Дорога в Гандольфо

о участие, рассказать что-нибудь: познания у него были огромные.

Только однажды за все годы Гвидо нанес вред другому человеку. Да и то не по своей вине. Разумеется, речь идет о попытке газеты "Пополо" опорочить его кузена, папу. К счастью, коммунистический писака не коснулся женитьбы Фрескобальди на его сестре. Воспоминания о ней причинило бы Гвидо боль, поскольку Роза Бомбалини умерла от невоздержанности в еде еще тридцать лет тому назад.

Режиссер заторопился в гримерную Фрескобальди. Но опоздал. Леди, беседовавшая с Гвидо, несомненно, была синьорой Гринберг. На вид - типичная американка, к тому же, хорошо обеспеченная. Ее итальянский звучал немного странно: она тянула слова, будто зевала, хотя сонной не выглядела.

- Видите ли, синьор Фрескобальди, моя задача нейтрализовать те мерзости, которые сочинили коммунисты.

- О да! Конечно, пожалуйста! - растерянно бормотал Гвидо. - Они поступили бесчестно! Во всем мире не сыскать человека более непорочного, чем мой кузен папа! Я плакал от возмущения!

- Уверена, он в этом не сомневался. Ведь он так хорошо отзывается о вас.

- Да-да, он все понимает, - ответил Гвидо, и влага заволокла его моргающие глаза. - Еще детьми мы частенько играли вместе, когда наши семьи бывали друг у друга. Я больше всего любил из всех братьев и кузенов Джиованни - о, простите меня! - папу Франциска. Даже мальчиком он был уже хорошим человеком. Впрочем, какое это имеет значение? А как он умен!

- Он будет рад снова увидеться с вами, - сказала синьора. - Мы еще успеем определить точную дату, но он надеется, что вы встретитесь и вместе сфотографируетесь.

Гвидо Фрескобальди не смог совладать с собой и растроганно заплакал, правда, беззвучно и без жестикуляции.

- Он такой замечательный человек! Знаете, когда вышла та ужасная газета, он прислал мне записку. Он написал мне: "Гвидо, мой кузен и дорогой друг! Почему ты скрываешься все эти годы? Когда приедешь в Рим, пожалуйста, позвони мне. Мы сыграем в бачче. Я все подготовил в саду. Да будет всегда с тобой мое благословение! Твой Джиованни". - Фрескобальди промокнул глаза уголком вымазанного гримом полотенца. - И ни намека на гнев или даже недовольство. Разумеется, я никогда не побеспокою такую высокую персону: кто я по сравнению с ним?

- Он знает, что вы неповинны в той мерзости. Но, поймите, ваш кузен не должен ничего знать о том, что мы с вами готовим антикоммунистическую статью. С такими политиканами, как они, надо...

- Ни слова больше! - перебил ее Гвидо. - Я ничего не скажу. Послушаюсь вас и съезжу в Рим. Если понадобится, кто-нибудь из коллег подменит меня. Пусть публика забросает меня помидорами, но для папы Франциска я готов на все!

- Он будет тронут.

- Знаете ли вы, - Фрескобальди наклонился вперед в кресле и понизил голос, - что без усов и бороды я очень похож на моего высокопоставленного кузена?

- Вы действительно так думаете?

- Да. Нас часто путали в детстве.

- Это никогда не приходило мне в голову. Но теперь, когда