В лабиринте (СИ)

-- ...и что ты этим хочешь сказать? -- насмешливо, даже почти ядовито слышится снаружи.

Марина изумлённо моргает. Судя по лёгкой шепелявости, голос говорящего принадлежит Диме, однако ей всё равно с трудом верится в это, потому что он, на её памяти, никогда не говорил так грубо и отчуждённо. Ни с кем.

-- Только то, что у тебя есть шанс уйти красиво, оставшись в памяти Марины принцем, а не сволочью. Цени мою щедрость.

"Андрей?"

Марина, зажмурившись, трёт глаза костяшками пальцев. Что за чертовщина творится с этими двумя? Почему они остановились и почему решили выяснить отношения именно сейчас?

-- Ты самая большая заноза в жопе, которую я когда-либо встречал! -- шипит Дима, и Марина съёживается от звучащей в его словах ненависти.

Непривычная интонация режет её по живому. Дима не умеет так разговаривать. Это наверняка какая-то шутка. Или нелепость. Или что-то там ещё.

-- Аналогично, -- бросает Андрей, сохраняя невозмутимость. -- Но, знаешь, спасибо тебе, что оказался таким подонком, мне даже напрягаться не пришлось, чтобы вывести тебя на чистую воду.

Марина зажимает рот ладонями, желая и выпрыгнуть, чтобы устроить допрос с пристрастием, и остаться на месте. Её пугает этот разговор, но не столько своим содержанием, сколько эмоциональной окраской. Кажется, если бы у мужчин снаружи было оружие, они поубивали бы друг друга -- настолько ощутимо разлившееся между ними напряжение. Это до спёртого дыхания страшно, поэтому Марина старается лишний раз не моргать, чтобы не привлечь к себе внимания.

-- Сомневаешься? -- с сарказмом спрашивает Андрей, выдержав внушительную паузу, в течение которой Дима не проронил ни слова. -- Ты хоть понимаешь, что когда Марина узнает правду -- а она узнает её, я об этом позабочусь, -- она видеть тебя не захочет? Вся твоя красивенькая месть в любом случае пойдёт псу под хвост. Поверь, я не против, чтобы ты устроил папаше кузькину мать, старому козлу давно пора преподать урок, но Марину сюда не смей впутывать, она перед тобой ни в чём не виновата.

Дима угрюмо молчит, а сердце Марины готово выпрыгнуть из груди.

О чём они говорят? Какая ещё месть? При чём тут отец?

-- Сука! -- зло выдавливает, наконец, Дима.

-- Тут ты прав, не спорю, -- буркает в ответ Андрей. -- Но если ты думаешь, что отсутствие такого папаши сделало тебя несчастным, я готов махнуться местами и пожить у твоей мамы пару десятков лет в любви и заботе. Постоянный гнёт амбициозного самодура, который считает своим долгом дрессировать детей, как собачек в цирке, тоже мало располагает к хорошей жизни.

-- Ты просто ничего не понимаешь! -- в ярости выплёвывает Дима, и у Марины внутри что-то обрывается.

Она не желает вникать в суть разгоревшегося снаружи спора, но смысл всё равно потихоньку, против её воли начинает до неё доходить. И разрозненные кусочки паззла стекаются в одну целостную картину: молчание, нежелание знакомить её с мамой и прочими знакомыми, увиливание от походов в гости под различными предлогами -- всё это Дима делал не просто так. У каждого его действия, оказывается, был чёткий алгоритм.

-- Не понимаю, -- соглашается Андрей, -- но и ты никогда не поймёшь ни меня, ни Марину. Поэтому уходи. Можешь хоть в лепёшку разбиться, чтобы исполнить задуманное, -- я пальцем не шевельну, но если ты снова попытаешься втянуть Марину, я уничтожу тебя с такой изощрённостью, что отец будет мне аплодировать.

Дима заходится хриплым надтреснутым смехом, а Марина не верит своим ушам, потому что он не опровергает слова Андрея, не защищается и не сердится из-за глупых подозрений. Он просто... ведёт себя так, что не остаётся сомнений -- всё произнесённое бьёт точно в цель. Выходит, чувства, любовь, привязанность между ними были спектаклем? Затянувшимся, жутким, наигранным спектаклем?

Марина задушенно всхлипывает, всё ещё цепляясь за глупую надежду, что это -- несмешная шутка. Всему должно быть логичное объяснение.

-- Хорошо, -- хрипит Дима, и воображение Марины рисует вместо него стервятника -- страшного, мерзкого, уродливого. -- Твоя взяла, папенькин сынок. Только ответь на один вопрос: как ты узнал? Неужели я где-то прокололся?

-- Ты прокололся только в тактике, -- сухо отвечает Андрей. -- Если бы ты не взялся играть в любовь с Мариной, я бы никогда не обратил на тебя внимания.

-- И всё-таки? -- настойчиво переспрашивает Дима.

-- Назойливый какой, -- цыкает Андрей. -- Ревность и друзья в телефонной компании творят чудеса. Выбить распечатку твоих звонков не составило труда, но тогда я, каюсь, подумал, что у тебя есть другая. Поэтому вынудил мелкую поехать со мной в Тьмутаракань, обыграв всё, как её инициативу, чтобы уличить тебя в измене. Однако нас встретила твоя мама, ничего подозрительного не обнаружилось. Зато один местный, которого я поймал на нездоровом интересе к моей машине, за возможность посидеть в салоне рассказал увлекательную историю про юную аспирантку и солидного академика, который эту аспирантку использовал, а затем, когда она забеременела, бросил. У академика-то, к слову, в тот моменту уже были жена и ребёнок, поэтому лишних скандалов, тем более в преддверии выдачи гранта на новое исследование, ему совсем не хотелось. На его счастье, аспирантка оказалась слишком гордой, чтобы опускаться до банального шантажа. Она просто поселилась в доме своих родителей, бросила научную деятельность, родила и всю себя посвятила ребёнку, отказавшись и от помощи нерадивого папаши, и вообще от любого мужского внимания. А потом ребёнок вырос и укатил в столицу, чтобы получить образование. Гены, знаешь ли, пальцем не размажешь.

Дима издаёт звук, больше похожий на рык.

-- Дядя Сеня, языкастый мудак!

-- Точно, дядя Сеня, -- подхватывает Андрей. -- Но финальную точку во всём этом вертепе поставила, как ни странно, твоя мама. Я оставил на лавочке возле её летней кухни бумажку со своим телефоном, и недавно она позвонила, хотя я, признаться, не надеялся на такой исход. Она всё-таки недаром пахала в аспирантуре, так что быстренько сложила два и два и получила отнюдь не четыре, а любовь к непутёвому сыночку в ней оказалась так же сильна, как и гордость.

Марина мелко дрожит, изо всех сил впившись пальцами в обивку сидения. От услышанных откровений становится так дурно, что стошнить её не может только по одной причине -- нечем.

Получается, Дима -- незаконнорожденный сын их с Андреем отца? Он -- их единокровный брат?

Сердце покрывается трещинами, а любовь осыпается цветными кусочками витражного стекла. Не было ни чувств, ни общего будущего -- ничего. Дима просто использовал её для мести отцу, а она охотно велась, укрываясь в его объятиях от безразличия родной семьи.

Ком распирает горло, но Марина не позволяет себе расплакаться. Кажется, если Андрей и Дима поймут, что она не спит, случится что-то страшное.

Хотя куда уж страшнее.

-- Уверен, Нина Степановна желает отцу не меньше радуг в небе, чем ты, но различие в твоих и её желаниях состоит в том, что она не хочет, чтобы ты при этом пострадал, -- продолжает Андрей. -- Скандалы -- вещь занятная, но взрывная волна цепляет, как правило, всех. И ты не стал бы исключением.

-- Пусть! -- Голос Димы срывается. -- Он всё равно должен заплатить за то, что сделал с мамой!

-- Да ради бога, -- хмыкает Андрей. -- Если обнародовать, что у уважаемого академика и семьянина есть незаконнорожденный ребёнок, о котором он не заботился ни единого дня в его жизни, на его репутации появится внушительное пятно. Я, конечно, не сомневаюсь, что папаша вывернется из любой передряги, но попытаться ты в любом случае можешь.

-- И тебе не жалко свою семью? -- иронично тянет Дима. -- Она ведь тоже распадётся.

-- Нисколько. Моё имя можно сколько угодно купать в грязи -- я даже не чихну, а маме давно пора устроить встряску, иначе она от этой сволочи не отцепится. Маринку только жалко, но, думаю, мы с этим справимся.

-- Вы омерзительны. -- Голос Димы становится таким тихим, что Марине приходится напрячь слух. -- Ненавижу всю вашу отвратную семейку.