Комментарии к "Петербургским повестям" Н.В.Гоголя (СИ)
Комментарии к "Петербургским повестям" Н.В.Гоголя (СИ) читать книгу онлайн
Объединяющая идея Петербургских повестей - присутствие придуманного автором рассказчика как соавтора повествования. Рассказчик для каждой повести создается проекцией персонажа повествования со всеми его индивидуальными характерологическими и речевыми особенностями на автора, в целом нейтрального по отношению к происходящему. В качестве соавтора рассказчик своим языком пересказывает созданную автором фабулу, и тем самым определяет сюжетную линию. Кроме того, внося в повествование собственные субъективные оценки, рассказчик формирует контекст, который трансформирует авторский замысел. Субъективный контекст, созданный воображаемым соавтором может как дополнять и усиливать основную авторскую идею, так и вступать с ней в конфликт, гасить ее (Шинель). Рассказчик не становится тождественным герою повествования, но выступает как его дополнение, наследуя язык, психологический профиль, даже душевные болезни (Нос, Записки сумасшедшего). Разумеется, рассказчика также нельзя отождествлять с автором. Меняя особенности речи, стиль и ритм повествования рассказчика автор может на небольшом материале создать проработанный портрет героя, избегая дидактики и прямых указаний читателю. Рассказчик как соавтор в повестях Гоголя - это художественный прием для воплощения авторского замысла, это продолжение идеи рассказчика-соавтора, впервые реализованной А.С.Пушкиным в романе "Евгений Онегин" и "Повестях Белкина".
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
И почти машинально шел скорыми шагами, полный бесчувствия ко всему. Красный свет вечерней зари оставался еще на половине неба; еще домы, обращенные к той стороне, чуть озарялись ее теплым светом; а между-тем уже холодное синеватое сиянье месяца становилось сильнее. Полупрозрачные легкие тени хвостами падали на землю, отбрасываемые домами и ногами пешеходцев. Уже художник начинал мало-по-малу заглядываться на небо, озаренное каким-то прозрачным, тонким, сомнительным светом,...
Описание передает профессиональный взгляд художника Чарткова. Чартков был наделен способностью видеть краски, свет и игру теней на предметах, не прилагая к этому усилий. Вероятно, у него действительно настоящий талант к живописи.
Парень назывался Никитою, и проводил всё время за воротами, когда барина не было дома. Никита долго силился попасть ключем в замочную дырку, вовсе незаметную по причине темноты.
Эпизод передан глазами Чарткова, ему не приходит в голову, что его слуга попросту пьян. Кроме того, Чартков не высказывает неудовольствия тем, что ему пришлось ждать Никиту. Вероятно, мысли художника заняты другим.
Молодой Чартков был художник с талантом, пророчившим многое: вспышками и мгновеньями его кисть отзывалась наблюдательностию, соображением, шибким порывом приблизиться более к природе. "Смотри, брат", говорил ему не раз его профессор: "у тебя есть талант; грешно будет, если ты его погубишь. Но ты нетерпелив. Тебя одно что-нибудь заманит, одно что-нибудь полюбится - ты им занят, а прочее у тебя дрянь, прочее тебе ни по чем, ты уж и глядеть на него не хочешь. Смотри, чтоб из тебя не вышел модный живописец....
В повествовании неожиданно зазвучал голос другого рассказчика, с характерным собственным строем речи и лексиконом - присутствует инверсия в предложениях, архаические и простонародные слова: "кисть отзывалась наблюдательностию, соображением, шибким порывом приблизиться более к природе. "Смотри, брат", говорил ему не раз его профессор: "у тебя есть талант; грешно будет, если ты его погубишь". По всей видимости, тут звучит речь наставника Чарткова в живописи, профессора, пробившегося из самых низов благодаря своему таланту. "Внушение" опытного профессора легло в основу гипнотического видения, переживаемого в дальнейшем Чартковым.
... повесил перед собой на стену и подивился еще более необыкновенной работе: всё лицо почти ожило и глаза взглянули на него так, что он наконец вздрогнул и, попятившись назад, произнес изумленным голосом: глядит, глядит человеческими глазами!
Третье упоминание огромной силы воздействия портрета.
Это было уже не искусство: это разрушало даже гармонию самого портрета. Это были живые, это были человеческие глаза! Казалось, как будто они были вырезаны из живого человека и вставлены сюда.
Четвертое упоминание глаз портрета и второе - разрушения гармонии.
... только ему сделалось вдруг, неизвестно отчего, страшно сидеть одному в комнате. Он тихо отошел от портрета, отворотился в другую сторону и старался не глядеть на него, а между тем глаз невольно сам собою, косясь, окидывал его.
Очередное указание на огромную силу воздействия портрета - нагнетается страх, неприятные переживания.
Глаза еще страшнее, еще значительнее вперились в него и, казалось, не хотели ни на что другое глядеть, как только на него. Полный тягостного чувства, он решился встать с постели, схватил простыню и, приблизясь к портрету, закутал его всего.
"...не хотели ни на что другое глядеть, как только на него" - здесь начинается описание подавляющего гипнотического воздействия портрета.
Но наконец уже в самом деле ... он видит, видит ясно: простыни уже нет ... портрет открыт весь и глядит мимо всего, что ни есть вокруг, прямо в него, глядит просто к нему во внутрь... У него захолонуло сердце. И видит: старик пошевелился и вдруг уперся в рамку обеими руками. Наконец приподнялся на руках и, высунув обе ноги, выпрыгнул из рам...
Начиная с этих слов и до конца всей первой части следует описание гипнотического видения, испытываемого Чартковым под действием портрета.
Чартков силился вскрикнуть и почувствовал, что у него нет голоса, силился пошевельнуться, сделать какое-нибудь движенье - не движутся члены.
Гипноз сопровождается нарушением способности говорить и двигаться. Важно отметить еще и другие различия в описании обычного сна (повести "Коляска", "Невский проспект") от гипнотического видения или внушенной реальности. Сон начинается с вполне естественных, реалистических переживаний и сопровождается постепенным нагромождением препятствий с последующим усилением чувства неловкости. Наиболее интенсивное переживание предшествует пробуждению. Гипнотическое видение, равно как галлюцинация или бред начинаются с невозможного или невероятного явления, в то время как эмоциональная составляющая переживания изменяется мало. Видения Чарткова с неоднократными ложными пробуждениями соответствуют гипнотической реальности, а не сну. Погружение в гипноз произошло от "внушения" профессора и под воздействием портрета, вызвавшего интенсивные переживания художника.
Свет месяца озарял комнату, заставляя выступать из темных углов ее, где холст, где гипсовую руку, где оставленную на стуле драпировку, где панталоны и нечищенные сапоги. Тут только заметил он, что не лежит в постеле, а стоит на ногах прямо перед портретом.
Окружающая действительность в состоянии гипноза воспринимается фрагментарно, ориентация в пространстве утрачена.
И видит он: это уже не сон; черты старика двинулись, и губы его стали вытягиваться к нему, как будто бы хотели его высосать ... с воплем отчаянья отскочил он и проснулся.
Многочисленные "пробуждения" не должны вводить читателя в заблуждение. Гипнотическое видение не прекращается очередным "пробуждением", оно продолжается до самого финала повествования.
Но сжатая рука чувствует доныне, как будто бы в ней что-то было. Биение сердца было сильно, почти страшно; тягость в груди невыносимая. Он вперил глаза в щель и пристально глядел на простыню. И вот видит ясно, что простыня начинает раскрываться, как будто бы под нею барахтались руки и силились ее сбросить.
Видение продолжается, переживания эмоционально окрашены - Чартков испытывает сильное волнение, страх.
Он вскочил с постели, полоумный, обеспамятевший, и уже не мог изъяснить, что это с ним делается: давленье ли кошмара или домового, бред ли горячки, или живое виденье.
Гипнотическое сознание не похоже на сон, кошмар или горячку, восприятие окружающего неадекватно, Чартков возбужден и не может объяснить происходящее.
При всем том он всё-таки не мог совершенно увериться, чтобы это был сон. Ему казалось, что среди сна был какой-то страшный отрывок из действительности.
Чартков испытывает сомнения в адекватности того, что ему виделось, однако не может представить себе исчерпывающего объяснения.
... даже стал подозревать, точно ли это был сон и простой бред, не было ли здесь чего-то другого, не было ли это виденье.
Чартков понимает, что привидевшееся непохоже на сон или помутнение сознания, возникает предположение о некоем видении, однако, причину и суть его Чартков объяснить не может. Следует отметить, что восприятие Чартковым происходящего во время видения и до него существенно отличаются. До момента погружения в гипноз Чартков без усилий замечал игру красок, света и теней на окружающих предметах. Описание его видения сосредоточено на субъективных переживаниях - сердцебиение, тяжесть в груди, страх и ужас то происходящего. Фрагментарное, отчасти спутанное сознание с потерей ориентировки в пространстве при бедности эпитетов, красок и света соответствуют восприятию происходящего Чартковым под действием гипноза и передано рассказчиком.