Розовый слон

— Цып, цып, цыплятки! — Алнис бережно вынул одного цыпленка, чтобы смыть чернильное пятно с пушистого затылка. Пятно не исчезало, а петушок отчаянно жаловался. У Алниса было с собой подходящее именно для такого случая "Детское мыло". Он обернулся к оставленному на берегу рюкзаку, но увидел возле него крепкие босоножки на пробковой подошве и над ними две стройные, сильные, голые, загорелые даже выше колен женские ноги; кто-то медлил пройти мимо. Кому, принадлежали эти ноги? Этого Алнис не узнал, — для этого надо было поднять глаза выше, но такое поведение могли бы истолковать как неприличное подглядывание. Алнис нагнулся над корзиной с цыплятами, а ноги удалились по направлению к ясеневой аллее.

Вот черт, сбегутся еще, начнут дивиться на то, как цыплят моют. К тому же обмытый цыпленок обмяк, наверное замерз, и больше не пищал… Алнис, ухватившись за иву, выбрался на дорогу, подхватил перевязанную рубашкой корзинку, чтобы сгинуть из центра.

Из-под навеса автобусной остановки за ним наблюдала владелица босоножек и сильных ног. Эдакая небольшая, кругленькая, бойкая. Черный пояс вокруг талии перерезал ее на две части — в одной оставались ноги и голубая мини-юбочка, в другой — облаченный в полосатый апельсинового цвета джемпер женский бюст, подпирающий овальное лицо в оболочке коричневых волос. Глаза были прищурены и глядели на Алниса и его корзину пристально и бесстрастно.

Алнис учтиво поклонился девушке. Ни одна длинная ресница даже не шевельнулась. После такой реакции было ясно, что Алнису следует отправляться в противоположном направлении. И он пошел под аккомпанемент будущих петухов.

Аллея становилась уже, обогнула другой пруд. На берегу пруда, окутанный жужжанием пчел, на солнце дремал когда-то белый домик с имитированными проемами окон в стенах. Четыре короткие колонны поддерживали пологий треугольный фронтон. Алнис сообразил, что это, должно быть, старая часовня при имении. Вокруг нее, вросшая в крапиву и покрытая мохом, виднелась развалившаяся каменная ограда, которой полагалось охранять покойников от живых. Алнис приостановился и свободной рукой ухватился за волосы.

Нечего было и надеяться найти здесь кованые ножки баронских гробов. Из истории известно, что за последние семьдесят лет через Латвию перекатывались туда и обратно две войны мирового стандарта и несколько воин помельче. А может быть, и каком-нибудь углу часовни скрывался побитый и незамеченный ангелочек, высеченный из доломита рукой мастера, или святая Мария. Он шагнул через канаву и подошел к двери. Дверь в елочку была заперта. Но в потускневшей дверной ручке что-то угадывалось под слоем вековой грязи! Алнис плюнул на ладонь и почистил ручку. Ага: появлялось нечто похожее на голову человека — величиной с голову цыпленка. Почистить, навести блеск — небось как еще пригодится! Только жаль, что дневное время… И не промелькнуло ли там за деревьями что-то оранжевое? Алнис не хотел привлекать к себе внимание и по тенистой аллее пошел дальше.

Аллея кончилась, началась настоящая сельская местность с желтеющими полями ржи и очень зелеными, наверно от свекольной ботвы. Дорогу пересекала еще не выпрямленная речушка. За ольховыми берегами ее находился крестьянский двор. Алнис остановился: надо было начинать операцию "Цыплята" либо операцию "Старинные предметы". У речушки грустила банька, у которой не хватало половины крыши. В траве были заметны места от костров. Очевидно, у баньки не было платного сторожа — и она стала жертвой индустрии туризма. Но вандалы, сжигающие стропила брошенных строений, в ценностях старинных предметов ничего не смыслят. Алнис положил жалобно пищавшую корзину в тени кустов, прислонил к стене баньки разбросанные решетки вешал сена и забрался на чердак. К сожа-лению, чердак и сама банька, куда он провалился сквозь прогнивший потолок, походили на разграбленные фараоновы гробницы. Не хватало лишь египетских навозных жуков, которых называют скарабеями и, преобразованных в брошки, носят на дамских блузках. Зато в расщелине бревна Алнис заметил несколько мумифицированных тараканов орехового цвета, до эры ДДТ тараканы были постоянными обитателями латышского крестьянского двора. Забрать их? Пожалуй, никто не станет покупать. Поднявшись на полок, Алнис пальцами перебрал зеленую труху банных веников. И нашел! Нашел длинную, жесткую кожаную веревку. Потянул и вытянул неподдельный постол с дыркой на том месте, где находился большой палец ноги. Постол наверняка годился! Спрятал его в рюкзак. С цыплячьей корзиной он отправился к самому дому. Ничего примечательного: сруб как сруб, крыша с напуском. За домом яблоневый сад. Там пожилая женщина привязывала корову на прикол, деревянной дубинкой загоняя в землю железный штырь. Деревянная дубинка могла бы заинтересовать покупателей только в том случае, если бы удалось доказать, что она принадлежала эстонцам, что окружали древний замок Беверины. Это было невозможно. Поэтому после вежливого "Бог в помощь" Алнис предложил старушенции цыплят. Старуха надела очки, которые висели на старом шнурке от ботинок на шее.

— Сынок, дак это же все петушки!

— Откуда вы знаете? — Алнис был крайне удивлен.

— Красный затылок и тут эдакий пупырышек, из которого вырастет гребешок.

— Но в городе сказали… что цены на цыплят подымутся до пятидесяти копеек за штуку, и за петушков тоже… — несвязно пробормотал Алнис, не будучи торгашом.

— Ну, если подымутся, тогда будем сами высиживать, — засмеялась старушка, приняв за шутку предложение незнакомца. То, что гость тронутый, она поняла сразу по высоким сапогам и длинным волосам — в такую жару даже бараны ходят аккуратно подстриженные. Разве мало эдаких в газетах выставляли и по телевизору показывали! Тех, которые у государства и у бога дни воруют.

Увы, остается лишь операция "Крысиный яд"… Алнис ткнул пальцем в свою медаль, висевшую на шее с заслуживающим внимания большим красным крестом.

— Я из отдела грызунов санэпидемстанции. Крысы и мыши есть в вашем доме?

Ага! Старуха понимающе улыбнулась: значит, крысолов. Ну да, те-то всегда такие забавные.

— Неужто мы беднее других — мыши пешь бегают! На чердаке овчинку изгрызли до основания.

— Значит, туда надо положить яду. У нас имеется такое средство, которое безвредно для кошек, людей и собак. Мы это делаем бесплатно, потому что крысы съедают огромное количество зерна. В государственном масштабе это окупается.

— Пожалуйста, пожалуйста! Ужасно нахальные, когда сплю, они через щели в потолке свешивают хвосты прямо в лицо мне.

И так Алнис, взяв пакетики с добротными зернами проса, по страшно скрипучей лестнице попал на чердак. Старуха, пыхтя, поднималась следом. Воровать тут было нечего, но старые латыши порою бывают недоверчивы, мало ли во время войны их обчищали. На чердаке кострика, топором обтесанные стропила, обычные веревки для белья и много всякого, хлама. Алнис с пакетиками в руках облазил все стрехи. Бочки — наверное, для соления мяса, для культурных целей они непригодны. Бутылки — обыкновенные, в деревне же "Old Scotch Whisky" не пьют. Постой: такие никелированные шарики! Да это же нанизанные вереницей погремушки с лошадиных хомутов! Когда зимой ездили на санках в церковь… Спросить, сколько стоит? Нет. Старуха заподозрит, не серебряные ли они, и не продаст. Значит, обстоятельства вынуждают — не будем говорить — воровать, а присваивать эти художественные ценности. Разница! Если поймают, то будем говорить то же, что и автоворы, — я хотел только позабавиться. Опустившись на колени тылом к старушке, Алнис упрятал погремушки в огромный карман штанов. Но стоило ему только приподняться, как нога загремела, и приходилось переставлять ее не сгибая, как протез. На гвозде висел лоскут какой-то материи. Он был когда-то белый и после стирки опять мог бы стать белым. Ветхий, разукрашенный красными выцветшими буквами. Ага, народная песенка в старой орфографии: