Живое Золото (СИ)

- Аминь, - почти прошептал наследник. Он смотрел ввысь, не понимая, что с ним происходит. А ритуал - продолжался.

- Ты обречён на бессмертие. Бессмертие - это отсутствие власти смерти в твоих мыслях, душе и жизни. Каждый день и час воспитывай и выращивай в себе бессмертие. В твоей воле распоряжаться им во благо или во зло. Распорядись им так, чтобы отсутствие власти смерти в твоем внутреннем мире не обернулось отсутствием жизни. Бессмертие и смерть - это просто различные виды жизни.

Ты обречен на жизнь. Так живи - и будь живым во имя жизни! - прозвучали в унисон голоса обоих служителей. Попугай подсказывал: "Поклонись! Ну же!"

- Аминь. Воистину так, - Рублёв сложил руки на груди и поклонился, коснувшись руками пальцев ног.

После этого мужчина и женщина ещё раз склонились перед Андреем, но не просто так, а чтобы торжественно сомкнуть на его руках и ногах золотые кандалы - символ тяжести, которую несёт в себе любая власть.

- Теперь, ваше величество, следует поклониться Розе. Это обязательная часть ритуала, - прокричал попугай. - Вот она, смотрите!

В сером небе, раздвигая тучи, появились огромная огненная роза. Она источала свет, она благоухала, она плыла по небу, направляясь к наследнику и при этом уменьшаясь в размерах. Сквозь её лепестки струился странный, невещественный свет, и холодно было Андрею, когда на его нагое тело в кандалах падали капли этого света.

- Вот она, Ваше величество! Роза вселенной! Поклонитесь же ей!

Подталкиваемый в плечи теплыми ладонями двух служителей, Рублёв встал на одно колено. Роза, принявшая естественные размеры, проплыла перед ним и перевернулась. Из лепестков перевёрнутой розы посыпались маленькие черные человеческие фигурки, напоминающие муравьев. Они дергались, хватались друг за друга, пытались спастись. Как ни был утомлён Андрей, его губы чуть изогнулись в усмешке при виде этих тщетных усилий. Еще недавно так же дергался и он... Смешно, смешно и досадно...

- Ешьте розу, ваше величество. Она сладка, как мёд... Не медлите, пока она не осыпалась! - хрипло проговорил попугай. Он уже не парил в воздухе, а сидел на железной ограде помоста, прямо напротив розы.

Наследник брезгливо, словно боясь запачкаться, оторвал от розы лепесток, положил в рот. Это и правда было сладко... Все служители церемонии начали отрывать и есть лепестки вслед за императором. Участвовали в этом и палачи, и Сарториус. Лепестков досталось ровно по три на каждого участника. Странное жгущее ощущение оставляла роза в теле каждого, кто причастился ей.

- И, наконец, ваше величество, - каркнул попугай особенно торжественно, - надо принести жертву, умилостивить богов. Священную жертву - за успех вашего царствования! Введите уготованных к закланию...

На помост ввели Вадима Берга и Майю. Оба нагие, они были связаны веревками воедино. На их телах были видны красные шрамы. Брат и сестра старались не смотреть друг на друга, их глаза, полные ненависти, были направлены на Андрея. Обросший бородой Вадим молчал, Майя шептала какие-то заклинания, но они не имели силы.

- Как их будут казнить? - выкрикнул Рублёв. - Я не хочу! Пощадите их...

- Увы, это невозможно, - сказал попугай. - Но для них избран самый милосердный способ жертвоприношения - казнь молодостью...

Палачи, только что избивавшие Андрея, облачились в длинные ризы и, взяв кадила, начали овеивать несчастных каким-то благовонием. Сквозь дым от кадил наследник видел, как молодые люди уменьшаются в росте, как нежнеют черты их лиц, - они превращались из взрослых людей в подростков, затем - в детей, младенцев, человеческих зародышей, плавающих в сиянии... Наконец от Вадима и Майи остались только две вертящиеся точки с хвостами. Попугай взмахнул пестрыми крыльями, и ветер унес эти точки куда-то вверх, в пустоту.

- Всё, ваше величество. Жертва принесена, - подвёл итоги Сарториус. Отныне вы - император и основатель новой монаршей династии. Теперь мы, ритуалмейстеры, можем поменяться масками - и Ритуал будет закончен... Снимайте маски, господа!

Служители культа, палачи, стражники и писцы сняли с лиц маски, - и оказалось, что многие из них были просто костюмами без человека внутри. Но ещё больше удивило Андрея то, что среди из иерархов, которым он давал присягу, были юрист Галяндаев и Валерия Казарская - его давние знакомые!

И Валерия с ними, оказывается... Так она заранее знала обо всём?

И тогда, когда пробралась к нему в комнату?

Может быть, она выполняла какое-то поручение?

Она - член Ареопага?

Как странно...

Это всё надо обдумать...

Но это - потом, потом...

Невыносимая усталость охватила Рублёва, и он без сил рухнул на руки и Валерии.

Казарская с Галяндаевым подняли бесчувственное тело императора и понесли его по лестнице вниз - на землю, к новой жизни и новой власти.

СКРИЖАЛИ ЗАКОНА

В Кабинете по престолонаследию, которым руководил Домострой, царил дух вечного ремонта. Высокие коридоры с ободранными потолками и стенами тускло освещались жёлтым лампочным светом. Полы были усыпаны облупившейся с потолков штукатуркой. Вдоль стен стояли ящики с упакованными вещами - ящик на ящике. Внутри их что-то тикало. ("Сердца стучат", - объяснил Рублёву Александр Люцианович). Казалось, что тысячи подразделений Кабинета непрерывно переселялись из одного помещения в другое, нигде надолго не задерживаясь и при каждом переселении забирая все вещи с собой.

Андрей, только-только отоспавшийся и пришедший в себя после коронации, сидел посреди этого кабинета на шатком стуле перед донельзя замусоренным письменным столом. Восседавший по другую сторону стола в роскошном кресле Александр Люцианович Домострой, покачивая профессорской бородкой, не спеша объяснял Андрею суть жизни.

- Все дело в том, юноша, что управление Срединным царством по определению должно быть плохим. И дело здесь не в размерах империи, требующих деспота, и не в характере народа.

- А в чем тогда? - осведомился наследник престола.

- Не перебивайте меня, юноша... - профессорская бородка Домостроя качнулась неодобрительно. - Дело в том, что в наши дни цивилизация достигла такого высокого уровня развития, который начал угрожать его существованию. Люди, изнеженные комфортным бытом последнего полувека, не могут признать смертную казнь, войну, человеческие жертвоприношения оправданными. Они начинают отрицать то, на чем с начала времен стоит мир! Они заботятся о природе более, чем о сохранении и приумножении своего вида! Экология, чёрт побери! Апчхи!- Александр Люцианович неожиданно чихнул, как Карабас, от волнения.

- Будьте здоровы, - Андрей, пряча улыбку, услужливо протянул теневому правителю свой носовой платок.

- О-о-о... Вы делаете успехи, юноша, - с интересом посмотрел на наследника Домострой. - Так вот. С начала цивилизации мир стоял на страхе смерти и жажде жертв. Эта здоровая паранойя соответствовала сути жизни. Без жертвы, без священного страдания мир просто рухнет. Сейчас эти убеждения считают пережитками прошлого. Но прошлое ещё не прошло, вот в чём дело! А наши современники - во имя новой гуманности - отрицают старую добрую жертвенность, отрицают насилие, отрицают кровь! Они уже много веков считают преступлением, например, Варфоломеевскую ночь, - великий подвиг, после которого остановилось продвижение Реформации - и цивилизация была спасена!

- Так-так... - Рублёв недовольно покачал головой.

- Я понимаю вас, юноша, - качнулась профессорская бородка. - Вам не нравится этот примера? Но подумайте об одном. Что было бы, если бы гугеноты не были перерезаны? Протестантская Франция плюс Англия плюс Германия плюс Голландия плюс Скандинавия... - эта лига легко уничтожила бы Римскую церковь, лежащую в основе европейской цивилизации! Ведь одни французы, - не немцы, не англичане, - за каждый век, предшествовавший Реформации, несколько раз брали и грабили Рим! Если бы они стали протестантами, уничтожить папство было бы легче, чем запереть его в Авиньоне, - и прощай, духовный стержень, на котором тысячу лет держалась Европа! Протестанты, может быть, умеют торговать или творить милостыню, но они - люди д е л а, а не с л о в а, в них нет филологической жилки, любви к Слову - основе культуры! Они не способны, например, на проведением многочасовых диспутов об одном слове в Евангелии, они не ставят фразу в символе веры выше жизни целых стран, они не могут породить ничто равное "Божественой комедии" - только сказки о Фаусте, о грешнике, о расколе! Герой раскола, поправший всё ради знания, как ни был бы н привлекателен, никогда не сравнится с духами дантовского рая, инквизиторами и пророками, поправшими всё - ради С л о в а, ради Бога! Апч-ч-хиии! Апчхи-и-и! АПЧХИИ!... - здесь Домострой разразился громовым чиханием, которое продолжалось минут пять. Видно, он весьма разволновался.