Розовый слон

Годится!

— Хозяйка, не продадите ли вы мне вот это?

— Что вы, да этот фартук больше не годится, износится до дыр.

— Жена дома починит. Ей очень нравятся такие вышивки. Сколько вы за него хотите?

Чудной волосатый, волосы аж дыбом поднялись… А с другой стороны, как бы не продешевить.

— Два рубля… селедка тоже стоит теперь рубль шестьдесят, — пожаловалась старуха.

Бертул продаст за пятерочку как модный гобелен к модной кухонной стенке. Алнис накинул еще двадцать копеек. Этим он успокоил свою совесть, которая начинала тихо всхлипывать из-за уворованных конских колокольчиков.

Старуха напялила повешенные на шее очки и пересчитала деньги.

— Здесь с излишком! — удивлялась она.

— Ничего, мы квиты. — Алнис ответил как в ресторане, когда официант долго и упорно ищет копейки для сдачи.

— Тогда я вам… дам намоченную крупу, цыплят покормить.

Алнис перед хлевом в особой загородке покормил цыплят. Укладывая их обратно в корзину, он заметил за углом вросшую в крапиву рессорную коляску. Хотя и пересохшая и растрескавшаяся, но в ступицах колес еще держались спицы, а из обшитого кожей сиденья пробивалась только одна ржавая пружина. Шикарнейшая вещь! К сожалению, в рюкзак ее не упрячешь. Прощаясь, Алнис пообещал:

— Через неделю все крысы убегут в лес и подохнут!

Есть хотелось не только цыпляткам, семьдесят пять килограммов Алниса тоже требовали новых калорий. Откусывая от буханочки белого хлеба и перекатывая во рту сухой кусок, Алнис не заметил бдительного ока общественности, которое наблюдало за ним из ольшаника на берегу речки. Когда это око заметило, что Алнис со старушкой кормят цыплят, оно вздохнуло с облегчением:

— Не разбойник. Возможно — просто жулик.

Следующий дом Алнис увидел с первого же пригорка. Липовая аллея вела с большака к хутору, окруженному кущей дерев. Как хорошо, что многие еще живут на хуторах: если даже его уличат в обмане, весть до соседей дойдет не раньше как после обеда. В поселке же один другому бы в окно кричал: "Внимание — тут ходит один, хватает все, что плохо лежит!"

Под окнами возле дома цвели розовые кусты широко известных "суперстар". Вокруг цветочной клумбы была настоящая мурава. Мурава свидетельствовала о вкусе, трудолюбии и богатстве: мало ли читано, что в Англии мураву могут позволить себе только лорды! В Латвии нет лордов и нет также настоящих газонов муравы, на которых могли бы валяться сами хозяева и играть собаки.

От двора возле дверей была уложена широкая, тесанная из камня ступенька и на ней посажена умеренно внушительная собака. Глаза у собаки заросли рыжими жесткими волосами. Это свидетельствовало о том, что наивную пастушью собаченцию когда-то обхаживал подлинный фокстерьер. Собака была, вероятно, пенсионного возраста, потому как начала лениво лаять, не шелохнувшись и не сходя со своей базы. По традиция теперь должен бы появиться кто-нибудь из домашних. Возле хлева стал браниться еще и петух, но люди не показывались. Надо посмотреть, не полет ли кто-нибудь в огороде огурцы. Алнис повернулся и глаза в глаза встретился с той же девушкой, которая разглядывала его на автобусной остановке. Алнис приподнял руку, чтобы снять в приветствии котелок, но нашел только волосы. После эдакой неудачи девушка коротко рассмеялась, затем опять накупилась.

— Здравствуйте…

— Здравствуйте, что вы хотите? — строго спросила девушка.

— Встретить кого-либо из людей этого дома.

— Мы живем в этом доме.

С цыплят тут нечего было и начинать. Хорошо хоть, что они, испугавшись собаки, сами это понимали и молчали.

— В вашем доме крысы и мыши водятся?

— Крысы прошлой осенью завелись. Весной, кажется, ушли. Мыши, да, скребутся на чердаке. Кошка-то одна не успевает их выловить. Ядами тоже особенно не хочется, могут растаскать, цыплят потравить… — Тут девушка опять сощурила глаза. — А вам-то что до наших мышей?

Хотя ростом эта малютка вместе со всеми начесанными полосами доходила ему до плеч, Алнис перед девушкой чувствовал себя неуверенно.

— Видите ли, я студент художественной академии и летом подрабатываю. Отделение грызунов Республиканской санэпидемстанции проводит испытание нового антикрысина, который совершенно безвреден для людей, птиц, а также для собак и кошек. Я должен разместить антикрысин в определенном районе, а потом собрать сведения. — Алнис снял рюкзак, чтобы показать пакетики с просом.

Девушка подумала, затем согласно кивнула. Это было похоже на правду. О молодых художниках уже слыхали, что они по внешнему виду не отстают от хиппи мирового стандарта. Немножко жаль, что этот тип не разбойник и даже не жулик, она бы разоблачила его. У него такой доверчивый взгляд и улыбка. Улыбка вообще-то идет этому волосатику. Совсем как третий сын из сказки.

— Лучше-всего, если приманку положить на чердаке. Балбес, пропусти!

Пес без возражений слез с камня, и девушка отперла дверь. Из сеней крутая лестница вела через люк на чердак. Алнис полез первым и башкой приподнял крышку люка.

На этом чердаке дощатый пол. С обоих торцов дома его освещали треугольные окошечки. Алнис широко раскрыл рюкзак и вынул препараты.

— Ставьте главным образом для мышей, но можно что-нибудь и для крыс, — приказала девушка.

— Правильно, иначе крысы обидятся.

— Я вас оставлю, мне надо покормить кроликов. — Девушка оставила крышку люка открытой и спустилась вниз.

Разбросав кое-где пакетики, рассыпав крупинки проса, Алнис принялся осматривать богатства.

На вбитых в стропила гвоздях висели старые нагольные тулупы, источенные молью, зеленоватые, изношенные до основы пальто с бархатными воротничками и воротниками из кротового меха. Под суконным пиджаком цвета мха висели пустые штаны с залатанными коленами. Казалось, будто висит самоубийца с опущенными плечами и втянутыми в штаны ступнями… Алниса окутывала сумрачная, немножко жуткая тишина.

Но работа есть работа. Старая одежда не годилась, у нынешнего поколения ноги и руки были подлиннее. Попалась бы какая-нибудь особенная шапка или фуражка, скажем, с блестящим козырьком… За рубежом такие имеются, а у нас их не производят. Но нет… Предков этого дома, видать, хоронили в фуражках. Зато под стрехой разных железяк хоть отбавляй. Когда Алнис стал перебирать их, они противно позвякивали. Обрывки цепей. Коровьи и собачьи цепи, только и всего. Нашлись бы хоть какие-нибудь наручники, совсем другое дело. Тут Алнис вспомнил: у часовенки с каменных столбиков свисали искусно кованные обрывки цепей, напоминающие терновые гирлянды. Их надо прихватить вместе с дверной ручкой. Среди кривых гвоздей, сломанных напильников и стертых подков он заметил нечто позеленевшее. Совсем как медная бабушкина ложка. Звонок высотой в целую пядь с язычком внутри. Алнис благоговейно брякнул им один раз. Будто потусторонний голос ангелов пронесся по чердаку вдоль висящих пальто. Это годится! Еще надо бы разузнать, кто из видных революционеров или композиторов жил в этой местности, и эту штуку можно выдать за школьный звонок той знаменитости. Положив звонок неподалеку от люка, Алнис возобновил раскопки в старом железе. И нашел — длинный, кованный кузнецом ключ со многими завитками и дырочками, как у ключа от сейфа, а верхняя петля его была так изогнута, что в нее удобно ложились пальцы. Это обязательно кто-нибудь купит для входной двери нового дома. Что из того, что нет подходящего замка. Ко скольким женским платьям на белом свете пришиты пуговицы, которые не застегиваются? Ключ он положил рядом со звонком.

Куча старых бумаг. Каллиграфически выведено слово "Протоколы". Наверное, одно из многочисленных латышских сельских обществ прошлого столетия. Исписанная печатными буквами коричневая оберточная бумага. "К оружию!" Такие протоколы и призывы интересуют историков да раз в году пионеров при сборе макулатуры, а не художников. На желтой обложке извивается красный как рак Уленшпигель. "Старый календарь Зубоскала". Это другое дело! Эдакого будут держать рядом с телевизором как противопоставление каменного века веку атомному. Вряд ли календарь хозяева станут продавать — нельзя будет определить столь низкую стоимость, по расценкам макулатуры это составит примерно 0,001 копейки. Поэтому Алнис небрежно сунул его в карман штанов. А потом, взяв следующее печатное издание, притих: с обложки зеленовато-черного журнала "Эпоха", скрестив руки на груди, холодными глазами лягушки глядел на него Гитлер. Сквозняк шевельнул висевшие на стропилах штаны… Ночью в этом обществе мертвецов и убийц он не смог бы и глаз сомкнуть. Рассыпанное просо не уберегло бы его и от крыс…