оба громилы. "Полный вперед" - раздался над моим ухом свистящий шепот. Я передал команду, и начался слалом. Нас спасло мастерство Гургена и его железные нервы. Недрогнувшей рукой он провел "Малгожату" сквозь все извилины канала, сквозь разгулявшийся прибой к открытому морю. Но только я услышал за спиной сдавленный вздох облегчения, сквозь натужный вой дизелей послышались хлопки, и правый двигатель, закашлявшись, смолк. "Оззи, что там у тебя?" - "Правый дизель греется. Похоже, словили в патрубок охлаждения какую-то гадость". И опять холодный шепот над ухом: "Пусть не валяет дурака, а запускает, пять минут он выдержит, а больше нам не надо" - и в подтверждение серьезности намерений, что-то металлически-холодное уперлось мне в шею над футболкой. Ох, как скверно, и ведь он прав. Интересно, на что надеялся Оззи, решив симулировать перегрев?

События продолжали разворачиваться, хотя я в них играл уже больше роль зрителя. Мы увеличили скорость до предельной, катер пограничников шел у нас практически уже в кильватере, отставая на полторы мили, и расстояние продолжало медленно расти. У "Малгожаты" появлялся шанс уйти от погони и выскочить в нейтральные воды. Один из вановых охранников достал портативную рацию и что-то бормотал в нее по-китайски. Оттуда отвечали на удивление громко и четко, как бывает на расстоянии прямой видимости. "Слушай меня" - промолвил по-польски Гурген, делая вид, что просто ругается сквозь зубы - "они вызывают какой-то корабль, говорят что будут на месте через десять минут". На экране радара, на самом краю уже маячила отметка, было видно, что она стремительно сближается с нами. Надо действовать! "Оззи, как там дизель?" - "Плохо, капитан. Я его охлаждаю огнетушителями, уже третий извел. Сколько еще..." - и тут долбануло.

Сам взрыв был не так силен, как его последствия. Нас моментально развернуло на девяносто градусов, "Малгожата" встала бортом к волне и споткнулась о нее, что на скорости в сорок узлов равносильно удару о стену. На короткое время подволок и палуба поменялись местами. В рубке попадали все, кроме меня, сидящего в кресле, хотя и меня, наверное, приложило, потому что дальнейшее я помню как ряд несвязанных образов, случайных кадров.

... мои руки, за ними - погасшая приборная доска.

... Ванов охранник стоит на коленях, пистолет в вытянутых руках.

... Ван скорчился за креслом, лицо изрезано осколками стекла.

... стекло хрустит под ногами.

... Гурген лежит у двери без движения.

... За иллюминатором качается в волнах наш оранжевый спасательный плот (первый раз в жизни вид моря вызывает у меня тошноту), а за ним, в полумиле - сближающийся с нами распустивший пенные усы пограничный катер.

... Я выхожу на палубу, достаю из кармана на двери сигнальный флаг, по счастью, попадается белый.

Дальше я ничего не помню. Марко, который пострадал меньше всех, так как был сброшен с палубы вместе с плотиком, рассказывал, что я говорил с пограничниками, назвал судно и себя, запросил медицинской помощи для пострадавших, показал, как пройти в машинное отделение, а потом просто сел в кресло и отключился.