Волны бьются о скалы(СИ)

По дороге, почти перед окном, мелькают люди. Лика не видит лиц, только спины. Худые и кряжистые, в одинаковых черно-серых куртках, и по грязному талому снегу шлепают одинаковые ботинки на тонкой подошве. К ним привыкли, других сюда не завозят. Лика хочет забраться на стол с ногами, но боится, слишком больно. Сидеть долго она не может, а лечь в кровать обратно - не хочет. Она ждет.

Больше всего на свете Лика любит восход солнца над островом. Синие тучи вверху уже подернулись желтым цветом, теперь уже красным, еще немного. Туч нет, остались серо-синие перистые облака на бледном сероватом высоком небе. Небо у них очень высокое и холодное, сказывается близость большой воды. Иногда, когда мама разрешает открыть окно, Лика может ощущать на своих щеках ветер. Соленый холодный промозглый ветер, который так нравится ее папе.

Солнце встает в пять минут шестого утра, довольно поздно, но это из-за вчерашних туч. Красный круг быстро поднимается из-под обрыва, из моря, которого не видно отсюда почти, встает за минуту, Лика точно знает, она засекала время таймером. Солнце поднимается над вкопанным над обрывом верстовым столбом. Папа рассказывал Лике про столб. Там несколько указателей. 4453 км до Хабаровска, 7895 км до Москвы. 9 км до края света. Это любимая байка Лики. Края Света с больших букв. Это мыс на другом конце Шикотана. Папа там часто бывает по работе, он говорит, что это большая - большая скала, врастающая прямо в море, высотой 40 метров. А внизу камни, об которые плещутся волны, и, если зажмуриться, можно ощутить на лице брызги, настолько силен прибой. Особенно, когда погода ветреная, то есть, почти всегда. Остров открыт всем ветрам, но особенно Лика любит восточный ветер, самый коварный и холодный, при котором легче всего простудиться. Но именно при нем лучше всего идет в невод сайра. Маленькая рыба, серебристо-серая, блестящая, узкая и жутко холодная - главное богатство острова. От сайры здесь зависит все.

Папа работает инженером на рыбокомбинате "Рыбный Остров". Из 1873 жителей 1786 человек заняты там, больше работать просто негде. Главное правило комбината - рыба. Комбинат стоит на другой стороне острова, занимает почти половину отведенного для людей пространства. Это большой красно-коричневое трехэтажное здание с кучей блоков и цехов, уходящих к самой воде. У комбината свой причал и своя флотилия баркасов. Сейнеры комбинату не принадлежат, наши вынуждены зимой закупать рыбу у пришлых рыбаков, для баркасов зимние воды опасны. А рыба стоит дорого, поэтому зимой комбинат простаивает, и жизнь в селе замирает. А это плохо, зимой папе резко сокращают зарплату, и на столе очень редко появляется столь любимая Ликой рыбная запеканка. Очень дорого обходится, и это навсегда, говорит мама и уходит в свою комнату. Навсегда - это очень-очень надолго. На всю жизнь, Лика точно знает.

Мысли Лики возвращаются к сайре. Она голодна, она постоянно голодна, как и папа, и мама. Вон солнцу, скрывающемуся за синими утренними облаками все равно, оно не чувствует голода.

Рабочих все больше. В сумерках Лика видит высокую фигуру отца с его вечной "студенческой" сумкой с ремнем через левое плечо. Всегда через левое. Папа собирается тихо -тихо, боится разбудить дочь, не зная, что она давно не спит. Боится разбудить маму, которой только к семи, выскальзывает из дома и, крадучись, бежит по снегу в свой производственно-технический отдел в корпусе ╧2 комбината. Лика волнуется за отца чисто по-хозяйски, как мама, ведь, если мама еще спит, значит, папа опять ничего не ел. А домой он приходит, когда Лика уже спит, чаще всего за полночь. Лика скучает по отцу, словно он в далекой командировке, они живут в одном доме, а видятся, в лучшем случае, раз в неделю, по выходным. Выходной на Острове - воскресенье, в субботу все работают. Все равно больше делать нечего.

С бухты доносится резкий гудок. Это "Верный", корабль береговой охраны. Неподалеку от комбината, в сопках, размещена военная застава пограничников. Они защищают нас от японцев, так говорит папа. Япония отсюда не видна, она на востоке, на другом краю моря. Океана. К ним иногда приезжают японские рыбаки, вечно с хмурыми неприветливыми лицами. А пограничники представляются Лике большими и сильными, как сторожевые овчарки на комбинате. У них несколько кораблей, три маленьких и один большой. "Ракета" - папа говорит, что это эсминец. Лика его видела один раз в окно, издалека. Но он закрыл собой полгоризонта, она тогда чуть не упала с кровати на пол, а это никак нельзя. Нельзя и все тут.

Еще гудок. Лика умеет в свои восемь с половиной лет различать корабли. Это "Алиста" - сейнер с Кунашира . Она была в ночном рейсе. Гудок протяжный и совсем близкий, значит, улов хороший. Сайру ловят только ночью, приманивают бортовыми прожекторами, желтым электрическим светом. Косяк подходит к борту и попадает в ловушку. Рыбу ищут на глаз, иногда проходят десятки миль и возвращаются ни с чем. Косяк видно лучше, чем одиночек. Потом "Алиста" зажигает с одного борта ярко-красные огни, их иногда видно с берега, особенно летом, когда рыба подходит к мелководью. Рыба буквально "закипает" в электрической ловушке, остается только затянуть невод и поднять его на борт лебедкой. И обрушить прямо на палубу, в трюм некогда, тонну осклизлой, сырой и скользкой рыбы. Лика не любит сырую рыбу, ей жалко смотреть на сотни трепещущих тел. Папа как-то водил ее на причал, туда, где разгружаются комбинатские баркасы. Отец сам не ловит рыбу, его задача - инспектировать производство, следить за машинами на комбинате, и составлять отчеты по каждому баркасу в летнюю навигацию. Каждая рыбина попадает в отчет, отца уволят, если он ошибется, он так сам говорит.

В животе у Лики бурчит, она хочет есть. Маму жалко будить, она не любит, что Лика просыпается так рано. Мама всегда торопится в школу, она учит соседских детей математике и литературе. Говорит, учителей не хватает, и приходится преподавать столь разные предметы. Математику мама знает, а литературу терпеть не может, считает ее скучной. Она часто просыпает, потом бегает по дому в поисках одежды. Готовит себе яичницу, а нужно еще и Лику кормить.

За окном совсем рассвело. Пятнадцать минут шестого. Лика слышит мамины шаги в кухне. Пол скрипит по всему дому, слышимость отличная. Ночью можно даже мышей услышать. Лика боится мышей, но кошки у них нет, Лике нельзя. А она так хочет себе маленького пушистого котенка. И чтоб обязательно белого с розовым носиком и голубыми глазами.

2.

Мама у Лики - Ксюша. Ксения Вадимовна Лебедева. Она не очень высокая, поэтому обожает каблуки. Папа из-за этого вечно ее подкалывает, мол, на каблуках по камням ходят только ведьмы. Мама краснеет, сразу вся целиком, а папа смеется. Он редко теперь смеется и редко называет маму ведьмой. В последний раз летом, когда они запускали воздушного змея на обрыве за домом. Тогда было реально здорово, змей взлетел высоко, папа его еле удерживал, тонкая бечевка разогрелась у него в пальцах и чуть не выскользнула. Мама стояла рядом и ветер растрепал ее волосы, длинные и пушистые, как мех у кроликов с фермы дяди Коли Щеглова. Это их сосед, до его дома полкилометра по лугу, ближе домов нет. Их не очень удобно строить на камнях и изорванном рельефе, говорит папа. Кстати, в тот раз он все-таки упустил змея. Мама подошла к нему, они разговорились, смеялись, короче, змей улетел. Лика долго смотрела в небо, задрав голову, пока у нее не заболела шея. Потом они нарвали каких-то полевых цветов, лютиков, васильков, ковыля. Лика помнит, как красиво колышется мягкий пушистый белый ковыль, когда его треплет ветер. И мамины волосы как тот ковыль, такие же мягкие. Сама Лика цветы не рвала, папа не разрешил. Ей нельзя много тревожить руки, кисти не перебинтованы, но все равно кожа ползет с них слоями.

Как это - ползет слоями? На острове есть змеи, динодоны, метровые, коричневые с черными пятнами. Раз папа принес домой кожу динодона - легкий прозрачный футляр, почти невесомый, на котором слабо отпечатался рисунок настоящей новой шкуры. Слезшая кожа мягкая и немного липкая, она шелушится и мнется, а когда засохнет, то легко ломается. Очень странно и противно держать в руках такой футляр от змеи. Вот и у Лики так же, как у того динодона. Интересно, когда змея сбрасывает кожу, она умирает? Наверно, нет. А она сама?