Графоман (СИ)

Короче, Василий Петрович не стал своим в среде современной творческой интеллигенции, как, впрочем, не был он в свое время своим и в среде тех писателей, что пели гимны партии и правительству, хотя в числе тех, кто их пел, были и такие, что после стали считаться непримиримыми борцами с коммунистическим режимом. Не став своим, Василий Петрович никак не мог рассчитывать на то, что его работами всерьез заинтересуется какое-либо издательство.

Что-то слишком отвлеклись мы с Вами, дорогой читатель, от нашего повествования и совершенно забыли о нашем герое, что он делает, Василий Петрович? Где он? Уже полдень, солнце палит неимоверно, нет даже ветра, который мог бы хоть немного развеять полуденный зной, тишина, лишь только мухи звенят над кучей перегноя, который наш несчастный агроном собирался вывезти на грядки, но так и успел. Но где же он сам? Чем занимается? В это время лучше укрыться где-нибудь в тени от палящих солнечных лучей, но в доме его нет. Компьютер выключен, постель не разобрана, да и во дворе, под тенью ореха его не видно.

Ах, да вот же он! На огороде, картошку окучивает. Ну, Василий Петрович, Вы даете! Кто же в такую жару на огороде работает? Совсем Вы не бережете себя, дорогой мой, откуда в Вас этот энтузиазм проснулся? Да, не в энтузиазме дело, а дело в том, что Василий Петрович, по причине своей природной лености к сельскохозяйственным работам, вовремя не сделал то, что сделать нужно было еще недели две назад, окучить картофель, подготовить канавки для полива и с помощью насоса залить эти канавки водой. Василий Петрович знал, что в этих чертовых степях без полива ничего расти не будет, но все откладывал, пока не пришел сосед Коля. Тот посмотрел на картошку и, печально покачав головой, мрачно произнес:

- Ну все, Васыль, пропала твоя картошка, шош ты не полил ее? Глядь, уж и листья скручиваются, желтеют, если завтра не польешь, то все, сгорит картошка твоя.

- Да, вроде, дождь обещали, - попытался отговориться Василий Петрович.

- Какой дождь? Тут вокруг села тучи ходят, а ни одной капли не упадет, дождь у нас идет тогда, когда он не нужен, когда картошку копать надо будет, тогда и дождь пойдет, и прогнозам этим в интернете не верь, врут всё.

Василий Петрович понял, что пропадут все его труды, и в тот же день начал нагребать землю на корни кустов картофеля и делать борозды для полива. Солнце уже стояло в зените, неимоверно пекло, и он, тихо матерясь и охая от боли в спине, периодически осматривая свои покрывшиеся водянистыми мозолями руки, неистово работал сапой, готовя грядки под полив. Сделано не было еще и половины, когда его праведный труд прервал сосед Коля. Он хотел предложить Василию Петровичу выпить по рюмочке, но, почти наверняка зная, что тот от предложения может отказаться, зашел издалека.

- Вот ты, Васыль, человек образованный, ученый, экономист, скажи, как думаешь, а окупит ли себя то, что мы с тобой делаем? Нынче и электричество подорожало, да и на насос ты не мало денег выкинул, опять же шланги, да и работа сама тоже. Не лучше ли на базаре картошку купить?

- Ой, Мыкола, - Василий Петрович выучился произносить имя соседа на местном наречии, - какой я экономист? Экономистом я никогда не был, программистом работал. Затраты не считал, но, думаю, на те деньги, что вложил я в этот огород, можно полтонны картошки купить, но сам же говорил: "сажать, сажать надо", а теперь?

- Ну... - Мыкола развел руками, - а может выпить нам по соточке? У меня первачок по особому рецепту, и сальце есть, доброе, с прожилками, и огурчики.

Василий Петрович, возможно, и согласился бы, но он прекрасно понимал, что если он с огорода уйдет, то сегодня уже сюда возвратиться не сможет, а завтра продолжить начатое не даст радикулит и лопнувшие волдыри мозолей на руках, работа не будет закончена и полив снова отложится на неопределенное время, картошка сгорит.

- Не, Мыкола, пока не закончу, никаких соточек, и не соблазняй.

- Ну, как знаешь, а то приходи, я там, в хате буду.

Сосед ушел и Василий Петрович снова принялся за работу, которую осложняло еще и то обстоятельство, что рядки у него получились не ровными и прямыми, как у соседа, они извивались змеей, а некоторые кусты, как нерадивые солдаты, вырвавшись из строя, одиноко торчали там, где должна была проходить канавка для полива. Нет, не подумайте, что к посадке картошки Василий Петрович подошел слишком легкомысленно, нет, он аккуратно разметил рядки, натянув веревочки, но как ни старался он, ровных рядков все равно не получилось.

Солнце уже коснулось крыши Колиного дома, готовясь упасть за горизонт, когда Василий Петрович, закончив работу, медленно поплелся во двор, он умылся водой из бочки, что стояла посреди двора, вода в ней прогрелась за день, выплескав почти всю воду, он включил насос, что подавал воду из колодца, вновь наполнил бочку, затем вполз в хату и, упав на диван без сил, тут же заснул.

Проснулся Василий Петрович среди ночи, включил компьютер, чтобы посмотреть новости, и вдруг увидел на сайте Понт-Эвксинского Союза писателей сообщение, что через несколько дней состоится конкурс, посвященный великому русскому писателю Федору Скамейкину, рассказ Василия Петровича, который он отослал на конкурс два месяца назад был принят, но в десятку отобранных для финального тура не попал. Василий Петрович до утра уже не смог уснуть, мучаясь мыслью, стоит ли ему ехать на конкурс или нет? С одной стороны, может и стоит, приглашение-то он получил, но поскольку рассказ его в финал не прошел, то какой смысл ехать? Но, подумав, он все же решил поехать, интересно услышать работы тех, кто получит призовые места, да и вообще, если уж появился официальный повод отлынить от сельскохозяйственных работ (картошку, конечно, нужно будет полить, это не обсуждается), то почему бы им не воспользоваться?

-- Литературный конкурс

Перед тем, как покинуть свою сельскую обитель, Василий Петрович созвонился с Ромашкиным на предмет возможности остановиться у него на пару дней. Ромашкин не возражал, он был даже рад новой встрече со старым другом, тем более, что Василий Петрович оказался идеальным собеседником: он слушал Ромашкина не перебивая, что являлось большой редкостью среди тех, кто знал Володю достаточно хорошо. Выполнив лишь самые необходимые работы (поскольку выполнить все работы в принципе невозможно), купив килограмм сухого корма для кота и поручив его соседу, Василий Петрович уехал в Понтополь.

Приехал он в город к вечеру, и терпеливо выслушав рассказы Ромашкина, хотя многие из них он успел выучить наизусть, Василий Петрович уснул на уже знакомом ему старом кожаном диване, а наутро отправился в литературный дом Кирилла и Мефодия на конкурс. Встретив своих друзей, писателей и поэтов Понтополя, он выслушал от них комплименты, которые сводились к тому, что ему, Василию Петровичу, работа на свежем воздухе пошла на пользу, и выглядит он превосходно, некоторые убеждали, что завидуют человеку, решившему сменить закопченный и пропахший бензиновым перегаром город на здоровый деревенский климат, хотя сами поменять свой привычный образ жизни не торопились. Василий Петрович не стал никого разубеждать в их искренних заблуждениях, хотя ему самому запах автомобильных выхлопов казался более предпочтителен тем запахам, что распространялись над селом, когда соседи вычищали помещения, где содержались свиньи, коровы, козы и прочая живность.

После того, как участники конкурса и гости, наговорившись, расселись по местам, Вероника Зубова, известная в городе поэтесса, член Понт-Эвксинского Союза писателей, объявила об открытии финала конкурса, посвященного великому русскому литератору, удостоившему своим вниманием наш город, Федору Ивановичу Скамейкину. Слово было предоставлено столичному писателю, члену какого-то Союза, председателю жюри, Аполлинарию Семеновичу Кузюкину, человеку лет тридцати или тридцати пяти, а может даже и сорока, среднего роста с аккуратными черными усиками на слегка полноватом лице. Остатки былой шевелюры на полысевшей голове были тщательно зализаны назад так, чтобы по возможности максимально прикрыть плешь на затылке.