Печать дьявола (СИ)

Хамал вообще не принимал участия в этой кампании, уверенно заявив друзьям, что Митгарта они больше не увидят, но отверг догадку о прямой причастности к его исчезновению Нергала или Мормо. Ригель поверил Хамалу и никуда не ездил. Невер и Риммон тоже поверили, но труп искали -- чтобы, как заметил Сиррах, "проветриться". В итоге -- Невер вернулся ни с чем, а Риммон -- с подстреленным тетеревом из соседнего леска. Случайно повезло.

-- Гилберт, почему Вы уверены, что Митгарта нет в живых? -- Пока Невер с Риммоном пытались форсировать болото, Эммануэль внимательно вгляделся в бездонные глаза Гиллеля.

Спроси его об этом Морис или Сиррах, Хамал высокомерно улыбнулся бы со скучающим видом. Так он делал всегда, чтобы дать понять, насколько он умнее всех остальных. Но перед Ригелем актёрствовать никогда не хотелось.

-- В этом-то я как раз и не уверен, -- почёсывая ухо, сказал Гиллель. -- Мне трудно сформулировать это, Эммануэль. Наверное, точнее всего было бы сказать, что в живых нашего дорогого Бенедикта никогда и не было. -- Заметив ошеломлённый взгляд Ригеля, пояснил. -- На эту мысль меня, признаюсь, натолкнул наш Невер. Помните, он сказал, что все мы -- оборотни? -- Эммануэль кивнул. -- Риммон сказал, что слышал под Рождество выстрел в его комнате. Потом видел дыру от пули в диване. А Нергал и Мормо, нюхом-то обладающие, сами понимаете, нечеловеческим, с некоторых пор оба откровенно недоумевали: Нергал унюхал мертвеца, а Мормо чуял свернувшуюся кровь. Митгарт, судя по всему -- мертвец, но... похоже, стал им задолго до третьего дня... -- Гиллель замялся, но все же проронил, -- да и до Рождества тоже, пожалуй. Не удивлюсь, если он им и родился. Кстати! Если мои догадки верны, становится понятной его нечувствительность к чарам Виллигута! К тому же, судя по его мыслям, он был близко знаком и с нашей очаровательной Лили, но это знакомство не оставило у него неприятных воспоминаний. Впрочем, и приятных не оставило. Он думал о ней так же, как размышлял о необходимости почистить сюртук или купить табак.

-- Простите меня, Гилберт, а... вы сами сразу поняли всё о Лили? -- полюбопытствовал Ригель.

-- Нет,-- покачал головой Хамал. -- Сразу по приезде я подумал, что она -- одна из тех, кто, уразумев, что мужчинам от них нужно, считают, что вполне познали мир. Её мысли не раскрывали всех её ...хм... дарований. Но кое-что просто насторожило меня, и я решил... поберечься. Лишь некоторое время спустя, уже наблюдая за недомоганием Невера и Риммона, я понял истинное положение дел. Хотя... -- Хамал нахмурился. -- А понял ли? С Нергалом и Митгартом ничего ведь почему-то не случилось! Ну а последовавшая продолжительная связь с Мормо, тоже добавила мне недоумения. Для любой другой, в свою очередь, три ночи с ним подряд были бы смертельны.

Ригель некоторое время молчал, затем спросил:

-- А где сейчас Митгарт?

-- Нергал и Мормо видели, как он с головой ушёл в болото. Но я склонен думать, что извлеки мы его оттуда и отмой от тины -- он будет разгуливать по Меровингу как ни в чём ни бывало. Митгарт -- бессмертен, хотя нетление двигающегося трупа -- издевательская и удручающая форма вечности. -- Хамал вздохнул. -- Дьявольский розыгрыш какой-то.

-- А вы читали его мысли? -- с каким-то странным любопытством поинтересовался Ригель.

-- Да. С лёгкостью. А что? -- недоумённо кивнул Хамал.

-- Мертвец, способный думать?

Хамал взглянул в лицо Ригелю.

-- Ну, да. -- Гиллель опустил глаза и задумался.

Ригель улыбнулся.

-- Я не картезианец, но если не всё существующее мыслит, то все же очевидно, что всё мыслящее должно существовать... хотя бы для того, чтобы было кому мыслить. Почему же вы назвали его мертвецом? Чего не было у мыслящего покойника Митгарта, чтобы быть живым?

Хамал закусил губу и молча уставился в пол.

* * *

То, что на первом курсе гуманитарного факультета творится чёрт знает что, -- было общим мнением всего деканата. Четыре трупа и один пропавший без вести! Какой ужас! Да за все века своего существования Меровинг не знал ничего подобного!

-- Что ни говорите, а это маньяк. Трое из убитых -- девицы. И убиты одинаково. Маньяк, без сомнения.

-- А что творится в городе! Каждый месяц исчезают люди. Местные крестьяне пытались устроить облаву на этого мифического волка-убийцу. И что же? Ничего. Тупое мужичье. -- Профессор Пфайфер высокомерно усмехнулся.

-- А говорят, удалось попасть ему по хвосту горящей головней, это так?

-- Вздор, его никто не видел.

-- Но всё же нужно понять, что происходит, -- эмоционально жестикулируя, восклицал профессор Ланери.

-- Да, то, что something is rotten in the state of Danmark, очевидно, -- поддержал его профессор Уильямс. -- Происходит чёрт знает что. На курсе осталось всего восемь человек.

Преподаватель греческого, профессор Триантафилиди заявил, что, прослышав про творящееся здесь многие родители могут забрать детей и со старших курсов. Но главное -- что предпринять?

Только двое -- куратор факультета Эфраим Вил и латинист Рафаэль Вальяно -- не принимали в разговоре никакого участия. На шахматной доске перед ними осталось всего восемь фигур. Куратор улыбался.

Лицо Рафаэля Вальяно было задумчиво и непроницаемо.

Глава 29. Библиотечные изыскания

Пергаменты не утоляют жажды.

Ключ мудрости не на страницах книг.

-- И. В. Гёте, "Фауст"

Ларец с побрякушками был заложен Нергалом в основание подножия статуи Бафомета в Зале Тайн. Жизнь в Меровинге, казалось, вошла в размеренную колею. Опасения Хамала не оправдались, но он, прочно обосновавшись в запасной спальне Риммона, возвращаться к себе не собирался. По вечерам он зарывался в библиотечные анналы, а днём, после лекций, пока девицы занимались, они с Сиррахом обычно бродили по закоулкам замка, -- Хамал хотел сделать в университетском Обществе изучения древностей доклад о его архитектурных особенностях.

Весьма часто Эммануэль с Морисом становились свидетелями их въедливых и пристрастных дискуссий. Хамал полагал, что название замка -- не более чем претензия на древность. "Разве это средневековье? Да, в замке имеется донжон. Это, кстати, не Центральная башня, пристроенная много позже, а как раз небольшая Северная, в подземном склепе под которой расположен Зал Тайн. Но машикули для навесной стрельбы слишком декоративны для средних веков! То же можно сказать и об отделке башен и зубчатых стен с бойницами. Смесь поздней готики с романским стилем, господа, вот что это такое". Хамал датировал архитектурный комплекс Меровинга тринадцатым веком.

Риммон возражал. После того, как генерал Клаудио Аквавива в 1599 году утвердил устав "Ratio atque institution studiorum societatis Jesu", замок почти два столетия принадлежал отцам-иезуитам. Они достроили его и унифицировали строения. Но Зал Тайн, как верно изволил заметить его оппонент, являющийся криптой под донжоном, напоминает, и притом весьма, крипту церкви Сан-Поль в Жуаре, в Иль-де-Франсе, а это, воля ваша, господин Хамал, седьмой век!

-- Ну, если уж на то пошло, -- язвительно шипел в ответ Хамал, -- гораздо большее сходство прослеживается между архитектоникой Зала Тайн и церковью Сен-Лоран в Гренобле!

-- Не был я в Гренобле! -- огрызался Риммон, -- но резьба на крышках саркофагов в замке, как мог бы заметить господин Хамал, если бы, конечно, был повнимательнее, -- плоскорельефная, а это явное свидетельство меровингского стиля!

Эммануэль с улыбкой слушал их препирательства, чиня перья и конспектируя латинские тексты, а Невер, когда не читал очередной богословский фолиант, просто сладко посапывал под них на риммоновом диване. Просыпался он, когда слуги начинали, звеня бокалами, накрывать стол к ужину, и гостиную наполнял аромат снеди, а иногда его будил Рантье, вскакивавший всеми четырьмя лапами ему на грудь.