Живое Золото (СИ)

- Знаете, я бы их помиловал. И отпустил на все четыре стороны света - пусть делают, что хотят. Пусть сами свою судьбу решают. Так для всех лучше будет - все на свободе, - сглотнув комок в горле, промолвил наследник.

- Что ж, будь по-вашему, - хитро улыбнулся Домострой (он, судя по всему, в этом триумвирате был за главного).

Тотчас же с лиц заключённых под колпаком судей спали повязки, кресла под ними растаяли, а сама троица забегала по кругу, хватаясь руками за воздух, пока не превратилась в рой вертящихся палочек. Палочки вылетели из-под колпака и тонким вихрем поднялись куда-то к небу.

- Они свободны. Полностью, от всего. Полную свободу дарит только смерть, небытие, - разве вы этого не знали? - Домострой артистично взмахнул рукой, как фокусник, показавший неожиданный фокус. - С ними случилось то, чего вы хотели. А теперь я хочу вам сообщить одну интересную вещь...

В этот миг синий свет в зале неожиданно замигал, завыла сирена. Это означало воздушную тревогу: войска атлантической державы пытались бомбардировать центр Острога.

Андрей стоял у стола с пустым колпаком, как остолбенелый, сложив руки за спиной и до мучительной боли сжимая свои пальцы. Триумвират оставался спокойным.

- Это налёт...- глухо объяснил Домострой. - Не пугайтесь. Наши антигравитаторы отбуксируют вражеские бомбы вверх и примагнитят их прямо к самолётам... Это чуть-чуть отрезвит интервентов. Они ещё не знают об этом нашем оружии... Но вас на время налёта препроводят в вашу камеру в бункере. Посидите там, пообщайтесь с сокамерником, господин наследник престола.

- У меня будет сокамерник? - Андрей расширил зрачки, пытаясь удивиться.

- Да. Это тоже входит в программу ваших испытаний... Вы поделите временную жилплощадь с одним очень примечательным человеком - с палачом. Пикус его фамилия. Мы вас специально вместе поселили. Царь должен своих палачей знать в лицо... Поговорите с ним, он расскажет вам много интересного.

СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЙ ПАЛАЧ

Комната в бункере была похожа на тюремную камеру - серые стены, тусклый свет лампочки, никакой мебели, кроме двух коек и стула. Было холодно, приходилось спать не раздеваясь. Сосед Рублёва по бункеру - палач Пикус - был маленьким, жалким, тощим человечком, с бегающим взглядом, вечно потными ладонями. Одет он был щегольски: в синий в белую полосочку костюм, безупречно отутюженные брюки, нагло блестящие ботинки. На его шее был повязан шелковый платок в красную клетку. Он постоянно потирал потные ладони и шмыгал носом.

Андрею не хотелось о чём-либо разговаривать с этим человекообразным. В голову приходили мысли: "Не ко мне ли этот субъект направлен? Не для казни ли моей?" Хотя к жизни у Рублёва оставался интерес только как к эксперименту, - увидеть бы, чем он закончится, - общаться с профессиональным убийцей всё равно было гадко.

Сначала подопытный наследник престола и опытный палач сидели на койках друг напротив друга и угрюмо молчали. Было непонятно, прекратится ли когда-нибудь это непрерывное молчание.

- Андрей Николаевич... Вы не слышали, синие брюки в полосочку не выйдут из моды через год? - неожиданно спросил палач.

- Вроде нет... Только полосочки станут уже, - неохотно ответил Андрей. - Я в одном журнале читал...

Болтать Рублёву не хотелось, но Пикус задавал вопрос за вопросом, и подопытный невольно отвечал. Палач парировал, проявляя незаурядный ум и чувство юмора. Постепенно соседи по бункеру разговорились. Побеседовали о моде, об одежде, о вкусах. Затем речь зашла о времени, о нравах - старых и нынешних. Андрей вспомнил об одном своём друге, учёном, изучавшем историю.

- Знаете, один мой друг, там, в Главархиве, вывел формулу времени. Математически выразил все времена и эпохи, всю историю в формулу перевел. Длинная такая формула со многими неизвестными - и всё в конце концов сводится к нулю...

- Ну, чудаков у нас немало. Сам таких казнил штук пять... - недовольно буркнул Пикус.- А к чему вы вообще об этом говорите?

- А к тому. Этот друг мой в формулу перевёл мою повесть об Иуде. А это должно быть вам по долгу профессии интересно...

- Об Иуде?- острые глазки Пикуса оживились.

- Да. И о Пилате, и о Христе. Я, в Главархиве работая, захотел Евангелия в форму досье перевесть. Ну, знаете, - у нас на каждого мосье по досье. Я таких сотни штук в архиве встречал. На разных там героев и гениев... И написал досье на Пилата, Иуду, апостолов и тэ дэ. Там всё описал, как это происходило - по моему мнению. Повестюшка называлась - "Поцеловать Иуду"...

- Поцеловать? Шикарно, шикарно... - Пикус улыбнулся. - А кто его целовать должен? Вы? Я? Или мы все, может?

- Не я, не вы, никто. Иисус. Он сам Иуду поцеловал. Такой Иуда жалкий ему навстречу шёл, растерзанный совестью, что Иисус его пожалел... Приободрить хотел, что ли. А евангелисты это неправильно поняли - что Иуда так знак воинам показывал. А зачем ему на Христа показывать, если его и так все знали? То-то же...

Крысиные глазки Пикуса загорелись. Было видно, что судьба Иуды его весьма сильно интересует.

-А можете мне показать вашу повесть? Потом, может быть, я... это... перечитаю... - быстро пролепетал он.

- Да вот она, здесь, в моём микроархиве. На проекторе можно посмотреть, - Андрей достал из кармана маленький фонарик, зажег, навёл на стену, и в круглом пятне света отобразились страницы. Рублёв быстро пролистал свой архив до нужного места, и соседи погрузились в чтение повести.

ПОЦЕЛОВАТЬ ИУДУ

Досье

ИУДА ИСКАРИОТ

Внешний вид: ростом чуть выше Пилата, телосложение крепкое, походка - быстрая, слегка вихляющая. Глаза - не кривые, не слепые, но непрерывно моргающие, словно в них попал песок. При смехе уголки глаз и губ растягиваются в стороны, почти не двигаясь вверх и вниз. Лицо - матово-бледное, черная борода раздвоена, вместо усов - еле заметная белесая поросль над верхней губой.

Внутренний мир. Не корыстолюбец, не философ, не безумец, не одержимый, а духовный рационалист. Всю жизнь подсчитывает свой моральный доход и расход. Завет (договор): "Я Богу - доброе дело, Бог мне - стократ больше". К Христу идет, дабы продать Богу душу за вечное блаженство. Для этого готов умереть.

Отношение к Христу. После Тайной вечери, потрясенный исповедью Бога, погружается в какой-то транс. Петр, Иаков и Иоанн от невыносимости постигнутой истины невольно засыпают в Гефсимании (возбуждё нный мозг тормозит себя), Иуда же впервые совершает н епонятный для него поступок: идё т предавать Христа.

Можно было бы написать на картине, как он идё т навстречу Христу с завязанными глазами, за правую руку его ведет незримый дьявол, за левую - ангел.

Иуда этого не чувствует.

Иуд а идё т, спотыкаясь, слепо моргая, почему-то слыша за собой топот миллионов человеческих ног. Подойдя к Христу, чуть ли не падает без сознания. Иисус, пожалев грешника, целует его первым.