Графоман (СИ)

Его удивляло, как это соседи управляются с огородом, имея кроме всего прочего еще и корову, и несколько свиней, и кур, и гусей, и прочую живность, которая визжала, хрюкала, мычала, гоготала и кудахтала, требуя есть, есть, есть и есть, но кроме еды, нужно было еще и убирать продукты их жизнедеятельности. Василию Петровичу, непривычному к сельскохозяйственному труду, и огорода хватало с головой. Когда же он добирался, наконец, до компьютера и пытался взяться за роман, то засыпал прямо за клавиатурой, так и не написав ни строки.

Василия Петровича одолевало отчаяние, он не раз пожалел о том безрассудном поступке, когда продал квартиру в городе и купил этот проклятый дом, хотелось бросить все и бежать обратно в город, но бежать было некуда, все пути к отступлению были отрезаны, мосты сожжены, и оставалось только одно: несмотря ни на что дописать роман. Постепенно втянувшись в непривычную для него работу, он начал все-таки находить время и для романа, медленно, понемногу, работа продвигалась. Днем, обливаясь потом, Василий Петрович просапывал, поливал, рыхлил землю, подвязывал кусты помидор, а вечером, когда все работы были закончены, там, в тиши его небольшой комнатушки, снова шумел ветер в парусах кораблей, рыцари осаждали крепость, и толпа на площади перед дворцом Понтия Пилата яростно кричала: "Распни его, распни!".

С соседями Василий Петрович не общался, лишь иногда Коля заходил в гости поболтать о жизни и выпить соточку. Местные считали его чужаком, а чужаков в поселке не любили. Здесь все знали друг друга, начиная от прапрадедов и заканчивая внуками и правнуками, все здесь были свои, были конечно и такие, которые из поселка уезжали, но таких, которые бы приезжали, не было. Исключения, конечно, были - учителя и врачи, приехавшие в незапамятные времена по назначению, но они давно уже сжились с местными, стали своими. На Василия Петровича смотрели косо, с ним здоровались, но в разговор не вступали, да он и сам не слишком горел желанием знакомиться с местными людьми. Жил он, как Робинзон Крузо на необитаемом острове, и вместо Пятницы у него был кот.

Иногда Василию Петровичу удавалось выбраться в город, он часами бродил по знакомым улицам, общался с друзьями, знакомыми, но со временем общение это становилось все более и более редким, он впадал в депрессию и не хотел видеть никого. А когда возвращался в поселок, безысходная тоска охватывала его, Василия Петровича раздражало все: и эта унылая степь, и узкие улочки поселка, утопающие в грязи и пыли, и привычка местных покупателей подолгу болтать с продавщицей, обсуждая последние поселковые новости, и сам местный говор, тяжелый, низкий, словно исходящий из медной трубы. Василий Петрович запирался дома, подолгу лежал на диване, не имея желания пошевелиться, он никак не мог сделать усилие, чтобы подняться, пойти поужинать, хотя и ощущал желание есть, но встать, пройти на кухню, разогреть еду было для него чем-то, требующим неимоверных усилий воли, и он продолжал лежать, наблюдая как медленно угасает день, как сумерки наполняют комнату, и неясные, смутные тени бродят по потолку. Иногда его выводил из этого состояния кот, настойчиво требуя кормежки, и тогда он вставал, насыпал коту в миску еду и снова ложился. И чем чаще он ездил в город, чем больше времени проводил там, тем на более длительный период затягивалась депрессия.

Но чем дольше он предавался унынию, больше накапливалось работы по дому, по огороду, и он, заставляя себя делать то, что было необходимо, постепенно обретал волю к жизни и по вечерам, после окончания всех работ, снова возвращался к роману.

Василий Петрович сетовал на наше время, понимая, что, с одной стороны, развитие информационных технологий предоставляет творческим людям значительные возможности, а с другой стороны, размещение своего творения на широко известных литературных сайтах, количество писателей на которых превышает число читателей, никак не гарантирует признание творческой личности в качестве писателя. Он сожалел о том, что не предпринимал никаких попыток опубликовать свои работы в старое доброе советское время, хотя... Помните советское время? Я имею ввиду литературу этого времени?

Хорошую книгу купить было не так-то просто, но непременно, покупая классику, мы вынуждены были приобретать "в нагрузку" малотиражные издания неизвестных нам писателей, книги которых никто добровольно не покупал, хотя среди них, чего греха таить, были и весьма талантливые авторы. Но, как правило, книги, приобретенные "в нагрузку", никто не читал, их сдавали в макулатуру, чтобы получить талон на покупку книг известных авторов с мировым именем. Но книги эти продавались, хотя и с помощью определенных уловок торгующих организаций, авторы получали гонорары и с полным правом носили гордое имя писателя, как и значок члена соответствующего Союза на лацкане пиджака. На первой странице книги, где размещается краткая аннотация, обычно говорилось: "книга предназначена для широкого круга читателей". Что это значит? - спросите Вы, отвечу - значит это то, что писатель понятия не имел для чего писал и кому предназначал он свое творение.

Предвижу Ваш вопрос, дорогой читатель: а Вы, уважаемый (или не уважаемый) сочинитель, для кого все это пишите? Как Вы определите свой круг читателей? Отвечу Вам просто, без ложной скромности, хотя автор данного сочинения и живет в сельской местности, но в отличии от своего героя, квартиру в городе не продавал, а выехал в село исходя из совершенно иных соображений, и, следовательно, денег для публикации данного сочинения в бумажном варианте и его "продвижения на рынок" не имеет. А если у него и появятся некоторые сбережения (что весьма сомнительно), то употребит он их на более надежное предприятие, а это значит, что в бумажном виде это сочинение никогда издано не будет. Так что же ждет его, если автор когда-либо завершит свое творение? Возможно, история Василия Петровича Гаврилова попадет на сетевые ресурсы, и, может быть, его соизволит прочесть еще кто-либо, кроме самого сочинителя, но, скорее всего, автор так и останется единственным читателем своего сочинения.

Скажете, сочинитель просто набивает себе цену? Ничуть не бывало, автор уже имеет некоторый опыт издания своих книг. Две книги были изданы в одном немецком издательстве, которое не только не требовало денег, но и пообещало гонорар в виде определенного процента от продажи книг. Книги этого издательства реализуются через интернет-магазин и печатаются только тогда, когда поступит заказ от читателя, книгам присвоен, как и положено, номер ISBN, автор каждый год получает отчет о продаже книг и сумме положенного гонорара, но, хотя прошло уже несколько лет, ни один экземпляр книги не продан, так что автор остается единственным читателем своего сочинения, несмотря на то, что оно считается опубликованным. Думаю, если бы опубликовано оно было бы в бумажном варианте сразу, не дожидаясь заказа, то количество читателей не увеличилось бы. Надеюсь, Вы догадались, что написал бы автор этого сочинения в тексте краткой аннотации - "книга предназначена для...", думаю Вам все ясно.

Итак, дорогой читатель (Вы поняли, к кому я обращаюсь), герой нашего сочинения, Василий Петрович Гаврилов, в отличии от автора, еще питает некоторые иллюзии относительно признания своего таланта и надеется, что титул писателя будет когда-нибудь ему присвоен, если не в виде членского билета Союза писателей, то в виде надписи на могильной плите. Когда-то (если откроете литературу, то даже вспомните когда), известный классик назвал своего героя, Григория Александровича (фамилию этого героя Вы, надеюсь, помните), Героем нашего времени. Уподобляясь классику, сочинитель мог бы назвать своего героя Героем современной сетевой литературы и малотиражных изданий в количестве ста экземпляров. Почему ста? - спросите Вы. Да потому, что большее количество макулатуры автору просто негде хранить, а меньшее Вам ни одна типография не напечатает. Так можно было бы и обозвать свое сочинение, но имя подобное слишком длинно и неудобочитаемо, потому сочинитель нашел для него более емкое и короткое название.