Графоман (СИ)

Аплллинарий Кузюкин отметил, что сюжет рассказа Василия Петровича не нов. А знаете ли Вы, позволю себе спросить, какие-либо новые сюжеты? О новизне сюжетов спорили еще несколько тысяч лет назад, называли от четырех до семи сюжетов, а известный драматург Жорж Польти около ста лет назад назвал 36 различных сюжетов мировой литературы. Все дело в том, что выдумать сюжет невозможно, все сюжеты вытекают из сплетения человеческих взаимоотношений, а поскольку природа человечества не меняется, но и в нынешнем веке мы сталкиваемся с теми же проблемами, с которыми люди сталкивались и сто, и двести, и тысячи лет назад.

Да, сюжет, положенный в основу рассказа, не нов, девушка, попавшая в плен к разбойникам, влюбляется в молодого пирата, ну и он, соответственно, влюбляется в нее. (В списке, предложенным Жоржем Польти, этот сюжет значится под номером 26). Но заканчивается рассказ совершенно не так, как принято заканчивать рассказы, построенные по подобным сюжетам, счастливого конца нет, да его и быть не может, если рассмотреть реально возможное развитие событий. В рассказе Василия Петровича события разворачивались следующим образом.

Послушайте, а зачем я Вам это все рассказываю? Может Вам все это не интересно, а я просто морочу Вам голову? Да, я вообще морочу Вам голову, и этим Понтополем, и Понт-Эвксинским Союзом писателей, и великим русским литератором Федором Скамейкиным, и Вы прекрасно знаете, что в реальности всего этого нет. Нет? Это в той, в Вашей реальности этого всего нет, а в этой, которую мы с Вами тут сочиняем, все это действительно существует. И раз уж мы говорим о Василии Петровиче, и история его Вас заинтересовала, то нужно же Вам знать, в конце концов, о чем он пишет и как он пишет, может быть, все это глупости, не заслуживающие Вашего внимания. Может быть это и глупости, но сочинитель так не считает, иначе не было бы никакого смысла сочинять всю это историю, да и, поскольку круг читателей был определен ранее, то с этим читателем мы можем говорить откровенно.

Так вот, в рассказе Василия Петровича молодой пират спасает девушку от притязаний своего капитана, спасает на основе своих пиратских законов, в результате между девушкой и пиратом возникают взаимные симпатии. Но ведь Вы сами прекрасно понимаете, что ничего хорошего из этого получиться не может, вот и Василий Петрович это понимал, и окончание рассказа у него вышло таким. Королевская эскадра потопила пиратский корабль и освободила оставшихся в живых пленников, но молодого пирата, несмотря на просьбу девушки, повесили вместе с остальными. И все были правы, и адмирал, приказавший повесить пирата, и девушка, умолявшая адмирала сохранить жизнь своему спасителю, и жених девушки, что не смог защитить ее от пиратов, да и сам молодой пират, вступившийся за нее, был прав, но это не спасло его от петли. Адмирал выполнял свой долг и не мог нарушить приказ о казни разбойников на месте без суда и следствия, если к тому есть серьезные основания. Да и что бы он мог сделать? Отпустить пирата он никакого права не имел, доставить его в Англию для суда? Но суд не вынес бы оправдательный приговор, поскольку свидетель, жених девушки, настаивал на казни. Он тоже был по-своему прав, он не мог вступить в схватку с пиратами, когда капитан тащил девушку за косы в свою каюту, считаться с ним никто бы не стал, с ним даже не стали бы драться, ведь он не был соперником - он был добычей. Просить адмирала о помиловании для него тоже смысла не имело, его невеста и этот пират из разных слоев общества, у них нет и не может быть ничего общего.

Вот такая получилась история, если она Вас заинтересовала, можете найти рассказ Василия Петровича, "Пират", в интернете. Но пора возвратиться к нашему повествованию, ведь не для того же мы сочиняем с Вами эту историю, чтобы рассказывать о том, что Василий Петрович написал, прочесть его сочинения Вы можете и без моей помощи.

Конкурс завершился, монотонный гул, состоящий из шарканья стульев, шелеста платьев, коротких, брошенных невзначай фраз, обмена мнениями и тихого топота, вместе с толпой вылился из помещения на улицу и постепенно затих. Люди, разбиваясь на мелкие группы и поодиночке, расходились, и Василий Петрович вдруг обнаружил, что остался один, никто не предложил ему продолжить обсуждение всего услышанного и увиденного где-нибудь в другом месте, никто не набивался в попутчики, да и он никому не навязывался.

Жаркий знойный день, насыщенный событиями, заканчивался, солнце еще высоко висело над горизонтом, но лучи его уже не обжигали, как в полдень, и лишь раскаленные камни мостовых, стены и крыши домов, размягченный, плавящийся асфальт, израненный острыми каблучками дамских туфелек - все это еще дышало тяжелым полуденным зноем. Идти на Парусный спуск к Ромашкину, выслушивать вновь его истории, выученные наизусть, не хотелось, и Василий Петрович решил просто прогуляться по городу, но какая-то тревожная мысль не давала ему покоя, и он никак не мог понять, что тревожит его.

Он посмотрел на небо - ни облачка, дождя, обещанного популярным метеосайтом, не предвиделось, мысли возвращались к огороду, картошку-то он полил, но все остальное: помидоры, огурцы, кабачки - все ждали обещанного дождя. Нужно было срочно возвращаться в поселок, чтобы напоить влагой изнывающие от зноя растения, и это уже было продиктовано не мыслью "что подумают соседи", мысль эта заставляла его выполнять работы, к которым душа не лежала, но это было что-то новое, возникало чувство ответственности за то, что выращивал он на своем огороде.

Еще одна мысль пришла к нему, он вдруг понял, что перестал быть своим для тех, кого еще не так давно считал товарищами, поэты и писатели Понтополя еще не стали ему чужими, но и своими уже не были. В то же время люди, с которыми он жил по соседству в далеком поселке, своими для него никогда не станут, да он и не стремился к этому. Василий Петрович почувствовал одиночество, ему не с кем было поделиться своими мыслями, надеждами и стремлениями, переживаниями, сомнениями, радостями и печалями. Он понял, нужно возвращаться, город, который он так любил, который снился ему ночами, становился чужим, он, этот город, жил своими заботами, своими бедами, печалями и радостями, далекими от тех забот, что мучили Василия Петровича.

Бродить по городу он не стал, сел в автобус и поехал на Парусный спуск к рыбной гавани, туда, где стоял покосившийся, подпертый четырьмя бревнами дом, дом, где ждал его старый школьный друг Володя Ромашкин.

-- Возвращение

Василий Петрович никак не мог уснуть, он ждал, когда наконец наступит утро, и чуть только рассвело, собрался, выпил чашечку кофе, попрощался с Ромашкиным и уехал. Город спал, погруженный в утреннюю полудрему, люди, в большинстве своем, нежились в постелях, иные умывались, пили кофе, они еще не успели выйти из своих домов, чтобы ринуться в маршрутки, автобусы, троллейбусы и трамваи, запустить моторы авто и влиться в потоки машин вечно куда-то спешащих, обгоняющих друг друга. Пробок не было, дороги были пусты, и Василий Петрович быстро выехал из города. Он торопился, ехал без остановок, и, несмотря на разбитую ухабистую дорогу, подъехал к своему дому еще до полудня.

В Понтополь Василий Петрович ездил все реже и реже, он еще следил за литературной жизнью в интернете, ему еще по привычке продолжали посылать приглашения на различные литературные мероприятия, но со временем, приглашения эти становились все более редкими, он не напоминал о себе, и его забывали. Он еще попытался отослать свои стихи на какой-то литературный конкурс, но ответа не получил, стихи его на конкурс не приняли. Василий Петрович продолжал работать над романом, медленно, но упорно продвигаясь к финалу, некоторые главы он переписывал заново, сюжет приобретал новые повороты, неясные несколько туманные контуры задуманного, обретали вполне определенные черты.

Василий Петрович дописал роман, он перечитывал его снова и снова, правил и опять перечитывал, опять правил, читал вслух, он стремился к тому, чтобы текст звучал, как мелодия, и если в эту мелодию вкрадывался диссонанс, он переделывал предложения. Наконец решил, что работа закончена. Но когда он пересмотрел сайты издательств, что предлагали свои услуги по изданию и реализации книг, то пришел в ужас - цены поднялись на столько, что денег, оставшихся у него от продажи квартиры, после покупки и ремонта дома, не хватало даже на то, чтобы опубликовать хотя бы одну главу. Василий Петрович понял, что сам себя загнал в ситуацию, выхода из которой просто не могло быть. "Все не так плохо, как кажется, - подумал он, - все гораздо хуже".