Шум бури (СИ)

Долго бы ещё говорили друзья, если бы Касбол не был уставшим. Это понимали все, и Ислам начал готовить ему тёплую постель. Касбол временами шевелился, вытягивая тело. Царай хотел уходить, но вдруг вспомнил про одно дело и вернулся обратно, чтобы сказать о нём, но опять повернулся и с двери проронил:

- Ладно, спокойной ночи. Хороших снов вам.

Он ушёл в свой шалаш. Открыв дверь, зашёл внутрь. Мишура, одетая, сидела на постели. Куцык спал глубоким сном. Увидев Царая, Мишура тут же спросила его:

- Что случилось? Что это были за выстрелы?

- Касбол, которого сослали в Сибирь, вернулся назад, а его собаки не пускали к кутану.

Мишура успокоилась, страх у неё прошёл, и она улеглась на постель рядом с сыном.

Царай повесил кремнёвку на стену и опустился на постель, снимая с себя одежду.

* * *

Касбол разделся, улёгся на постель, затем, вздохнув, произнёс:

- Давно я не лежал на такой безопасной постели.

- Здесь тоже не так безопасно, Касбол, - сказал Ислам. - Как слышно из сёл, где-то что-то происходит... У полиции такой вид, точно что-то произошло. Я думаю, что Чито со своими товарищами ей на хвост соли насыпал.

Услышав про Чито, Касбол не удержался и спросил?

- А где Чито?

- Чито сбежал из села и уже два года с товарищами орудует в соседних краях. Думаю, что он им что-то сделал...

Касбол задумался: если даже Чито посмел уйти в лес, то кто же ещё остался в селе, но Ислама об этом не спросил.

Ислам ещё продолжал говорить, но разговор никто не поддерживал, и он, замолчав, завернулся в тулуп. Будзи сразу уснул, и тут же раздался его храп.

Хотя Касбол в эту ночь лежал в хорошем и безопасном месте, но ему всё равно не спалось. Он вспоминал свою дорогу из Сибири, погрузившись в раздумья. Он то поворачивался на один бок, то на другой, то поправлял изголовье постели. Через щель двери шалаша ему была видна чёрная верхушка леса, и это добавляло много лишних дум. Он желал, чтобы скорее наступил день, и он умылся бы в роднике, побродил по дороге и много ещё чего. Множество желаний теснилось в груди Касбола в эту бессонную ночь, и когда он изрядно утомился, то сразу погрузился в глубокий сон.

Кутан вновь угомонился, луна стала играть со звёздами. Собаки спали у двери хлева, положив головы на свои усталые лапы. Тихо было в мире в этой лунной ночи посреди леса, в кутане. Не слышно ни звука, но изредка из леса доносился шелест листьев. Этого шума сердце не боялось, а укреплялось от того, что природа жива. Блестевший из-под пепла последний уголёк завернулся в тёплый тулуп из золы и тоже уснул.

Глава восемнадцатая

Овражное жило тихо, мирно, спокойно. Известия в село поступали с опозданием, и жители дивились им с утра до вечера и с вечера до утра. Так и проходили дни. Дзека опять наполнил свой магазин изумительными товарами и бойко ими торговал, по-прежнему ловко орудуя аршином. Убийство старосты и другие события не были забыты в селе, и о них каждый вечер говорили на ныхасе. Мирно, скучно, спокойно текли дни в Овражном. Но в один из дней люди совсем всполошились. Никто не знал что произошло, но каждый как понимал пришедшую весть, так её и толковал.

Дело было так. В одно утро глашатай заранее объявил, затем и колокольчик прозвенел о тревоге. Глашатай сообщил людям:

- У-о-о-о, послушайте! Сегодня утром в канцелярии состоится собрание. Кто не придёт, тот будет оштрафован на пять рублей. Пусть никто не говорит, что он не слышал!

Когда глашатай заканчивал своё объявление в одном месте, тогда он зажигал свою трубку и шёл с ленцой дальше. На все расспросы людей, он коротко отвечал:

- Ничего не знаю, на собрании вам всё скажут.

Люди торопливо шли во двор канцелярии и там собирались, ожидая старосту. Людей собралось довольно много, и староста вышел к ним из канцелярии. Встав на крыльце, он начал говорить. Писарь открыл дверь канцелярии и, слушая оттуда выступление, писал протокол. Староста поднял руку вверх, потом растворил рот и громко произнёс:

- Хорошие люди, пришло время войны!

Он вытер губы, посмотрел в бумагу и продолжил:

- Царь Германии хочет отнять нашу землю.

Люди слушали старосту и внимательно глядели ему в рот. С краю стояли двое мужчин и говорили друг другу:

- Пусть дерутся, что они нам мешают.

Но тут же стали снова прислушиваться к старосте. Тот продолжал:

- Царь призывает в армию, он надеется на своих людей и ждёт их. Кто призван, те записаны в эту бумагу, и писарь их объявит.

Писарь вытянул голову из окна и стал называть фамилии тех, кого призывали.

Чьё имя называл писарь, тот про себя улыбался.

- Ну, я не простой мужчина, раз царь меня зовёт, - говорил он, почёсывая шею. Когда староста закончил свою речь, а писарь объявил все имена и фамилии людей, тогда староста сказал:

- Кого назвал писарь, те пусть будут готовы к воскресенью.

После этого он отпустил людей по домам.

Люди смиренно разошлись. Каждый торопился домой, чтобы сообщить семье об этой вести. Кто как добирался до дома, тот прямо с ворот начинал говорить о новости, идя в дом.

Быдзеу тоже был на собрании и, дойдя до дома, крикнул громко с ворот:

- Жена, прощай, больше меня не увидишь!

Та с испуганным видом выглянула к нему и спросила:

- Мой огонь погас, что с нами произошло?

- Что, что? Царь меня к себе зовёт. Он будет воевать с Германией, и, чтобы люди на него смотрели, зовёт кое-кого из нашего села и среди них я тоже значусь. Слышала, жена! Снаряди меня в дорогу к воскресенью.

Жена испуганно глядела на Быдзеу, потом улыбнулась:

- Ну, если ты идёшь к царю, то почему я тебя не снаряжу.

Быдзеу радовался и говорил про себя: "Подождите теперь староста и стражники, если я на вас не натравлю царя... Тогда вы узнаете. Я про все их дела царю сообщу".

Улыбаясь, он крикнул в сторону жены:

- Эй, жена! Не забудь купить мне в магазине одну коробку папирос "Леформа", а то как я буду курить плохой табак возле царя.

- Хорошо, хорошо, отнесу четыре килограмма пшеницы и возьму тебе. Зачем нам ещё нужна пшеница, если царь тебе даст много денег, наверно. Тогда наша жизнь станет другой.

Быдзеу принялся приводить в порядок себя и свою одежду. До воскресенья оставалось немного, и если он не успеет подготовиться, то будет плохо: царь на него обидится. Вертелась веретеном и жена, снаряжая мужа в путь к самому царю.

Весь день эта весть ходила по селу от дома к дому. Старики, как только зашло солнце, стали собираться на ныхасе. Говорили о войне. Один старик, качаясь, вышел со своего двора и на ныхасе, ещё не присев, начал говорить:

- Наверно, как раньше уаиги боролись, так и цари будут бороться. Какая счастливая у нас молодёжь, кто на них будет смотреть. Присылайте нам оттуда весточки, да минуют вас болезни, а то, что мы услышим, а если к нам будут идти вести, то мы к вашему возвращению приготовим жертвенных животных. Впрочем, к чему вести, я и так знаю, что наш царь поборет царя Джермана. Разве можно победить русского царя? Он сильный!

- Так, так, правильно говоришь, но не забывай, что дело не только в одной силе, - сказал старику священник Овражного.

- Да, и я тоже так говорю, ты меня, священник, хорошо не понял. Каждый знает, если бог не захочет, то ни один из них не осилит другого. Разве я это не знаю.

- Замолчи, пожалуйста, Беппа, что за разговоры ты ведёшь. Пока ещё неизвестно, кто кого поборет, - сказал со злостью другой старик первому. Затем, успокоившись немного, продолжил:

- Может быть это наш царь чем-то разозлил царя Джермана, и у них возникла ссора, тогда что будет, Беппа, ты об этом не думаешь.

- Об этом я ничего не знаю, - ответил Беппа, - но однажды я слышал от своего кабардинского приятеля, как наш царь поссорился с царём Японии.

- Как, будь добр, расскажи, - попросил тот же старик.

- Как, вот так: не приведи господь, иначе пропадём. Оба царя призвали людей, дали им оружие и те стали убивать друг друга.