Тэза с нашего двора

— А вы не замечаете сходства между Россией и Израилем: одинаковое разгильдяйство и одинаковая надежда на «авось». И они, и мы мобилизуемся только тогда, когда наступает опасность. Но у России есть время, её выручают расстояния, а Израиль… На что он рассчитывает?

— На Бога, — убеждённо ответил Борис. — И, как видишь, он каждый раз спасает эту страну в самые тяжкие годины.

— Ты веришь в Бога?

— В России предполагал, что он есть, а здесь поверил.

— Нет, мы пойдём другим путём! — Лёва вытянул руку вперёд, повторяя известный Ленинский жест. И видя удивление присутствующих, пояснил. — Я решил заняться политикой — создам новую партию, партию Лысых, которая наведёт порядок. А почему нет? В Израиле есть партия пенсионеров, в России — партия автолюбителей, партия любителей пива… А почему не может быть Партия Лысых? Нас ведь много, и с каждым годом наши ряды растут. Это будет самая крупная партия, ведь половина населения страны или уже лысые, или ещё лысеющие — это наше пополнение!.. Время — великий парикмахер, оно работает на нас.

— Я буду голосовать против, — заявила Алиса, — мне в вашей партии стричь будет некого.

— Создай партию Босяков, — съехидничала Маня, — это у тебя лучше получиться.

Машина с солдатами мчалась по дороге. Остановилась на заправочной станции. Новобранцы, среди них Дани, выбежали купить воду, мороженое. Шум, смех, выкрики.

К ним подошла пожилая пара, муж и жена. В руках у женщины — лоток с сигаретами:

— Берите, дети, берите…

Стоящий рядом Дани, улыбнулся.

— Спасибо, мать — я курю только «Мальборо».

Мужчина забрал у жены лоток и сам протянул его солдатам.

— Это нашего Давида сигареты, он их любил. Его убили в Ливане, в прошлом месяце. Мы для него собирали.

В наступившей тишине все по очереди подходят и берут сигареты.

Их везли за Беэр-Шеву. Курс молодого бойца заканчивался. Завтра предстояло последнее, самое тяжёлое испытание: кросс по пустыне, в полной амуниции. Кто добежит, получает красный берет и вожделенное звание десантника.

Весь месяц родителям звонить было нельзя, приказали всем сдать мобильные телефоны — сегодня разрешили.

— Мама, не волнуйся, я — в порядке, — кричал Дани. В ответ услышал голос Алисы:

— Ты наплевал на мой запрет, на мои просьбы… Ты подделал мою подпись.

— Но мне очень важно отслужить именно здесь, пойми меня!

— Я понимаю. Понимаю, что ты поступил безжалостно и подло! Я сообщу твоему командиру, и тебя выгонят с позором!.. Я завтра же!.. Я сегодня!.. Я сейчас…

Дани выключил мобильник и разговор прервался.

А Лёва был одержим новой идеей: создать «Партию Лысых». Он развил бурную деятельность, нашёл единомышленников, они избрали организационный комитет, который провёл Всеизраильскую перепись всех имеющихся у населения лысин, плешей и залысин, и вербовал всех, кого покинули волосы. Членские билеты отменили, потому что всех членов партии можно будет определять по лысине. Среди бывшеволосых было много преуспевающих и богатых предпринимателей, банкиров, владельцев крупных предприятий, поэтому у будущей партии появился солидный фонд для проведения предвыборной компании. Во всех газетах появилась реклама: «Лысина даётся человеку один раз, и носить её надо так, чтоб не было мучительно больно за бесцельно выращенные волосы!». Лёва вёл переписку с Российскими и Американскими лысыми бизнесменами, обещая лоббировать их интересы в Израиле, и те активно поддерживали будущую правящую партию. О том, что она будет правящей, Лёва даже не сомневался и уже распределял портфели среди членов оргкомитета. Должность премьер-министра он оставил себе. Незнание иврита его не пугало: он планировал назначить вице-премьером какого-нибудь хорошего переводчика. Одним из первых законов, которое примет будущее правительство, будет закон о запрете изготовления любых средств от облысения. И уже был подготовлен гимн партии Лысых, который назывался «Вихры враждебные».

Взвод бежит по пустыне. По лицам новобранцев катится пот, они тяжело дышат, но бегут, бегут — впереди заветные красные береты. За ними едет автобус, в котором напитки и медики с лекарствами. Вместе с новобранцами бежит сержант. Он догоняет Дани, пристраивается и на ходу уговаривает:

— Если тебе трудно, сойди с дистанции. Ничего страшного, есть другие части, не менее уважаемые, но там полегче. — Дани отрицательно мотает головой. Сержант продолжает. — До финиша ещё далеко, а здесь в автобусе — вода со льдом, кола, пепси, чай с лимоном. — Облизывая пересохшие губы, Дани снова мотает головой и бежит дальше. Сержант не отстаёт. — Ещё целых пять километров… Там пески и овраги — ты не добежишь, ты уже на последнем издыхании…

— Отстань! — с хриплой ненавистью бросает ему Дани.

Сержант останавливается, пряча довольную улыбку, и пристраивается к следующему бегуну.

Отстал сержант-искуситель. Уже ушло второе дыхание, пришло третье. Как он бежит — ему самому не понятно. Остался последний километр. Сквозь пелену пота, застилающего глаза, он видит, как к рядом бегущему солдату присоединяется его старший брат, ещё к одному солдату — отец, к следующему — друг, уже отслуживший. (Это разрешено армейским командованием для поддержки физических и моральных сил новобранцев). Дани с грустной завистью видит, как рядом с каждым из ребят бежит кто-то из родных, друзей, близких, заряжая их дополнительной энергией. И вдруг… Он не верит своим глазам: по пересохшей земле птицей летит женщина, спотыкаясь на каблуках, и Дани узнаёт Алису. Подбежав к нему, она находу сдирает туфли, отбрасывает их в сторону и, пристроившись рядом, бежит вместе с сыном. Ей это нелегко: термометр показывает сорок градусов, паспорт показывает — сорок лет, но она бежит, бежит, улыбаясь счастливой улыбкой, и Дани с ужасом вдруг чувствует, что в глазах у него набухают слёзы, но, слава Богу, этого никто не заметит, потому что их тут же смывает потом.

В день рождения Алика, который праздновали на той же веранде, Жора не мог прийти он хрипел и кашлял. Последние годы это с ним случалось довольно часто.

— У меня склонность к простудам, — объяснял он.

Маня не преминула отреагировать:

— Раньше у тебя была склонность к гонореям.

Через несколько дней, выздоровев. Жора пришёл поздравить Алика. Алисы, не было, она должна была скоро вернуться. В ожидании жены, Алик увлёк Жору в гостиную, открыл бар и спросил:

— Водку выпьешь?

— Нет.

— А водку?

— Да.

Алик наполнил две рюмки.

— Раньше мы работали, как рабы, но напивались, как свободные люди. А сейчас мы свободные люди, давай напьёмся, как рабы!

— Чего это вдруг?

— Расстроился я. Вдруг обнаружил, что мне уже сорок пять, а мой автобус всё ещё никуда не доехал.

Жора удивлённо посмотрел на него.

— О чём ты?

— Давай сперва выпьем.

Они чокнулись.

— За тебя, пацан!

— Увы, уже не пацан, — возразил Алик. — К сожалению, я стал мудреть и понял: жизнь — это езда в автобусе: сперва стоишь на ступеньках, потом втискиваешься во внутрь, дожидаешься свободного места, садишься, иногда даже у окна… А когда освоился и устроился, надо уже выходить. И следующий повторяет весь этот цикл. А автобус всё едет и едет, а мы всё входим и выходим, входим и выходим…

— Есть существенное различие: в автобусе человек знает, когда выходить, а в жизни, нет. Представляешь, как бы люди жили, если бы знали время и место своего ухода. Не приведи Господь!.. Я этого не хочу!

Алик вынул из бара другую бутылку.

— А виски хочешь?

— Нет.

— А виски?

— Да.

Алик наполнил рюмки.

— Я меняю программу: давай напьёмся, как сапожники или даже как Народные артисты.

— Ты всё ещё грустишь из-за возраста?

— Грущу. Но теперь по другому поводу: сегодня встретил свою родственницу — тяжело ей: приехала одна, с ребёнком, без мужа. Пособия не хватает. А её ещё проверяют на «одиночество».